— Нет! — взвизгивает она. — Ну… то есть, не так же. Их пятеро. Стояли такие, курили… Один только мне понравился. Но я ж не думала, что все толпой меня преследовать начнут! Брр, — её передёргивает. — Ой, ракушечки! — тут же переключается она на сувениры. — Смотри, какие прикольные, радужные!
Маринка, конечно, пропускает толпу несущихся по дорожке мужиков. Люба с трудом опускает брови.
Хорошо, что их не заметили.
— Ну ты даёшь, — усмехается она и, наконец, получше оглядывает тесную лавчонку. Стены увешаны плакатами, досками с магнитами, картинами на морскую тематику, на полках подделки — ракушки, жемчужины, чайки, русалки… много русалок.
На это есть спрос?
А на двухметровую фигуру… русала? Мощный хвост с плавниками, рельефный торс, чёрные волосы до плеч и голубо-синие, топазовые глаза.
— Этот не продаётся! Часть моей коллекции. Здесь вообще мало что продаётся, девочки… Что вам надо?
Голос властный, с хрипотцой, женский, доносится откуда-то снизу, но её обладательницы не видно.
Маринка тут же хмурится.
— Как это, не продаётся? А зачем тогда? А деньги вы за что берёте, за просмотр? Я не согласна, — звучит так, словно она готова отдать все свои деньги из принципа за… да хоть за фигуру русала. Будто Маринку собрались обокрасть, но не так, как ей хотелось. И это возмутительно!
Люба смеётся и кладёт книжку и полотенце на прилавок.
— Наверное, оно здесь просто стоит, как украшение, не надо ничего… — она вздрагивает от неожиданности, когда ловит на себе взгляд синих глаз, — платить. Здравствуйте!
К ним выходит сосредоточенная, хмурая карлица, попеременно бросающая взгляд на стеклянную дверь.
— Нехорошая погода, нехорошая… И вы — предвестники!
Она… красивая, несмотря на свой рост. С очень выразительными чертами лица, локонами чёрных волос почти что до пола и полными, яркими без помады губами.
И странными повадками.
— Предвестники чего? — не понимает Маринка и отступает от неё Любе за спину. — А вы тут… это всё ваше, да? А ракушки тоже не продаёте? Вон те, — кивает на радужные острые завитки. — Красивые.
Карлица отворачивается от вида начинающего накрапывать дождя и оживляется, буркнув «может, так что-то…»
— Да, девонька! Ракушки все продаются. Посмотри, какая тонкая работа! Всего пятьсот рублей. Но тебе скидочку сделаю — четыреста восемьдесят. Вот, — подходит и с трудом достаёт коробку с ракушками. — Тебе зелёную, голубую или розовую? Или ты хочешь всё сразу? Вижу, что хочешь! По глазам вижу!
Люба усмехается, наблюдая за этим. Всё, оставаться Маринке теперь здесь на отработку продавщицей кваса или официанткой в прибрежном ресторанчике…
Во всём этом русалочьем великолепии есть что-то жуткое. И красивое. Она засматривается на статую, но отворачивается, когда ей кажется, что топазовые глаза сверлят её взглядом в ответ.
А вот глаза Маринки разгораются азартным огнём.
— Всё хочу, да. Ещё и по скидке! Так мило. Люб, ты слышала, мне решили за четыреста продать! Смотри, прелесть какая. Розовые особенно.
— Четыреста восемьдесят! — добавляет карлица, но так, для проформы, не слишком громко и с наимилейшей улыбочкой. — Хорошо-хорошо… А вот жемчуга тебе нужны? На шею? Бусы! Будешь самой красивой здесь! Амулеты ещё есть… Вот — чтобы привлечь мужчину, для красоты, долголетия, многодетности…
Это уже интересно. Люба подходит к ним ближе, но не так чтобы попасть в сеть шопоголизма.
— А есть, чтобы спать получше? Какие-нибудь травяные подушечки или настои?
— Пф, — бросает на неё Маринка возмущённый взгляд, — старуха, что ли? Не слушайте её, вот что там про мужчин и молодость было? Давайте нам. Амулеты, это тема! Я в журнале читала одном, только ему доверяю. Так там про энергетику было, что вещи её хранить могут. А амулеты, это такие вещи, в которые эту энергетику намеренно запихнули, чтобы они потом её отдавали людям. Да? — спрашивает у карлицы деловито, будто и вправду со знанием дела.
— Запихнули, да… Запихнули, чтобы запихнули… — карлица ухмыляется.
Люба теряет интерес к разговору и подходит к полке с украшениями, где как раз очень удобно висит зеркальце. Может быть, и вправду прикупить что-то небольшое, что можно носить дома, на память о поездке?
В магнитиках никакого толку нет, а вот аккуратные бусы с якобы жемчужинками смотрятся неплохо.
— Нет, не показалось! — тут же теряет весь торговый запал карлица, когда до лавки доносятся оглушительные раскаты грома и отсвечивают высверки молнии.
Маринка вздрагивает.
— Эдак ударило! Жуть. Ну, считайте мне вот это, — набирает в жменю всё, что ей приглянулось.
Карлица качает головой.
— А ну, положи всё на место и убирайся!
Она подбегает к двери и влепляется в стекло, прижавшись так, будто надеется просочиться сквозь — лицом и руками. Кто-то вскрикивает, проходя мимо и случайно переводя на неё взгляд.
— И заспанку свою забирай!
На улице разворачивается настоящая буря.
— Да что происходит? — отвлекается от своего отражения Люба.
— Ненормальная, — шипит ей обиженная Маринка, кивая на хозяйку лавки. — Идём лучше… — и с тоской смотрит на ракушки.
— Да мало ли, купишь ещё где-нибудь…
«Или не купишь… Это даже лучше…»
— Идём, пока всё совсем не разбушевалось.
Люба тянет подругу за локоть, а карлица принимается бегать по магазину туда-сюда.
— Что ж делать… Надо собираться… Всё, я так больше не могу, я уезжаю!
— Куда? — медлит у двери Маринка. — Я ведь думала попозже зайти. Насколько, выходные? — ищет она глазами расписание лавки.
— Навсегда! В другую страну! Бог ты мой, я уж думала в этой богом забытой стране я в безопасности!
— Это не забытая страна, все говорят, что с нами Бог! — возражает Марина. — И ракушки! В смысле, — спохватывается она, — ракушки-то продайте. Я покупатель. Клиент. Который прав! Люб, скажи, ну?
— Женщина, наверное, грозы боится, — предполагает Люба, — зайдём, когда погода прояснится, если хочешь.
Снова громыхает. Снова карлица вскрикивает:
— О нет! Что там происходит?!
— Видишь, — терпеливо улыбается Люба, — это фобия.
Маленькая женщина появляется рядом словно из воздуха и, хотя они и так собирались уходить, выталкивает девушек под проливной дождь.
— Ай, — ладонями прикрывает Маринка голову, — не толкайся! Люб, нет, ты виде… — она осекается, так как с той стороны дороги на неё смотрит всё та же компания тёмных и загорелых мужчин. — Ой…
Из лавчонки вперёд выбегает карлица и прикрывает несостоявшихся покупательниц собой. Не полностью. Частично.
— А ну, пошли вон! Ротозеи!
— Рото кто? — слышится отдалённо от одного из них. Но второй только отмахивается. И, гулко переговариваясь, бросая недовольные взгляды в сторону девушек, компания спешит ретироваться.
— Спасибо, — улыбается Марина. — Знакомые ваши?
— Вот ещё! Мужчин пугают сильные женщины! — прикрикивает карлица. — А теперь, выметайтесь! Вас здесь не было, меня тоже не было!
При очередной вспышке желтобокой молнии статуя русала раскалывается надвое.
— Ой… — охает торговка.
Маринка вцепляется в руку Любе и тянет её в сторону отеля.
— Всё и вся будто с ума сошли, идём…
Люба с трудом отводит взгляд от расколовшегося русала и поддаётся усилиям Маринки, сдвигаясь с места.
— Странно, — бросает она и тормозит снова, когда в поле зрения попадает…
Роман останавливает друга и кивком указывает ему на Любу с Мариной, тихо что-то говорит и оставляет его позади, собираясь подойти к девушкам.
— О нет, — вцепляется Люба в подругу, не сводя напряжённого взгляда с малознакомца-прилипалы.
— Что?
— Я книгу забыла в лавке.
ГЛАВА 2. Наглец любит воспитанных девочек
Смешные и странноватые девушки под дождём.
По стёклышкам очков Любы бежит вода, так что она снимает их и теряет фокус.
Отлично, может, получится выйти из неловкой ситуации, если она не будет её видеть?
Его, точнее.
Романа.
Курортного.
Вернуться бы за книгой, но она слышала, как карлица с криками замыкала дверь.
А если принять во внимание дождь и рыскающих, словно волки, Маринкиных мужиков…
В общем, в лавку и вправду придётся возвращаться позже.
— А у нас всё отменилось из-за бури, — словно давним знакомым объявляет Роман, якобы вскользь окидывая Маринку взглядом. — Так что мы здесь. А ещё… Любовь, да? Может к нам? У нас шампанское есть и конфеты. Давайте быстрее, дождь усиливается! — собирается он взять её под руку, подступая ближе.
К себе зовёт! Выпить предлагает! Да за кого он их принимает вообще?
Люба не даёт до себя дотронуться и тащит Марину дальше.
— И для чего? — бросает Роману.
— Провести время.
— Кто такой? — спрашивает её Маринка, поминутно оглядываясь на Романа.
— Я не знаю, — шипит Люба, — но он думает, что мы доступные девушки!
— Нахал! — хмыкает она и ускоряет шаг. — Ещё один нахал. И вообще, мы тут единственные дамы, что ли? Или самые красивые? — улыбается и оборачивается снова.
— А чего ты глазеешь так?
Люба останавливается. Ещё не хватало убегать от двух увальней. Чтобы они с усмешками своими сальными, полными превосходства, смотрели вслед.
Ещё чего!
Она оглядывается и понимает, пусть дождь и плохое зрение размывают картинку, что две фигуры медленно надвигаются на них.
— Чёрт, Маринка, они идут за нами, пошли быстрее. Сумасшедшие!
— Да-да, — кивает она и снова ускоряет шаг. — А он будто к тебе шёл, пусть и на меня, — в голосе плохо скрываемое довольство, — смотрел. Знакомы? А тот, другой, друг его?
— Смотрел… Да, ему видимо всё равно, на кого смотреть! В смысле, неважно, ты поняла. Жуть какая, ещё вокруг никого, надо скорее добраться до отеля. А я ещё хотела на рынок сходить…
— Вместе сходим попозже, ничего! Жуть, ветер какой, — спотыкается она обо что-то и наступает в лужу. — У меня туш потекла? Посмотри, — по лицу её ручьями стекает вода.