Лиза катилась и катилась вперед, петляла между ледяными башнями и колоннами, вдруг ее окликнули:
— Лизавет?
От неожиданности бедняжка вздрогнула и чуть не навернулась, однако некто успел ее поймать. Это был Клаус.
— Вы? — посмотрела вверх. До чего же брутален и огромен.
— Со мной можно на «ты», — улыбнулся. А улыбка очень даже добрая, да и глаза суровые скорее из-за цвета. Они у Клауса ярко-серые.
— Ладно, — встала на ноги, одернула жилет, взглядом же начала искать Генри.
— Не переживай, брат сейчас окружен толпой «горячо любимых» эльфов. Мне просто хотелось побыть с тобой наедине, пообщаться. Все-таки скоро нам предстоит заниматься общим делом.
— Нам? Общим делом?
— Генри хоть что-нибудь тебе рассказывал? Какова твоя роль в нашем мире? Какова моя и его роль?
— Нет, — и закусила губу. Стало досадно, ведь он действительно ничегошеньки не рассказал.
— Печально. Но ничего. Главное, ты теперь дома. И Артикаста заживет как раньше.
Неожиданно взял ее под руку, и оба покатились вперед, точнее, Клаус покатил Лизу.
— Скажи, а ты любишь моего брата?
— Можно я не буду отвечать на этот вопрос, — ощутила некое раздражение, вот чего-чего, а такой прямолинейности Лиза никогда не терпела.
— Можно, но, видишь ли, нам всем очень важно понимать, чего ждать от вашего союза. Генри не просто так отыскал тебя, тайно вернул в Артикасту и женил на себе. Он одержим местью.
— Это я знаю, — разговор Лизе нравился все меньше, а глаза так и искали Генри.
— И? — резко остановился, отчего Лиза снова чуть не улетела, благо, гигант придержал. — Тебя не волнуют его намерения относительно всех нас?
— Извини, Клаус. Но… — а ответить-то и нечего. Незнание страшнее всего. Незнание и непонимание происходящего.
— Я вижу, ты хорошая, — поставил ее перед собой, — и не такая равнодушная или эгоистичная, как мой брат. Потому прошу тебя, поговори с Генри. Если уж заартачится, я с радостью расскажу все сам. Но главное, спроси у него, как умерли твои родители. И почему ты оказалась в другом мире. Мы все ждали твоего возвращения, готовились к нему, но Генри успел раньше. Без тебя, Лизавет, Артикасте вечно прозябать подо льдами.
— А разве у вас тут не вечная зима? — Лиза осмотрелась вокруг.
— Нет, Лизавет. Когда-то в нашем мире сменялись сезоны как же, как и в том, куда тебя отправили, чтобы спасти от неминуемой расправы. Артикаста замерзает, и мы рискуем замерзнуть вместе с ней. И только благодаря тебе все может вернуться в прежнее русло. Но беда в том, что есть тот, кому сменяемость сезонов не нужна. Тот, кто хочет похоронить все и вся под толщей льда и снега.
— Генри?
— Да. И меня очень беспокоит твоя безопасность. Когда-то Генри был другим, но алчность и природный эгоизм его сгубили в итоге. Отныне им движет лишь месть.
Вдруг с ними рядом возник Морозовский. Решившись на эту встречу, Генри осознавал риски и понимал, Клаус так или иначе поговорит с Лизой, но надеялся все ж на порядочность брата. Клаус всегда был до тошноты правильным.
— Нашептались? — подкатился к Лизе, взял ее за руку.
— Да, — улыбнулся Клаус. — Я посоветовал Лизавет поговорить с тобой по душам. Согласись, нечестно то, что она ничего не знает о своем мире, о своей роли в нем. Ты держишь ее в неведении, что наводит на горестные мысли. Надеюсь, тебе хватит смелости рассказать ей всю правду.
— Будет ли нужна ей моя правда после твоей?
— Уверен, будет. Наслаждайтесь отдыхом, — склонил голову и поспешил укатиться.
— Лиза, — обнял ее Генри, — помнишь, я просил тебя не делать поспешных выводов? Ты ведь дашь мне шанс объясниться? — заглянул в карие глаза полные грусти.
— Да, — но в душе как-то резко похолодело. — Дам.
Остаток вечера они катались, смотрели выступления здешних фигуристов, Лиза знакомилась с людьми, эльфами, хотя стоило им отойти, как плавно забывала о них. Голова была занята совсем другим. Как-то резко на нее все свалилось. А Генри? Неужели он напрямую связан со всеми событиями в этом мире? И неужели это его стараниями она оказалась без дома? Если так, то о какой любви может идти речь?
А Генри готовился к очень тяжелому разговору, финал которого было сложно даже предположить. Как он и надеялся, Клаус не стал вдаваться в подробности, но и зерно сомнения в ее душе посеял. Надо было постепенно вводить Лизу в курс дела, но кто бы знал, что все обернется именно так. Что чувства возобладают. Морозовский без конца смотрел на жену, любовался ею, понимал, что без Лизы его жизнь снова станет никчемной, пустой, ведь эта маленькая чертовка смогла все изменить, заменила своим теплом некогда жгучую ненависть, вытеснила злость, подарила ему себя целиком. Любовь к ней обратилась наркотиком, без которого отныне не прожить и дня.
Во дворец возвращались в задумчиво-молчаливом состоянии. Лиза все смотрела по сторонам, периодически растирала ноги, которые то начинали ныть после столь долгого катания, то замерзали.
Вокруг простирается удивительный мир, ее мир, где она родилась и должна была бы жить в окружении родных. Но из-за событий прошлого Артикаста стала чужой, а Земля родной. И честно говоря, тоска по родному миру нет-нет да закрадывается в душу. Привычнее как-то жить там, где магия лишь атрибут сказки, где на тебя не возлагают столько надежд. И Генри… любовь к нему вспыхнула неожиданно, но она ли это? Может быть, любовь настоящая зарождается дольше? Да и что же он такого натворил? Выходит, замешан в гибели кровной матери и отца?
— Устала? — Генри помог выбраться из саней.
— Да, устала. И замерзла, — окинула взором уже привычный пейзаж.
Олень тем временем высвободился из упряжи и запрыгнул обратно на постамент, а через мгновение обратился ледяной скульптурой. Лепреконы же отогнали сани.
Генри проводил жену в свою спальню, где она разделась и отправилась в ванную. А Морозовский сбросил с себя рубашку, после чего рухнул на кровать. Проще жить в ненависти, проще себя жалеть, проще отрицать добро. Так он и жил — просто. Но вот, появилась Лиза. И сразу стало сложно. Однако к простоте возвращаться не хочется. Генри прикрыл глаза, сон незаметно завладел сознанием, перенес все на тот же каток. Снова шум, музыка, презрительные взгляды. И вдруг перед Морозовским возник Клаус с Лизой. Двое вели милые беседы, Лиза явно кокетничала с братом, а его будто и не замечала. Будто он перестал для нее существовать.
— Генри? — все-таки заметила. — Проснись! Генри!
Открыв глаза, обнаружил напротив Лизу, ее влажные волосы и кожа покрылись инеем, изо рта валил пар.
— Ты меня сейчас заморозишь, — произнесла дрожащими губами.
— Прости, — поднялся, и тотчас в комнате поднялась температура, стало даже жарко, но это для Лизы, чтобы она согрелась.
На ней было лишь полотенце.
— Лиза, — снова сел на край, — главное, знай. Я люблю тебя.
— Пожалуйста, не томи. Что случилось с моими настоящими родителями?
— Политика, Лиза в любых мирах была, есть и остается грязным делом. Жажда власти толкает нас на жестокость, предательства, убийства. Твои родители правили вдвоем, но со временем каждый начал тянуть одеяло на себя, продвигать личные идеи. Началась незримая борьба, плелись интриги, оказывалось давление на совет. Наша семья, семья Морозовских служила твоей семье веками. Все же Артикаста большая, не всегда и не везде успевали Олькен и Валентай, а мы всегда были на подхвате. Но когда началась вся эта возня, встал вопрос выбора. На чьей стороне остаться. Мне были ближе взгляды короля, а Клаус мечтал о мире во всем мире, жил идеями справедливости и все такое прочее. И поскольку Олькен в силу природной хитрости умела подать себя с нужной стороны, то и Клаус, сам того не желая, оказался ближе к ней, полагая, что именно Олькен ратует за процветание Артикасты. Но случилось нечто, — печально усмехнулся, — королева забеременела. Безусловно, то была благая весть, Олькен и Валентай даже заключили перемирие, король так и вовсе был на седьмом небе от счастья. Возможно, появление общего дитя сблизило бы, кто знает. Но вот беда. Олькен зачала ребенка не от законного супруга.
— Что? — вытаращилась так, что аж глаза заболели.
— Да, Лиза. Ты плод любви не короля и королевы, а королевы и, скажем так, землянина. Олькен частенько отправлялась «погулять» в мир людей. Вот и нагуляла.
Слова Генри резанули, больно резанули, но Лиза смолчала, не стала его останавливать, пусть рассказывает дальше.
— И что же было потом? — усилием воли подавила слезы.
— Я об этом узнал. И решил воспользоваться сим знанием. План был идеальный. Валентай узнает правду, доносит совету, тот лишает королеву каких-либо полномочий. А Валентай в благодарность ставит меня подле себя. Однако Олькен тоже не дремала и оказалась проворней. В тот вечер, когда я намеревался все рассказать королю, Олькен совершила преступление. Полагаю, пошла на него не из-за тебя вовсе, а исключительно из-за власти. Она убила Валентая, заморозила, после чего встретила меня и наградила запредельной дозой магии холода. Вроде как я планировал заговор, забрал у несчастного Валентая магию, после чего грохнул его без какой-либо жалости и какого-либо сочувствия. В общем, я бежал.
Лиза слушала внимательно, но все это звучало как-то слишком неправдоподобно, как-то уж очень надуманно.
— Мне продолжать? — заметил ее растерянность.
— Да, продолжай.
— После того, как я бежал, Лизавет поторопилась сменить сезоны и растянула теплое время на весь срок своей беременности. Ведь я стал тем, кем стал. С того момента я мог существовать только среди льдов. Собственно, поселился здесь, в скалах, где снег не сходит круглый год. Меня сделали врагом народа, изгоем. Но то был не конец. После того, как Олькен благополучно родила тебя, она решила добить меня, как опасного свидетеля. Только не учла, что роды ослабили, что ты забрала часть ее силы. И случилась битва, в которой одержал верх я. Тут уж кто кого, Лиза…
Генри поднялся, подошел к окну: