— Жуть, — комментирует он.
— Нужно выбираться отсюда! — кивает она.
И Роман, словно это был призыв к действиям, подхватывает её на руки и, качнувшись, но всё же устояв на ногах, принимается нести к отелю.
— Я помогу.
Она хватается за его шею, не возражая, в принципе. Обувь, мокрая, едва не выпадает из рук.
— Ой, — вспоминает, — а как же котик? Ты не видел, с ним всё в порядке?
Роман подрагивает, старается, чтобы не стучали зубы.
— Да что с ним случится! Ты ведь замёрзла, Люба, ты важнее.
— Вовсе не замёрзла, — возражает она, — разворачивайся.
— Замёрзла! — убеждает он, чувствуя, как по коже от холода пробегают мурашки. — Я ведь знаю.
— Ром, я не уйду без кота, заснуть не смогу, если буду думать, что он захлебнулся.
Роман вздыхает, и всё-таки разворачивается.
— Но мы не найдём его. Он дикий. Наверное, давно уже испугался и убежал.
— Проверим для очистки совести. А потом пойдём пить что-нибудь горячее.
— Ладно, — сдаётся он и, стараясь не поскользнуться, идёт к морю.
Кот выбегает будто бы из воды и едва не сшибает Рому с ног.
— Чёрт! Нет, ты видела? А мы его спасать собирались.
Люба не видела, но смеётся.
— Вот и отлично!
Так как Романа пыталось всосать в себя море, возможно, не просто так, а из-за неё, Люба чувствует ответственность и соглашается на то, чтобы согреться вместе.
Возле отеля есть очень приятное место с закрытой террасой на случай непогоды. Застеклённой, но с возможностью открывать нараспашку все окна. Снаружи работают электрические ловушки для насекомых. Внутри трещит пламя в огромном кирпичном камине. Деревянные столики, кресла, несколько гамаков… Приятная, тихая музыка без слов, уютно.
Люба сидит в гамаке и дует на чай с молоком, грея пальцы о большущую кружку.
Роман мнётся рядом, решая, не слишком ли интимным будет устроиться рядом, так близко к ней. Но… он раздобыл плед, поэтому всё оправдано! И Рома устраивается с Любой, укрывая и её, и себя, как можно плотнее, прижимаясь к ней горячим боком и улыбаясь слегка смущённо.
— Романтика, — тянет он вдруг, сам не ожидая, как глупо и странно это прозвучит.
— Да сколько ж можно, Ром! — тянет она уже лениво.
Боже, а ведь была бы она уступчивой, а не упрямой, уже давно была бы замужем, просто потому что с этими мужиками в какой-то момент становится не с руки спорить.
Проще плюнуть да согласиться.
Но это путь не для ни рыбы ни мясо!
— Ладно-ладно, — отмахивается он, извини. — Приятно здесь, — оглядывается Рома так, словно это помещение его, и он этим горд, — хорошо… Ну, ты уже решила?
— Решила что?
— Будем ли общаться.
— А зачем тебе просто общение? У тебя ж друг есть, с которым ты на девушек споришь.
— А почему нет? Говорю же, ты интересна мне. Что я тебя, настолько мучаю, что и дружить нельзя?
— Да дело в том, — отпивает она чай и валится в гамак, совершенно прекрасно чувствуя себя в его футболке, — что вы все говорите одно, а на уме всегда совсем другое. Вроде сидим, нормально, фильм смотрим и тут — бац, рука смещается куда-то не туда. А ведь хорошими друзьями были, обычно вздыхаю я, чего начинается-то?
— Ну… может, со мной не так будет? Может ты захочешь наоборот? Или я не захочу и будем дружить, — спрашивает он будто осторожно, хотя сам, похоже, слышит уже, как оно прозвучало.
Словно другого варианта и быть не может, кроме того, что он ей понравится! Ну, или что она ему — нет.
Роман закусывает губу от досады.
— Я не имею в виду ничего плохого, если что.
Ну, всё ясно, он идиот. Но, вроде, безобидный идиот. А у неё отпуск, свобода от душноватого и нарциссичного Максима, можно расслабиться и…
Люба, даже не открывая глаза, потому что смысла в этом мало, ведёт узкой ладошкой по его горячему торсу.
И Роман замирает, как если бы боялся её спугнуть.
И тут же при этом рискует:
— Что, будем… общаться?
— Боже… — она закатывает глаза под веками и убирает руку, — это по-твоему общаться?
— Да нет, нет! — он ловит её за руку и возвращает ладонь на свой торс. — Это я так, просто ляпнул.
Люба смеётся.
— Нет. Ничего не будет. Точно. Потом ещё будешь бегать за мной и думать, что мы теперь встречаться обязаны. Никакого удовольствия.
— Ты не похожа на ту, которая хотела бы иначе!
— В каком смысле? — она садится и зевает.
— Ты… не испорченная, сразу видно. Ты тут же должна была подумать, что теперь мы вместе и навсегда, и очень бы расстроилась, если я так не думал.
— Но ты мне не нравишься, при чём здесь испорченность? Тело неплохое, можно повеселиться, на этом всё. Мы же на отдыхе, кто тут отношений ищет?
— Да все ищут! Девушки особенно. И, да ладно, будто ты так хоть раз вела себя, — хмыкает он, окидывая её красноречивым взглядом. — Ты хорошая, тихая, принципиальная. С придурью какой-то, которая меня с ума сводит. Но, — продолжает, не меняя тона, — общаться-то будем?
Любе хотелось немного поставить его на место. Но она просто…
— Ром, — улыбается, — я перестаю тебя понимать.
— Ладно, замяли. Так как, увидимся ещё, да?
Она едва ли не шипит.
— Зачем?
— Просто так, — выдыхает он, теряя самообладание, и заключает: — Ты невыносима.
Люба спрашивает:
— Мы есть-то будем или я могу пойти в номер?
— Будем, — срывается он с места, но медлит, замечая Алёшку.
— Вы тоже здесь! — радуется тот, подбегая ближе. — Привет, — поднимает на Рому взгляд, и будто чего-то ждёт.
А Роман понимает, вот он шанс сменить Любин гнев на милость!
И он опускается на корточки перед Алёшкой, улыбаясь ему дружелюбно и открыто.
— Привет, пацан. Голоден? Мы собирались поужинать. Хочешь с нами?
— Ага, — кивает он и оборачивается на Любу.
— Можно? — спрашивает её Рома и треплет малого по волосам. — Мы тогда пойдём закажем что-нибудь. Хочешь, — снова обращается он к Алёше, — забирайся мне на плечи, покатаю!
— Давайте, давайте, — радуется Люба.
Благодаря Алёшке появился шанс, что вечер будет вполне себе спокойный.
За окном бушует море. Хочется скорее вернуться в номер, чтобы проверить Арктура.
Роман помогает малому забраться на себя и, делая вид, будто он лошадь, пару метров скачет по помещению под мальчишеский смех.
Маринка, которая в этот момент появляется в дверях, провожает их умилённым, горящим взглядом.
— Какой мужчина… — выдыхает она, садясь рядом с подругой. — Так детей любит, только глянь!
— Если бы детей… Точнее, — она морщится, — что я говорю! Привет! Я очки потеряла, но думаю, что ты отлично выглядишь.
— Конечно, — улыбается она. — Ой… а я свидание тебе порчу, да? Мы тогда уйдём сейчас, не волнуйся!
— Нет, — улыбается Люба, — ты даже можешь его перехватить, если хочешь.
— Да? — ползут вверх её брови, но затем она вспоминает о красавчике-бандите в Любином номере и кивает.
Роман возвращается.
— А вот и мы.
— Мама, — тянет Алёша руки к Маринке, но Рома не замечает этого, только помогает ему слезть на пол.
Теперь они устраиваются втроём за небольшим столиком, едят, разговаривают, но Роман то и дело отвлекается на мальчика, который будто нашёл себе нового друга, которого ни с кем не хочет делить.
— Это так мило, что ты ладишь с детьми, — никак не унимается Маринка.
— А как иначе? — улыбается он, хвалясь собой и хваля мальчишку. — Ты посмотри на него! — треплет малого по голове. — Умный, классный пацан, энергичный такой. На мать похож.
— Думаешь? — ещё больше загораются у неё глаза.
— Конечно, — он садит малого к себе на колени и пододвигает к нему чашку с мороженым.
— А говорят все, что на отца, — вздыхает Маринка.
— Ну, — задумывается Рома, — нет… Он красивый, весь в мать.
Марина смущённо поправляет причёску.
— Ну ладно, с этим я вынуждена согласиться.
— Мама, — облизывает Алёшка ложечку, — а можно ещё мороженое?
— Сегодня можно.
— Мама? — переспрашивает Рома и переводит взгляд на Любу. — Это не твой сын?
Она усмехается и показывает ему язык.
Роман с облегчением выдыхает.
— Фух… — и тут же пытается оправдаться: — Нет, это ничего, если бы. Я люблю детей, правда!
Маринка смотрит недоумённо.
— Алёша, оставь его, иди-ка сюда лучше…
На этом Люба поднимается.
— Ну-с, мне пора, а вы тут посидите, втроём, — произносит с улыбкой и идёт к выходу.
***
Арктур не удержался от того, чтобы слегка не проследить за своей Любовью…
Море волновало его, оно странно себя вело. Но сам Арктур был ни при чём, он лишь разок попросил ветер проучить того нахала, что докучал его человечке.
Странно…
Он переводит взгляд на тёмное окно и вздыхает. Опускается на дно и уже оттуда, чтобы отвлечься и привести мысли в порядок, тихо начинает петь.
А рядом с единорогом лежит довольно большой чёрный завязанный сверху пакет.
Люба ведь просила, чтобы он следил за чистотой. Что же… Он может уступить, может поступиться своей гордостью.
Она появляется уставшая, без очков, в мужской футболке, от которой пахнет мужскими же духами, с оцарапанной коленкой, но довольная.
— Эй, как ты тут?
Он поднимается, но лишь для того, чтобы окинуть её недовольным взглядом и лечь снова, так и не удостоив ответом.
Люба для начала ищет запасные очки, а когда надевает, чувствует себя ещё лучше.
Вот только… чего это он молчит?
Она тревожится и спешит к бассейну.
— Всё в порядке?
— Да…
— Я рада. Море было странное. Твои проказы? — тут уже беспокойство в её голосе сменяется на иную эмоцию.
— Нет, — отвечает он тем же тоном.
И говорит правду.
— Странно…
Она замечает пакет и мгновенно всё понимает. Напряжённый, значит, потому что ему неловко. Бедолага, трудно, будучи могущественным хозяином морей, в общем…
Она мягко улыбается и решает тактично промолчать. Вместо этого забирает пакет и решает вынести мусор на улицу. Видела за отелем большие баки. Как раз и обёрток из-под еды скопилось, их Люба захватывает тоже.