Клаус с трудом уговорил Лизу остаться до родов. Но после она все равно решила уйти к людям. Теперь ее ничего не держало в этом мире, магию все равно отдала Клаусу, когда запустила смену сезона.
— А зачем ему видеть ребенка? Генри нужна была только власть, в итоге он проиграл, не получил желаемого. Остальное твоему брату не важно.
— Но ты же не читала писем. Кто знает, может он там голову пеплом посыпает.
На что Лиза пожала плечами. Честно говоря, сердце продолжало ныть по треклятому снеговику. Но отчего именно оно ныло, уже неясно, то ли от любви, то ли от обиды. Генри все делал только так, как было выгодно и удобно ему, а значит, ни о какой искренности с его стороны и речи быть не могло, одна лишь бравада, пустые слова. И сейчас, скорее всего, шлет письма «счастья» с очередными обвинениями или угрозами всех переморозить, когда снова наступит зима. Нет уж, достаточно унижений. И ребенку такой папаша эгоист не нужен.
А Генри сейчас сидел на широком подоконнике в своей комнате, окна же были все нараспашку, отчего клубы снега летели в покои. Вчера он отослал уже неизвестно какое по счету письмо. Но уже был уверен, что и на него ответа не получит. Лиза спряталась за широкую спину брата, оградила себя от влияния ненавистного супруга. В тот день, когда Генри вернулся в скалы, едва не попав под воздействие магии тепла, он просто потерялся, потерялся в снегах, двое суток кружил вихрем по лесам, скалам. Ведь новость о беременности Лизы буквально выбила почву из-под ног. Тогда-то в его голове и сложился пазл. Она ведь приезжала к нему с важной весью, хотела рассказать о ребенке, а в итоге… и теперь Лиза вне досягаемости. И так будет до самой зимы. Родня Клары поведала ей, что Лиза уже на пятом месяце.
— Все грустите? — рядом с ним возник Горг. — Закрыли бы оконца, во дворце и так уже от холода не знаем, куда деться. Только кухней спасаемся.
Тогда Генри, молча, взмахнул рукой, и створы закрылись.
— Вот спасибо, — криво улыбнулся лепрекон.
— Ты отправил письмо? — спросил, продолжая смотреть на заснеженные пики скал.
— Да, как и все предыдущие сто сорок писем.
— Почему вы не ушли за остальными?
— Признаюсь честно, Ваше Злейшество. Мы вас на дух не перевариваем, так было всегда. Но! Мы существа сердобольные.
— Пожалели, выходит? — усмехнулся.
— Да. Я могу идти?
— Иди…
Когда старик исчез, Генри слез с подоконника, встал в центре комнаты и такое зло его взяло. Жалость! Все, чего он заслуживает, это жалость. И от кого? От ушастых! А Лиза и жалости-то не испытывает, она его просто ненавидит. Да, в этом сам виноват. Но, черт побери, какое она имела право так эгоистично распорядиться судьбой их общего ребенка? Это его ребенок! Он отец! А в итоге не может находиться рядом, не может видеть, как его сын или дочь растет, пусть и в животе. Зато Клаус может. А если Лиза родит до наступления зимы?
И сейчас же из тела вырвалась магия, инеем покрылось все, но на этом Генри не остановился, он заморозил все вокруг себя до такой степени, что мебель просто не выдержала и рассыпалась в пыль. Хуже беспомощности нет состояния! А он именно беспомощен. Не может и шагу сделать за пределы Северной долины.
Через пару минут Морозовский уже сидел на некогда кровати жены в некогда ее опочивальне. А здесь все еще присутствует запах Лизы. Генри лег на ее подушку, прикрыл глаза. Что-то нужно делать. Нельзя допустить того, чтобы первым его ребенка принял в руки Клаус, а там и до счастливого семейства недалеко. Нет, ни Лиза, ни ребенок не достанутся брату или кому бы то ни было еще. И есть единственный способ вернуть жену. Выкрасть ее. И успеть выкрасть до родов.
— Горг?! — голос его эхом прокатился по всем открытым помещениям.
— Да, — возник из воздуха тот.
— Я хочу вернуть Лизу. И вы трое мне в этом должны помочь.
— Извольте, — и седые брови сошлись у переносицы. — Каким образом мы должны вам помочь? Да нас остальные лепреконы со свету сживут, проклянут, если мы снова по вашей милости попадем в опалу к Совету.
— А мне нет дела до остальных.
— Нет, — мотнул головой. — Мы в этом участвовать не будем. Ждите зимы и действуйте сами.
— Да как ты смеешь? — навис над лепреконом.
— Я свое слово сказал, Ваше Злейшество.
— Трусливое отрепье! Убирайся с глаз долой! — рявкнул на него.
Да он бы рад сам действовать, если бы мог. А ждать зимы, значит, упустить время. Интересно, Лиза сильно растолстела? И усмехнулся своим же мыслям. Без нее плохо, настолько плохо, что надо срочно включать голову и что-то придумывать.
Генри полночи размышлял над тем, каким образом умыкнуть свою жену. Если Клаус только посмеет взять первым его ребенка, то с наступлением зимы все очень, очень пожалеют, кроме Лизы, конечно же. Еще и лепреконы — мелкие предатели, слиняли при первой же возможности. А от Горга никакого прока, слишком принципиальный пень. Но! Есть еще Клара. Вот с ней-то и нужно поговорить.
Во дворце царила привычная тишина, полумрак. Морозовский вышел из комнаты Лизы, спустился вниз и проследовал в залу с елкой, а та давно уж засохла.
— Клара, — произнес негромко.
Лепреконша возникла перед ним, облаченная в длинную ночную рубаху, украшенную рюшами, выглядело сие одеяние на ней нелепо, в лучшие времена Генри бы высмеял ее внешний вид, но не сегодня.
— Чего изволите? — и смачно зевнула.
— Мне нужна твоя помощь.
— Ночной голод одолел? Желаете пожрать? — кое-как разлепила глаза.
— Нет. Я желаю вернуть свою жену.
— Что-что? — вытаращилась на него, а сон как рукой сняло.
— Мне ее не хватает, — наконец-то позволил себе быть искренним. — А еще я наделал столько ошибок, что по своей воле Лиза ко мне никогда не вернется.
— Но я-то чем могу помочь?
— Задействуй свою многочисленную родню, они ведь все благополучно переметнулись к вьюжным.
— Ваше Злейшество, — принялась теребить кружевной рукав рубахи. — Понимаете, если моя родня попытается выкрасть Лизавет, их погонят прочь, лепреконы снова окажутся под ударом.
— Клара, — присел на корточки, чем вконец растрогал ее. — Я люблю Лизу и хочу, чтобы она с ребенком жила здесь.
— Ну, ладно, — поджала губы, — я подумаю, что можно сделать. Но ничего не обещаю.
— Не обещай, конечно, но сделай.
Что ж, Клара написала письмо своему кузену, положила его под подушку и через секунду оно исчезло. Но, скорее всего, родня не пойдет на преступление, слишком уж настрадались за долгие годы жизни в изоляции.
Утром предположение Клары оправдалось, под подушкой она нашла ответное послание. Кузен наотрез отказался участвовать в этой авантюре. Он с семьей только-только обустроился, ему самому так вообще повезло найти работу. В итоге Клара растолкала Гурчика, который из-за холода, спал под пятью одеялами, из-под коих только уши торчали.
— Что случилось? — выглянул из теплого убежища.
— Нам предстоит дальняя дорога. Собирайся.
— Что? Куда? Когда?
— Будем возвращать Лизу хозяину.
— Еще чего, — и снова спрятался под одеялами. — Скажи спасибо, что я вообще здесь остался. Заметь, из-за тебя.
— Ну, как ты не понимаешь? Он ведь любит ее, вот как ты меня. И хочет вернуть Лизу. Разве ты не попытался бы, случись у нас разлад? Мы ведь с Лизой в очень похожем положении, — и затаилась.
— Не понял? — выбрался полностью из укрытия. — В каком это смысле?
— Я тоже жду ребенка, — и опустила уши до самых плеч. — Доигрались мы с тобой на кухонном столе.
— У нас будет мохнатик? — вытаращился на нее.
— Может даже два. В моей семье у многих рождались двойни.
Гурчик так и окаменел на пару минут. Все сидел, смотрел на свою Клару, думал о чем-то, вдруг спрыгнул с кровати и пошел одеваться.
— Тогда не будем терять время. Что берем с собой? Мешок? Веревки? Кляп?
— Кляп-то зачем? — усмехнулась.
— А вдруг орать вздумает? К похищению надо подходить с умом!
— Думаю, достаточно будет плюшек с твоим особым порошком. Мы приедем ее навестить по-дружески, — и подмигнула.
— Эх, — покачал головой. — Никакого веселья. Ладно, тогда пойду на кухню.
А Лиза в это время сидела в зале советов и слушала очередной скучнейший доклад советника. Все ж, как истинная наследница трона она теперь должна была присутствовать на каждом подобном заседании. Клаус тоже скучал, а еще половину не понимал из старческого бубнежа.
— Ты как? — глянул на Лизу, которая сидела с таким видом, будто у нее уже начались роды.
— Мой мозг вот-вот взорвется.
— Потерпи, еще час от силы.
— И спина болит, — посмотрела на него щенячьим взглядом, — есть хочется.
— А больше ничего не хочется? — взял руку Лизы в свою и начал большим пальцем вычерчивать круг на ее ладони.
— Клаус, — щеки мгновенно вспыхнули, — ты что творишь? Мы же с тобой обо всем договорились.
— Я не хочу, чтоб ты уходила.
В этот момент их прервал весьма недовольный голос советника:
— Господа! Я вам не мешаю? Возможно, дела государственной важности подождут, пока вы тут воркуете?
— Что вы, — усмехнулся Клаус, — мы все во внимании.
После заседания Клаус повел Лизу в город. Ей нравилось гулять, бродить по мощеным тротуарам, рассматривать цветущие деревья, которые, казалось бы, совсем недавно были покрыты толстым слоем льда. И вдруг Лиза поймала себя на мысли, что скучает по зиме. Скучает по морозному воздуху, по белоснежным крышам и длинным сосулькам, фигурно свисающим с выступов. А еще, черт возьми, по снеговику, что засел средь скал. Как бы ни старалась, а выбросить его из сердца не получалось. Но сразу после воспоминаний внутри возникала злость. Мерзавец постарался на славу, ранил глубоко и надолго.
— Хочешь лимонада? — Клаус потянул ее в сторону небольшого лотка, где местный торговец фруктами предлагал и свежий лимонад.
— Было бы неплохо. Знаешь, ты пока купи лимонад, а я забегу в булочную. Тебе что-нибудь взять?
— На твое усмотрение.