Люба сливает воду в корыте душа. И вдруг касается его плеча в надежде:
— Вода морская нужна?
Русал не отвечает, собираясь с силами. И вот, наконец, произносит обволакивающим, бархатным голосом:
— Но… не из… моря.
— Хорошо, конечно, — частит она, собираясь пойти и что-то придумать, но вдруг рявкает: — А как я должна была вообще догадаться?
Но её возмущение скорее от стресса, чем из-за чего-то ещё, прерывает стук в дверь.
— Добрый день! — звучит женский голос.
— Всё, нас раскрыли, — шепчет Люба.
— Откройте, пожалуйста, это ваш администратор, Анита!
Люба спешит накрыть русала своей простыней, пришикивает него и закрывает дверь душевой.
— Д-да?
— Да, здравствуйте. Я хотела сказать, что вода общая и нам нужны эти бутыли.
— А?
— Я видела по камерам, что вы унесли целый бутыль в своё номер. У вас всё хорошо?
Люба улыбается.
— У меня дикая аллергия на воду из-под крана в последнее время… — тянет она и подаёт девушке пустой бутыль.
— Оу, ладно. Просто обращайтесь в следующий раз прямо ко мне, хорошо?
Люба кивает краснея.
Вообще, она обычно не врёт, а после этой поездочки ещё не сможет, наверное, с год, потому что лимит превышен.
И всё ради… кого?
— Я пойду за морской солью и хорошо бы тазик купить, ты тут не засохнешь? — возвращается в душевую.
— Быстрее. Ты ведь, — обращается к ней так… доверительно, мягко, — быстро? — и с сомнением рассматривает её ноги.
Люба кивает.
— Я постараюсь.
И срывается с места. Даром что не забывает закрыть дверь и повесить табличку «не убираться». А то у горничных тоже есть ключи, и встреча в душевой была бы очень неловкой.
За углом вроде есть супермаркет.
Люба мчит туда, не замечая прохлаждающегося рядом Валеру с новыми девицами.
Анита провожает её тяжёлым взглядом. Она предвкушает тяжёлую смену, на которой её будут дёргать через каждые пять минут.
Люба тратит часть тех денег, которые были отложены на развлечения. В её корзине самый большой, но ужасающе маленький для хвостатого амбала, тазик, все пачки с морской солью, что были на полках, и мочалка.
Вот как она только это всё в номер потащит?
Уже на кассе Люба замечает ещё кое-что в большой картонной коробке, мешкает, но всё же покупает в последний момент.
На всё про всё уходит двадцать минут. Она трясётся, открывая дверь, боясь застать в душе ссохшийся русалочий трупик.
Или обильную пену, будто кто-то взорвал баллончик из серии «после бритья».
— Фух.
Заходит в номер, сбрасывает с грохотом покупки на пол, замыкается и спешит в душевую.
Русал тут же приподнимается. Несмотря на бледность и слабость, осанка у него гордая, а взгляд… надменный? И при этом бархатный…
— Вернулась, — выдыхает он.
— Это я тебе должна сказать: «Не сдох»! Конечно, вернулась, я здесь живу пока что! Погоди…
Чтобы не терять времени, она разводит морскую соль в тазике и принимается лить на него из пригоршней.
— Пересолила — разбавить? Недосолила — досолить?
— Хорошо, — улыбается, — всё так, — и вдруг ловит её за руку, и подносит к своим губам.
Дыхание у него оказывается горячим, в отличие от холодной кожи.
Люба в панике пытается вырваться.
— Ты что удумал? Проголодался?
— У тебя есть еда? — не выпускает он её ладонь так, будто она и не прикладывает никаких усилий, чтобы освободиться.
— Да, — выпаливает Люба, — что тебе принести? Рыбу? Только не кусай меня!
Русал, будто не услышав этих слов, осторожно целует её ладонь и запястье. И поднимает на Любу сверкающий взгляд. Руку её он всё ещё не отпускает.
Она больше не пытается вырваться.
Сердце в груди колотится бешено, то ли от осознания, какой он сильный, то ли…
— Теперь тебе лучше? Мы можем поговорить? Я… купила тебе единорога.
Его брови вопросительно ползут вверх.
— Это невозможно, — звучит категорично. — Тебя обманули на рынке, Камбала.
— Я не…
Она касается своей груди.
— Вовсе не камбала! Имей совесть! Я ради тебя в лепёшку разбиваюсь с самого утра! Ещё даже не завтракала!
Он прослеживает её движения, реакцию, и вздыхает, кажется, что-то сумев понять.
— Нет, я не о сходстве. Ты ведь… ты же женщина? Значит, камбала. Если же зовут не так… У нас просто каждая вторая Камбала. Как у вас… Ева. Если я правильный… выбрал пример. Ты Ева?
— Нет у нас никаких Ев! Женщина ли я! — она снова пытается вырваться. — Это какую скудную фантазию нужно иметь, чтобы каждую вторую девочку называть одним и тем же именем? Любовь я.
— О, — наконец отпускает он её, — это имя священно… Не зря, видимо, именно ты нашла меня. Любовь… Сладкая, — облизывает вдруг губы.
Она морщится. И на всякий случай отходит подальше.
— В каком смысле?
— Я всегда говорю прямо, любимая Камбала. А теперь добавь мне воды, будь добра.
Хвост его при этом вываливается на пол и под плавником расползается большая лужа.
— Свинья, кто тебе убирать будет, я горничную сюда не позову. И раз уж мы так прекрасно общаемся, для начала ты мне всё объяснишь, а уж затем я подумаю, подливать тебе воды или нет.
Она упирает руки в бока.
Но русал с тяжёлым и шумным вздохом ложится и вытягивает длинный, крепкий хвост, на котором расходятся раны, и голубая кровь стекает по красивой, будто драгоценной чешуе.
— Не до бесед мне, дева.
— Я не дева, я водолей, — мрачно заявляет Люба. — И я тебя здесь брошу, если ты не ответишь хотя бы на элементарные вопросы.
— Так влей воды… Вопросы после.
Люба ухмыляется.
Ничего, если он ещё не сдох, значит, может потерпеть.
— Пойду сначала позавтракаю, потом вопросы, потом вода. Правильно?
Русал провожает её уставшим взглядом, но ничего не говорит.
Воды недостаёт катастрофически. Но, что уж, раз так.
Любе становится жаль его почти сразу же. Но что за упрямство и наглость! Она ведь видит, что он вполне может вкратце объяснить ей, что происходит. Она даже не доставала его расспросами про русалов.
А он… Наглец!
Ещё подумает, что она ему прислуживает, и будет обращаться соответственно.
Есть хочется жутко. Люба только перекусит, минут десять, и вернётся к нему.
При отеле есть терраса со столиками, а заказ можно сделать прямо у стойки администрации, там уже передадут на кухню.
Анита со вздохами записывает не слишком великий завтрак: чашка кофе с молоком, яичница и круассан.
Обещает принести за пять минут.
Было бы хорошо…
Нет, всё-таки зря она ушла. Теперь вряд ли появится аппетит. Мысли, что русал мучается, вряд ли могут раззадорить. Лучше будет забрать всё и вернуться в номер.
Рома снова замечает её. Пусть в последние дни он и думает чаще всего именно о ней, но не настолько же, чтобы повсюду искать её взглядом. Но вот, он проходит мимо, а она здесь!
Планы на вечер, видимо, нужно перенести на «сейчас»…
А, собственно, чего ждать?
Или?
Он останавливается у дверей. Минута на раздумья.
Ему хотелось, чтобы Люба удивилась и думала о нём засыпая.
С другой стороны, возможно лучше, приличнее как-то, будет всё провернуть теперь…
Подумав об этом, он торопится к себе в номер, а оттуда, слегка запыхавшись, но скрывая это, идёт к Любе. Она как раз, похоже, собирается куда-то уходить, получив свой заказ.
— Привет, — дарит он ей одну из своих лучших улыбок и взглядов. — Есть минутка? Мышка.
— Подожди! — едва ли не шипит Люба на него и обращается к официанту. — Почему это я не могу позавтракать в номере?
— Такие правила. У нас здесь прекрасная терраса с видом на море.
Официант улыбается и уходит.
А Люба вздыхает.
Придётся давиться здесь или уходить.
Значит, вчера от Саши… тьфу, Вовы, было послабление.
Анита вряд ли насколько к ней расположена.
И немудрено.
— Чего тебе? — возвращается Люба за стол и поднимает голубые, чистые глаза на Романа.
— Пришёл доказать, что я назвал тебя в тот раз чем-то милым, — присаживается он рядом с ней. — Готова?
— В тот раз? — пронзает Люба вилкой яйцо. — Только в тот раз?
— Не только, но тот раз я могу оправдать, — и он выставляет перед ней сомкнутые лодочкой ладони. — Ну так как, готова?
— Ладно, — тянет она, спешно отпивая кофе.
Как же это всё не вовремя.
И Рома размыкает ладони. В них оказывается маленькая, золотистая мышь с большими розовыми ушами, что просвечиваются на свету.
— Вот, мышка, — радуется Роман так, будто сам её впервые увидел. — Похожа ведь? Волосы у тебя такого же цвета. И ты миленькая. И маленькая… Она твоя.
Люба умиляется, на мгновение теплота уступает место тревоги в сердце.
— Где только её достал? — касается золотистой шёрстки мизинцем. — Миленькая.
— Все магазины в округе объехал, — отвечает он, однако в голосе нет ни упрёка, ни гордости. — Помнил, что видел однажды такую, хотел найти. Если бы не нашёл здесь, заказал бы. Я и клетку купил, и корм, всё, что надо. У тебя ведь, — начинает беспокоиться, — нет аллергии? — и добавляет, будто оно могло бы решить проблему: — Это девочка.
— А если бы была не девочка? — усмехается Люба, глядя ему в глаза.
— Ну… — чешет затылок. — Я искал именно девочку. Как назовёшь?
Люба запихивает в себя остатки яичницы и жуёт, сверля его жёстким взглядом, который с каждым мгновением далеко не мягчает.
— Ну… могу помочь, — пытается понять он причину перемены настроения. — Микки? Типа, как в мультике. Или Гайка. Больше похожа на Гайку, — крутит он мышку в руке рассматривая.
Она прихлёбывает сразу полчашки кофе и только затем говорит.
— Вот вроде взрослый мужик, а не знаешь, что животные не игрушки? Их нельзя никому дарить.
— Почему? — искренне недоумевает он и замирает так, что мышь едва не сбегает. — Ох ты ж, — ловит он её за хвост и переспрашивает: — Почему? Понимаю ещё, детям надо осторожнее питомцев подбирать. А в нашем случае что такого?