— Нет, всё, что делал, ты знаешь. Просто твоё восприятие времени немного не так работало. Не сердишься?
Люба качает головой.
— Ты сможешь меня разбудить, когда нужно будет?
Он кивает.
— Оболью тебя водой.
— Что? Нельзя тут лить воду, ты ещё не понял?
Она накрывается одеялом с головой и чувствует почти сразу, как проваливается в сон. Тем не менее успевая пробормотать:
— Напомни мне спросить о том, как ты понимаешь мой язык… И о карлице и о том, что со мной не так… И о… Нет, впрочем, неважно…
ГЛАВА 12. Русал С КОТом
Любопытно, о чём бы ей хотелось, чтобы Арктур напомнил ещё спросить?
Он наблюдает за ней, спящей, жертвуя своим сном.
Не то, чтобы он был настолько самолюбив и ценил в первую очередь свой комфорт, но сейчас хорошо бы побыстрее восстановиться. И он, как никак, король, а Люба, похоже, не совсем понимает это.
И ему кажется это милым и очаровательным.
Он зевает под водой. Странное чувство, в море почти никогда не возникало, а здесь увидел разок у Любы, и пошло-поехало.
Она попросила её разбудить, и при этом не разлить воду (хотя Арктур пошутил, конечно, сказав, что обольёт её). Но будить её так не хочется…
Милая, спит и… похрапывает, тихо и редко, очень мило. Звук такой, будто собирается засмеяться, но обрывает себя.
Арктур, заслушавшись, едва не засыпает сам.
Спохватывается он, когда в окно стали бить солнечные лучи. В этот раз, почему-то, не тёплые и ласковые, а жгучие и золотые.
Арктур не очень жалует солнце и яркий свет.
— Любовь, — зовёт он негромко, — Любовь, пора вставать!
Недобрый знак, что уже на рассвете наступает такая жара.
Арктур с громким всплеском опускается на дно бассейна. Хмурый и сосредоточенный, будто это ему, а не ей, идти сейчас к морю просить сокровища.
— И что ещё за карлица? — спрашивает он со дна, не проверяя даже, проснулась ли Люба.
— А? Что? — с трудом приподнимается она, но тут же посильнее натягивает одеяло. — Карлица хотела съесть Алёшку…
— Какого Алёшку, что такое карлица?
Люба морщится и утыкается лицом в подушку.
— Ммм, тише, рыбка…
— Где? — оживляется Арктур и приподнимается над водой. — Здесь моя рыбка? Рыбки и правда тихие, не все, но большинство. Это мне в них нравится. Если сравнивать их с птицами, они выигрывают. Потому что ваши птицы орут и шумят крыльями, а плавники у нас считаются тем лучше, чем меньше создают звука и проще скользят в воде. А какие у вас критерии оценивания опорок?
Похоже, он успел соскучиться по морю, а прошло-то всего ничего…
По морю и по общению. Правда, говорить пока не хочется ни с кем, кроме Любы. А она всё ещё хочет спать и скоро уходит.
Арктур тяжело вздыхает.
— Да нет, ты рыбка, карасик… — она зевает, ещё немного и совсем проснётся, но так не хочется. — Точно пора вставать?
— Точно. И я не рыбка. Уж больше дельфин тогда, — произносит он задумчиво и возвращается к прежней теме: — Так что такое карлица и алёшея?
— Леший? — всё же поднимается Люба и на всякий случай даже отбрасывает ногой одеяло подальше — от греха. — Ты знаешь леших? Они тоже есть?
— Есть лешие, но ты говорила о ком-то другом. Или о чём-то, я слов таких не знаю. Или забыл… — хмурится он, пытаясь вспомнить.
— Карлицу зовут Афина, она маленькая странная ведьма, которая и… продала, да, в итоге, продала мне твои бусы. Точнее, — она зевает, — мои бусы.
Он вспоминает о них, снимает и протягивает ей.
— Возьми пока, пусть хозяйку не забывают. Только верни на всякий случай перед тем, как уйдёшь. А Алеешка?
— Алёшка, это сын моей подруги.
Она зачем-то наклоняется, чтобы он сам надел на неё жемчуга.
И Арктур осторожно надевает на неё бусы.
Странно, но чаще всего, когда он прикасается к ней вот так, руки у него не мокрые.
— Теперь понятно… Афина, говоришь? Она сама сказала, что она ведьма?
— Кажется, — Люба касается его волос как-то беспечно и идёт в ванную комнату, чтобы почистить зубы. — Как тебе спалось? — спрашивает уже оттуда. — Хотя нет, не отвечай…
— Почему? — не понимает он.
Она выглядывает из-за двери:
— Ты дурачок, твоё величество?
— Всё равно не понимаю, — улыбается он. — Или ты просто знаешь, что я не спал? Но я мог бы проснуться в нужное время. Я просто…
«Смотрел на тебя и волновался».
— Почему не спал? — она выходит с зубной щёткой в руках. — Всё в порядке?
— Да. А почему тогда не отвечать, если не знала? Загадочные вы людские женщины… — фыркает он.
Она смеётся.
— Я о том, что…
И да, в стену стучат.
— О том, что ты без бус пищишь, как сигнализация. А сейчас раннее утро.
— А, — шепчет он уже из-под воды. — И правда… Люба… Любовь, слушай… Расскажешь мне потом, про это самое?
Она уходит и возвращается через пять минут, уже более ли менее бодрая.
— Ты же говорил, — нависает над водой, — что всё знаешь.
— Про любовь не знаю. У нас легенды ходят.
— Любовь? — она усмехается. — Про это и я не знаю.
Она переводит взгляд на окно и сводит брови.
— Уже нужно идти, что ты там говорил? Бросить монетки именем короля, да?
Арктур вздыхает.
— Ищешь место, где тебя не увидят, а волны разбиваются о камни в пену. И не видно дна. Бросаешь монетки. И говоришь: «пришла я от короля Арктура за сокровищами». Опускаешь в воду руку, и ждёшь. Главное — руку не отнимай, когда тебя схватят, иначе быть беде.
— Ага, ладно…
Люба достаёт из мини-холодильника контейнер с едой и подаёт ему.
— Пока! Вернусь поздно, — спешит уйти, но тут же возвращается, чтобы вернуть ему бусы. — Забыла совсем.
— Угу, — надевает он их. — Что ж… Удачи, человечка. Будь смелой!
— …за сокровищами! — проговаривает Люба, выполнив все условия, в том числе и засунув руку в солёную воду.
Хоть бы сработало!
Погода в какой-то момент стала пасмурной, ветер дует в лицо, развиваются волнистые светлые локоны. Она сидит в укромном месте за скалами на огромном валуне в белом простом платье.
И старается не думать о том, кого оставила в номере. И о его глупом вопросе.
Никто не трогает её руку довольно долгое время. Пока что-то не булькает в воде и на запястье Любы не смыкаются чьи-то склизкие пальцы.
— Ой, — она сдерживается, чтобы и вправду не выдрать руку и… ведёт её вниз и сама склоняется ближе к воде.
Это Арктур, вроде, не запрещал.
Пальцы на её запястье слегка ослабевают, будто в нерешительности, а затем и вовсе отпускают руку.
А спустя пару минут в ладони Любы оказывается что-то длинное и жёсткое.
— Вау, — радуется Люба и… захватив ртом побольше воздуха, уходит под воду с головой. А затем открывает глаза.
Любопытно же!
И прямо перед её лицом оказывается другое, треугольное, аккуратное, в обрамлении зелёных длинных волос. С чёрными большими глазами без белков. И с удивлённо приоткрытыми губами красивого маленького рта.
Русалка смотрит на Любу, бьёт по воде своим тонким длинным золотистым хвостом и в страхе уносится прочь.
Люба, впечатлённая и дрожащая по этому поводу, словно от страха, выбирается назад на камень и вытягивает за собой авоську в мелкую сеточку, наполненную драгоценностями.
Но перед глазами всё ещё стоит личико русалки… Это ведь была русалка?
Такая странная и…
— Красивая, — улыбается Люба удивлённо.
Она понимает, что большинство обычных людей испугались бы, но есть что-то в морском народе привлекательное и близкое ей самой.
Хотя и на суше среди людей хорошо. Люба бы не сказала, что она не от мира сего и в общем какая-то неприкаянная.
Просто относительно неглупая и уважающая себя самодостаточная женщина.
— А хвост какой, — довольно тянет она, будто бы сама выбирала расцветку.
Как вдруг слышится перекатывание камней под чьими-то шагами и из-за обломка скалы к ней, покачиваясь и спотыкаясь, выходит высокий и стройный мужчина. Полностью обнажённый. С длинными светлыми волосами, что липнут от воды к мокрым плечам и подкаченному торсу. С серым, уже знакомым Любе, котом на руках.
Он останавливается перед ней во всей своей красе и смотрит такими же чёрными, разве что больше похожими на человеческие, глазами, как у русалки.
Кот начинает орать.
Люба вскрикивает от неожиданности, запихивает сокровища, на которых даже не задержала взгляда, в сумку и… собирается уходить, не глядя по сторонам.
Она лишь на мгновение оглядывается, ухает и, задрав платье, чтобы не намочить, переходит на бег.
Незнакомец не отстаёт, только падает разок и спешит подняться, выпуская кота из рук.
Кот же врезается Любе в ноги с недовольным «мявк».
Поблизости никого, она специально выбирала безлюдное место, боже…
Люба… решает взять эффектом неожиданности, останавливается, сгребает камни и швыряет их в лицо преследователю.
Но тот уворачивается, плюхается в море и… прикрывается широким синим плавником, согнув свой хвост. Он смотрит из-под него на Любу осуждающе и настороженно.
— А, — успокаивается она мгновенно, — рыбочеловек. Опять.
Но тут же вспоминает, что у Арктура есть враги, которые его ищут, и хмурится.
Но всё же ей спокойнее с русалом, чем с эксгибиционистом обыкновенным, завсегдатаем пляжей и извращенцем.
Слышала она такие истории…
Правда, ни в одной из них не было котиков.
Но неважно.
Русал убирает свой «щит», подбирается ближе и открывает рот. Но вовремя вспоминает, что сказать вот так ничего не может без вреда для Любиных ушей, и поэтому, молча, протягивает к ней руку.
Но она отходит на шаг. И соображает, что должна пугаться. Но актриса из неё такая себе.
— О господи! — тянет, едва ли не зевая. — Это что настоящая русалка? Да ещё и мужчина? Надо же.
Лицо его становится недоумённым, он склоняет голову набок и прищуривается. А затем шумно так, с усилием будто, носом тянет воздух. Причмокивает, будто так и просится на губы: «Мда уж», и тянет к ней руку уже настойчивее.