т.
— Что ж, — а холод внутри сменился жаром от вспыхнувшей ярости, — ты тоже показал себя настоящего. Эгоистичное существо, которое привыкло упиваться жалостью к себе! От собственного малодушия загнобил всех вокруг!
— Высокопарно слишком, не находишь? — процедил сквозь зубы.
— Возможно… Клаус? — перевела на него взгляд, — у вас здесь можно развестись в одностороннем порядке?
А Клаус всмотрелся в глаза Лизы, его брови тут же сошлись у переносицы:
— Да, можно, — произнес как-то растерянно. — Но, может, не стоит рубить с плеча.
— Меня этот холодильник только что обозвал шлюхой, — произнесла с болью в голосе. — Все, с меня хватит, — затем посмотрела на Генри, — я думала ты тот самый. Урод!
И устремилась прочь с катка. Слезы душили, хотелось, как маленькой девочке забиться в уголок, закрыться руками и разрыдаться.
Глава 10
Когда Лиза покинула каток, Клаус посмотрел на Генри. И посмотрел с привычной укоризной, разочарованием. Генри ненавидел этот взгляд, с детства. Так на него смотрели родители, учителя, после и брат.
— Не нужно, — процедил Морозовский младший. — Я сыт по горло вашей правильной жизнью, вашей благодетелью и прочей мишурой.
— И отец, и мать, и я давно поняли, что ты сыт, — засунул руки в карманы, после чего тяжело выдохнул. — Ты с пеленок все пытаешься что-то кому-то доказать. Но мне кажется, сам не знаешь, что и кому доказываешь, Генри. Думаешь, мир против тебя? Да нет, — пожал плечами, — миру по большому счету плевать на тебя, каждый живет своей жизнью, своими чаяниями, проблемами, радостями. А вот ты восстал против своего народа. И знаешь, у тебя ведь появился прекрасный шанс исправиться, остепениться. Благодаря Лизе. Но, увы… ты и ее не смог удержать. Мне искренне тебя жаль, брат.
— Засунь свою жалость куда подальше, Клаус. И не строй из себя святого. Ты сначала посеял сомнения в ее голове, а теперь пытаешься прорасти розовым кустом на удобренной почве. Только корень у тебя гнилой. Как и у всей вашей шатии-братии в Совете.
— Убеждать тебя в абсурдности суждений не буду. Ты уже достаточно взрослый, — покачал головой. — И коль сам не понимаешь, то я уже бессилен. Возвращайся в скалы, Генри. Там идеальное место для тебя. Артикаста все равно скоро изменится.
— Это мы еще посмотрим.
— Забавно…
— Что забавно? — сверкнул очами.
— Ты и слова не сказал о Лизе. Опорочил ее, очистил свою совесть и снова толкуешь о своих обидках. Теперь-то я понял, что она для тебя ничего не значит.
— Зато, смотрю, для тебя уже многое значит.
— У нее есть сердце, в отличие от той же Олькен. И она не стремится к власти. А раз так, тебе с ней не по пути.
И Генри обратился вихрем, а спустя минуту его не стало.
Лиза же в это время сидела за столиком на веранде кофейни и выписывала пальцем узоры на столе, который успело занести снегом. Она не плакала, но было видно, насколько бедняжке сейчас тяжело.
— Лиза, — Клаус сел напротив. — Ты как?
— Нормально, — печально усмехнулась. — Я не слишком-то везучая в любви, так что, ничего особенно нового, — и подняла на него взгляд. Радужка ее глаз отливала золотом, буквально за какие-то минут десять стала еще ярче. — В чем дело? — нахмурилась, заметив, с каким интересом на нее смотрит Клаус.
— Я не берусь утверждать на сто процентов, но сдается мне, что ты в положении.
На что Лиза просто раскрыла рот. Вся горечь от встречи с муженьком враз испарилась. Что-что он только что сказал? Кое-как совладав со ступором, выдавила из себя:
— Чего?
— Твои глаза светятся. Так же было и у Олькен, когда она забеременела тобой. Это особенность Метельских, в вас же течет особая магия.
— Да быть того не может! — захлопала ресницами. Хотя, сама же сегодня видела сию странность.
— Почему не может?
— Ну, теоретически, конечно, может, — закусила губу, — да и практически тоже, — произнесла чуть слышно, вспомнив все, что творила с Генри в спальне. — А женская консультация у вас тут есть?
— Какая-какая консультация?
— Врачи есть для таких случаев?
— А, да. Есть госпиталь, а еще есть семейный лекарь. Он с малолетства лечил твою матушку.
— Пожалуй, выберу госпиталь.
— Тогда завтра.
— Нет! Сегодня! Сейчас! Можно?
— Можно. Но уже на санях.
Клаус отвез Лизу в госпиталь. И диагноз подтвердился. Беременна! А магия, что проснулась в ее теле, ускорила процесс. Правда, как сказали доктора, которые не меньше остальных надеялись на скорое возвращение тепла в Артикасту, дитя ослабит Лизу, все ж силой придется поделиться, значит, о сменяемости сезонов придется забыть на весь срок беременности и какое-то время после родов.
Домой к Клаусу вернулись только к вечеру. Лиза была растеряна, обескуражена. Вот ведь… а когда-то обещала себе, что ни за что не будет плодить безотцовщину. Если уж и рожать ребенка, то только будучи в браке. Хотя, как оказалось, даже брак не гарантия полноценной семьи. Генри она не нужна, ему бы только морозить невинных да стращать своих слуг. Мерзавец!
— Ужин подан! — отвлек ее от горестных мыслей повар.
— А что на ужин? — принюхалась.
— Мясной рулет со шпинатом.
В общем, печаль печалью, а ужин должен быть по расписанию. Тем более, не для себя же старается, для малыша! Да, у нее будет ребенок, ее ребенок. А Генри пусть катится колбаской по Малой Спасской.
Лиза ела с большим аппетитом, а после рулета был яблочный штрудель и чай. Десерт им подали уже в гостиной. Клаус с Лизой устроились на широких диванах, напротив потрескивал поленьями камин, а в воздухе витали ароматы корицы и сдобы. Девушка отковыривала ложечкой кусочки от штруделя и отправляла в рот, смотрела на огонь и о чем-то все думала, думала. А Клаус внимательно следил за ней и в какой-то момент поймал себя на мысли, что даже после всех известий она ему нравится. Чертовски нравится. Что до ребенка! Так, дети еще никому не мешали. Дети это хорошо. Лиза именно та девушка, о которой он всегда мечтал — простая, естественная и добрая. А ее игра бровями, когда начинает гримасничать?! Это же просто великолепно и невероятно мило. Он бы смог сделать ее счастливой, определенно. Лиза же возьми и ложку оближи, что нереально возбудило. Клаус аж головой тряхнул, ибо мысли там начали зарождаться весьма откровенные, еще и сопровождающиеся яркими фантазиями.
Через полчаса Лиза уснула. Она прилегла на подлокотник всего на минуточку, прикрыла глаза, а спустя эту самую минуточку отключилась. Клаус хотел ее взять на руки и отнести в спальню, но девушка взбрыкнула:
— Хочу тут, — пробубнила сквозь сон.
Тогда он накрыл ее пледом, под голову положил мягкую подушку.
Генри в это время сидел за столом в огромной столовой один, перед ним стояла тарелка с отбивной, но он не ел, только пил. Причем ту особую бормотуху Гурчика. Надо было срочно обезболить душу. Предала! Как и все! Но ее предательство куда больнее.
Следующий день для всех начался по-своему.
Генри открыл глаза, глянул в окно, за которым ярилась вьюга, ощутил жуткую головную боль после вчерашних возлияний и снова уснул, лепреконы же собрались в кухне за завтраком, на них всех напала грусть-тоска. Дворец опустел, Каланча опять загрустила, первый день без Лизы все украшения с себя сбрасывала, а вчера так и вовсе начала увядать.
— Зря ты надоумил Лизу уйти, — пробубнил Гурчик. — Этот изверг ледяной нам теперь жизни не даст. Я вчера пока нес ему ужин, чуть ноги не отморозил. В столовой все полы и стены обледенели.
— Да, — присоединилась к нему Клара. — И поговаривают, тепла нам не видеть как кончиков своих ушей. Всплыла страшная тайна, Лиза не дочь Валентайну, а значит, Совет будет еще думать.
— Ничего-то вы не понимаете, — ответил на выдохе Горг. — Молодые еще… Лизе нужно было уйти, чтобы вернуть нам когда-то утраченное. Неужели не хотите домой? Во Вьюжную долину?
— К этим чванливым эльфам? — презрительно дернул ушами Гурчик. — Чтобы снова затеряться на их фоне? Выполнять всю грязную работу?
— А если нет? Лизавет, так или иначе, придет к власти, а значит, сможет все изменить. Это при Олькен к нам относились как к существам второго, а то и третьего сорта. Лиза же другая.
— Ах, если бы, — Клара подперла голову руками. — Я бы хотела вернуться. На городской каток сходить. Помнишь, Гурчик, мы детьми там часто катались, — улыбнулась.
— Помню, эклерчик. Помню. И самый лучший магазинчик специй на улице Трех оленей.
— Ну, наконец-то, дошло до вас, — хлопнул себя по коленям Горг.
— Только бы Совет не заартачился, — Гурчик все еще хмурился, — этим старым мухоморам только дай повод.
— Думаю, Клаус их убедит. Если надо, он за словом в карман не лезет.
— А как же Генри? — Кларе по-женски было жаль хозяина, все-таки он к Лизе испытывал искренние чувства. — Как же любовь?
— Коль Генри любит, то найдет в себе силы исправить все, что натворил. А нет, так Лизе куда лучше будет подле Клауса. Будущей королеве рядом нужен верный помощник, надежный. Генри пока не годится на эту роль.
А будущая королева проснулась на диване. За окнами светило яркое солнце, в теле ощущалась легкость, желудок уже вовсю напоминал о том, что пора бы в него чего-нибудь закинуть покалорийнее и повкуснее. Да уж, аппетит последние два дня прямо-таки волчий.
— Доброе утро! — над ней возник Клаус, уперся руками в пухлую спинку дивана. — Выспалась? Ничего нигде не затекло?
— Нет, — посмотрела на него с прищуром.
— Лиза, нам сегодня надо бы посетить дворец. Встретиться с советниками.
— Хорошо. Раз надо, встретимся, — и потянулась, из-за чего кофточка задралась на животе, и взору Клауса явился самый очаровательный животик в мире. Мысленно он уже осыпал его поцелуями, провел по мягкой коже языком и…
— Ты чего? — заметила его невероятно одухотворенный взгляд, устремленный на ее живот, из-за чего сразу же одернула кофту.
— А? — очнулся от фантазий. — Задумался просто. Завтрак стынет. Я решил тоже не есть, дождаться тебя, — подал ей руку.