— А ты хочешь так? А то я решил остаться, — и отступает на шаг, чтобы ей был заметен на полу позади него мешочек с драгоценностями. — Правда я налегке. И не спросив… — опускает взгляд, делаясь сосредоточенным и напряжённым.
— Но ведь… Ведь… ЧТО?
Он ведь король, неужели… это возможно?
Он медленно ведёт плечом.
— Все чем-то платят за такие перемены. Я заплатил троном. Оставил среднего брата вместо себя. Он не полноценный король, но может им стать. Там… свои нюансы. Ну, и возможно долголетием заплатил. Но что мне века жизни, если моей любви нет рядом? — и тянет к ней руки, ожидая, что Люба подойдёт. — Ты ведь… Ты не рада? Только скажи, Любовь…
Она едва не впечатывается в него, дрожащая, не замечающая слёз радости и дурацкой улыбки. Тем не менее, не заглушающей голос разума:
— Но ты ведь… разве я стою таких жертв?
Он обнимает её, затем отстраняется, но лишь для того, чтобы приподнять её голову за подбородок, заглянуть Любе в глаза и поцеловать.
— Да.
Похождения по городу отменяются. Люба подталкивает Арктура к дивану, наваливается сверху и принимается зацеловывать, словно русалка, утащившая моряка на морское дно.
ЭПИЛОГ 1. Один день из жизни ни рыба ни мясо
Спустя год Арктур просыпается от горячего дыхания, обволакивающего его пятки. В постель опять забралась лохматая Чайка. Она знает, что шуметь нельзя, потому осторожно подбирается к ногам хозяина и принимается лизать его широкие ступни.
— Мм, — ворчит он сонно, — рыбки, не надо, я женат… — и распахивает глаза, обеспокоенно проверяя, слышала ли его Люба. — Рыбки, в смысле, рыбы. Стая серых рыб.
— Ага, — тянет она, сонно улыбаясь, не открывая глаз, — что ты, любимый…
Чайка, поняв, что люди проснулись, принимается вилять хвостом и лаять, подбираясь ближе и утыкаясь хозяину в солнечное сплетение.
— Ну-ну, — треплет он её за холку. — Иди, нельзя. Нельзя на кровать. Люб, Чайка есть хочет. И теперь я тоже, — поднимается он. — Её имя вызывает аппетит. Может, сегодня вечером всё же…
Он уже месяц пытается уговорить Любовь попробовать вяленую чайку. Сам приготовить даже вызвался.
— Неужели говядина, свинина, индейка и курица тебя не устраивают? — приподнимается она, чуть встрёпанная, слегка пополневшая, но по-прежнему красивая. — Это просто небезопасно…
Арктур улыбается, рассматривая её, и целует Любу в нос.
— Я ел их много лет, и ничего не случалось… Я умею выбирать совершенно здоровых чаек. Ну, или делать их здоровыми. Главное, чтобы в солёную воду опустить и там их разделать. Как спалось? — меняет он всё же тему, опасаясь, что её может снова замутить.
Чайка прислушивается к голосу хозяина со всем вниманием прилежной коли, ведь говорят явно о ней, и лишь затем легко спрыгивает с кровати, чтобы отправиться проверять замок, расчищать людям путь до кухни.
— Снилось, что я откладываю икру… — у Любы дёргает угол губ. — А… этого точно не случится?
На ней мягкая, уютная розовая ночнушка, очень идущая к румянцу на щеках.
Арктур осторожно наклоняется и прислоняет ухо к её животу. Слушает…
— Если семеро и больше, то икринки. А тут только пять. Поэтому точно, — шепчет он.
— Пять, — вскрикивает она, вцепляясь в его плечо.
Да, узи ещё не было, срок маленький, мысль опасная.
— Шучу, — тревожится он, что напугал её, — просто шучу! Всё было шуткой! — и целует Любу. — Прости… Всё у нас хорошо. Всё… как у людей.
— Так… — выдыхает она. — Один?
— Думаю, так… Хотя в моём роду были близнецы. Поэтому всё возможно. Как и у людей, — повторяет он и ложится, устраивая голову на её коленях. — Было бы здорово, будь их двое, да?
Люба решает не нудеть о том, как это трудно и ответственно, и отвечает, прислушавшись к себе и почувствовав гармонию:
— Да…
Она запускает пальцы в чёрные волосы мужа, приглаживает их и, усмехнувшись, спрашивает:
— Так что у нас на завтрак?
— Могу сделать омлет и кофе, — жмурится он от удовольствия. — Хочешь? Мне нравится готовить для тебя, родная.
— Ты так быстро влился в эту жизнь, я даже не ожидала… Кстати, помнишь, я показывала тебе мультик про русалочку? И говорила, что он о тебе?
— Помню, — улыбается он. — Хочешь пересмотреть? Чудной мультик. Чудный.
— Нет, вспомнила о таком, где уже мои чувства показаны. Посмотрим за завтраком? «Тарзан» называется, — она целует Арктура в нос.
— Хорошо. Тарзан, значит… ЧуднО звучит. Так, как, я пойду пока всё приготовлю? Во сколько к нам должны твои друзья приехать?
— После обеда, а может, и позже, — улыбается Люба. — У Ромы ко мне есть какой-то серьёзный разговор, я даже заинтригована.
Арктур едва заметно хмурится.
— Как и я… Что за серьёзные разговоры к чужим жёнам?
Он тихо, но уже по-доброму что-то ворча, будто обращаясь к Чайке, уходит на кухню.
Ему и правда удалось здесь быстро освоиться. Они выбрали место для небольшого (по меркам Арктура) замка там же, где познакомились. И вид на море открывается теперь почти из каждого окна. Замок их имеет пять этажей, три башни с высокими шпилями и готический вид. Правда построен он из белого камня, а внутри украшен, будто бы прошлый дом Арктура, хрусталём, бирюзой да кварцем.
Арктур может плавать в море, обращаясь с Любой в русалок, но на Дно, увы, путь им закрыт. Но это не значит, что порой он не может призывать кого-то оттуда на поверхность.
Год пролетел, как миг. Время у людей идёт иначе. И по-разному. Это на Дне, видимо, оно тянется всегда с одинаковой скоростью, а здесь…
— Чудно, — качает он головой, по-прежнему удивляясь.
Они успели побывать в четырёх странах, немного посмотреть мир. Но выяснилось, что Люба ждёт ребёнка. И лучше бы пока отложить путешествия.
Зато появилось время на новые планы.
Он выбрасывает скорлупки от яиц, выключает плиту и разливает по чашкам кофе. Ставит всё на поднос и заносит в просторную, пронизанную солнечными лучами, кухню.
— Любимая, — зовёт он, расставляя на столе завтрак. — Всё готово. Или мне принести в спальню?
Чайке же он насыпает корм в глубокую синюю миску. И еле удерживается, чтобы пару хрустящих катышков не съесть самому — Любе это не нравится.
Она уже успела привести себя в порядок, но переодеваться не стала. В ночнушке так уютно, а Арктуру нет большого дела до нарядов и косметики.
— Давай в гостиную, я уже всё подготовила!
За окном начинает накрапывать долгожданный дождик, нет момента лучше, чтобы включить что-то уютное и посмотреть за вкусной едой вместе с самым любимым, близким и дорогим человеком.
Или русалом.
Они устраиваются под пледом, обнимаются, смеются. Любе доставляет особое удовольствие наблюдать за реакцией Арктура на динамичные сцены в начале мультфильма, когда Тарзан ещё был ребёнком.
— Вот это ты, но не из-за темы подкидышества, нет, — усмехается она.
— А почему тогда? — его это забавляет, и он плотнее прижимает Любу к себе, обнимая.
— Увидишь, — глаза её мерцают весельем.
Вскоре на экране появляется будущая девушка Тарзана, смелая англичанка, учёная, наверное, можно сказать, Джейн.
Их взаимодействие, то, как дикарь вглядывается в её ступню, всё это до колик в животе напоминает Любе первые дни общения с Арктуром, когда её русал ещё жил в единороге и был загадочным и опасным.
Он смеётся, но смех звучит всё более неуверенно, пока не смолкает.
— Чудно, — звучит удивлённо. — И правда что-то есть. Но я ведь образован и более мужественен, не сравнивать же меня с глупым юнцом?
— Не так буквально, но они тоже из разных миров, но очень похожи…
Люба доедает, отставляет посуду в сторону и крепко обнимает его за шею.
— Спасибо! Как всегда, всё очень вкусно, дорогой.
— Я рад.
И в эту секунду в дверь им звонит Ромка. Почему-то пока один. С какой-то сумкой в руках.
Его весело облаивает Чайка, а Люба ставит мультфильм на паузу на самом интересном месте.
— Надеюсь, у них с Мариной всё хорошо, — шепчет она поднимаясь.
Рома встречает её виноватым, смущённым взглядом и перешагивает порог.
— Привет, Люб. Слушай, пока Маринки тут нет, я к тебе по делу. Хорошо? Ты как, в порядке? Можно я сразу всё скажу?
«Беспокойник…» — шипит пока ещё едва слышно их… дворецкий.
Люба бросает взгляд на морского стража и кивает Роме, чтобы проходил на кухню.
— Хочешь чая? Есть кола, лимонад… безалкогольное пиво с грейпфрутом. Арктуру очень нравится. Что-то серьёзное случилось?
— Да, Маринка бесится… То есть, нет, и сейчас всё решится. Я надеюсь. От колы не откажусь. Но, — он останавливается на пол пути и достаёт что-то из сумки, — Люба… забери Дурку, Маринка бесится, — и протягивает ей свисающую с его ладоней жирную, громадную рыжую крысу. — Вышло недоразумение, вот…
Люба вскрикивает скорее от неожиданности, она надеялась увидеть маленькую, уже старенькую мышку, но…
— Ай!
Глаза её начинают блестеть уже давно знакомыми ему гневными искорками.
— Это был крысёнок. Боже… Ну ты и…
— Мне сказали, что мышка! Кто же знал… А может быть мышка? — в голосе его надежда, словно, будь это мышью мутантом, Люба скорее согласилась бы принять животное к себе. — Может, я перекормил просто?
Крыса будет, должно быть, больше ладони Арктура. Люба отступает на шаг.
— Да ты её и как крысу-то перекормил! Никогда таких больших не видела! И что же? Вёз её сюда, втихаря, не спросив заранее?
— Угу… И Маринке не говорил, иначе она бы в машину не села. Люб, ну ты ведь любишь животных, вон собака какая!
Чайка звонко лает, будто радуясь. Люба качает головой, садится за стол и прикрывает лицо руками.
— Кола в холодильнике. А я… пожалуй, сделаю вид, что этого разговора не было.
— Спасибо! — понимает он это по-своему и кладёт будто бы спящую крысу перед Любой. — Я знал, что ты выручишь!
— Ромка, ты издеваешься! — вскрикивает Люба. — Да она к тому же у тебя… дохлая…