Ближе к полудню установилась невыносимая жара. Внезапно на горизонте показалась узкая полоска земли, небольшой островок.
— Подходим. Приготовиться, — пробасил Варяг, стоявший на носу корабля.
— Этот остров — врата Тараканьего моря, — снова пояснил адвокату услужливый капитан. — Сейчас сами увидите.
Отделившись от острова, к кораблю направилась большая разукрашенная лодка, переполненная голыми людьми. Кожа их даже в такую тропическую жару поражала ослепительной белизной. Бескровные, тщедушные, с дряблыми, хилыми мышцами, они казались тяжелобольными. Один из них, с виду вождь, поднялся на корабль по веревочной лестнице и сделал несколько шагов нетвердой походкой. Все его облачение состояло из белого чепца, вроде тех, какие обыкновенно носят горничные. Потное лицо было изжелта-бледным; гладкие волосы слиплись на висках и рассыпались по плечам густой бахромой. От печальных, потухших глаз вдоль щек пролегли две черные складки.
— Отдайте ему свое добро, — велел Варяг.
Матросы стали подходить по одному, и каждый передавал гостю свой предмет: обрывок шпагата, сапожный гвоздь, дырявую макаронину... После очередного подношения дикарь воздевал руки к небу и бормотал нечто невразумительное, должно быть благодарения своему дикарскому богу. Получив все, что ему причиталось, вождь низко поклонился и сделал широкий жест в сторону моря: давал понять, что путь свободен. Подойдя к борту, он прокричал что-то своим соплеменникам; в ответ они разразились ликующими воплями. Когда вождь спустился в лодку, дикари жадно бросились смотреть и трогать заветные предметы. Все они бурно выражали свою радость. Некоторые попрыгали в море и, голося, вплавь сопровождали лодку, направлявшуюся к берегу.
— Дело сделано. Поднять паруса! — скомандовал Варяг.
В ожидании попутного ветерка корабль нацелился обогнуть крайнюю оконечность острова.
— По местам стоять! — гикнул Варяг.
Капитан во все горло повторил приказ.
— Ухо держать востро: мы в Тараканьем море, — объявил Варяг. — Девицу и червячка — на палубу!
Зорко следя за маневром корабля, капитан раскурил длинную трубку и повернулся к адвокату. Тот имел жалкий, неприкаянный вид, слоняясь по палубе в одних кальсонах среди сильных, обнаженных по пояс матросов, занятых своим делом.
Может, именно поэтому он вызывал сочувствие у видавшего виды морского волка.
— Ну, как вам перхотяне?
— Что-что?
— Дикари из племени перхотян. В этом племени одни мужчины — вы понимаете... Только не поймите превратно: за всякий такой грешок у них смертная казнь. Тут другое... В общем, вам ясно. Раз в тридцать лет они похищают с материка женщину. Правда, от них до ближайшего берега шесть дней плыть. Женщину они выбирают не старше тринадцати лет и всячески ее почитают. Но после того, как она родит сорок сыновей, с ней зверски расправляются. Впрочем, рано или поздно они все равно вымрут. Тем более что в последний раз им попалась бесплодная. Теперь ей уже семьдесят, а они все еще держат ее и надеются оплодотворить. — Капитану показалось, что он вдается в излишние подробности, и он поспешил оговориться: — Во всяком случае, такая о них молва. Это племя охраняет вход в Тараканье море. Кто хочет туда попасть, должен с ними договариваться. Есть тут еще одна хитрость... — капитан понизил голос, — перхотяне знают секрет, как опаивать тараканов. Выливают в море настой из трав, и те просто сатанеют.
— А вы... вы... — пролепетал адвокат, — вы уже бывали в Тараканьем море?
— Э-э, сударь, не раз!
— Оно... оно... очень страшное?
— Только не для меня.
При этих словах капитан выпучил глаза и судорожно глотнул, будто пытаясь подавить рвотный позыв, да так и остался стоять с широко раскрытыми глазами, не отрывая взгляда от бурлящей под килем воды.
— Смотрите! Смотрите туда!..
Покачиваясь на разбегающихся волнах, по воде скользило несколько здоровенных, неповоротливых тараканов. Дальше к открытому морю их становилось больше, они чернели сплошной массой в ярких лучах полуденного тропического солнца.
Капитан и адвокат в волнении перебегали от одного борта к другому: корабль почти полностью окружали тараканы. Когда же мужчины очутились в носовой части, их взорам предстало необыкновенное зрелище: перед ними, под перевернутой, раскаленной небесной чашей, без единого островка до самого горизонта расстилалось безбрежное море. Оно было чернильно-черного цвета и угрюмо поблескивало, сплошь покрытое густой, с редкими прогалинами, пеленой тараканов. В тишине отчетливо слышался звук, с которым их шуршащие бока наталкивались на обшивку. Судно медленно и с трудом прокладывало себе путь, а тараканье месиво сразу же смыкалось за кормой.
Капитан сломя голову кинулся на нижнюю палубу, чтобы рассмотреть насекомых поближе.
— Сюда, сюда! — кричал он всем и каждому. — Смотрите, смотрите на этих тварей! Надо всех их передавить!..
Тараканы были обычных размеров, одни побольше, другие поменьше. Они мало чем отличались от земных. На задней части туловища, довольно хрупкой, виднелись мелкие бороздки. Длинные усики покачивались в такт колыханию волн. Капитан снова взбежал на верхнюю палубу с криком:
— Чертово отродье! Говорю я вам: надо что-то делать. Надо перебить их всех...
Варяг схватил его за руки.
— Ах ты, пес паршивый, пустобрех! — прорычал он. — Где твоя хваленая смелость?
Сбежались остальные матросы. У некоторых от страха зуб на зуб не попадал.
— Если вы думаете, что мы поплывем с вами по этой поганой луже... — начал, хорохорясь, один из них.
— Бездельники! Вам бы только даром чужой хлеб есть! Собрались на остров, а сами трясетесь перед горсткой жалких тварей?
— Давайте по крайней мере отгоним их, — предложил кто-то.
— Тоже мне, умники! Дождетесь, что они освирепеют, нападут на нас и передушат всех своими мерзкими животами.
— Мы... мы... — зароптали матросы в один голос, — мы хотим обратно! Пропади он пропадом, этот остров! Пора отсюда сматываться. Любой ценой... даже через ваш труп.
Они угрожающе придвинулись. За штурвалом никого не осталось; корабль швыряло из стороны в сторону. Тараканье племя слегка взбудоражилось.
— Ах, вот оно что? — рыкнул Варяг и выхватил из-за пояса оба пистолета. — Мы держим курс на остров, и я доведу вас до цели, хотите вы этого или нет. По местам! И не трепыхаться, коли шкура дорога! Теперь что вперед, что назад — все одно.
И точно: в кильватере море было столь же густым и черным, как и прямо по курсу, до самого горизонта.
Неожиданно на корме послышались крики и топот. Подбежал запыхавшийся матрос в треуголке.
— Большой Варяг, червяк исчез!
Под стаканом червячка и впрямь не оказалось. Наверное, он воспользовался суматохой и уполз сквозь щель в палубных досках.
Варяг бросился на корму вместе со всей командой. Беглеца и след простыл. Но вот его заметили: он полз по палубе, спеша укрыться в люке. Все ринулись наперерез. Червячок, почуяв погоню, обернулся и гордо поднял крошечную головку. Матросы непроизвольно остановились на некотором расстоянии, обступив обоих соперников, сошедшихся лицом к лицу.
Варяг смерил презрительным взглядом крошечное существо у себя под ногами. В свою очередь червячок внимательно следил за неприятелем-великаном. Все молчали. Наконец червячок заговорил.
— Роберто Коракальина, — сказал он без тени волнения хриплым голоском, — если ты раздавишь меня, то докажешь этим, что ты всего-навсего жалкий трус. Но даже если не раздавишь, ты все равно трус, ибо не делаешь этого потому, что боишься меня. Так что наш поединок никогда не закончится. Однако я предлагаю тебе договор, как это принято у честных соперников. Слушай. Пусть Лукреция сама выберет, с кем ей быть. Кто из нас двоих лучше сумеет ее любить, тому она и достанется. Согласен?
— Дрянной червячишка! — послышался не менее спокойный ответ. — Я не принимаю всерьез ни твои оскорбления, ни твои предложения. Эй, вы, накройте-ка его стаканом. А еще лучше — засуньте в спичечный коробок. Оттуда он не сбежит.
Варяг заставил матросов разойтись, угрожая им пистолетом. Их недовольство объяснялось теперь не только тараканами. Авторитет вожака был сильно подорван тем, что он не принял вызов. К тому же запихнуть соперника в спичечный коробок показалось этим матерым прохвостам верхом неблагородства.
Скоро, впрочем, волнение стихло само собой. Путь назад был отрезан; приходилось любой ценой двигаться вперед, вклиниваясь в кишащую гущу плавучих тараканов. Сложные маневры и крайнее напряжение всей команды исчерпали последние силы.
В последующие сутки на долю мореплавателей выпали самые тяжкие испытания. Стояла удушающая жара; плотный воздух был неподвижен; солнце палило немилосердно прямо над головой. Запасы питьевой воды подходили к концу; был введен строгий рацион. Полуголые матросы вяло передвигались по палубе (находиться в каютах было и вовсе невозможно), спасаясь где придется в хилой тени.
Что бы там ни говорила Лукреция, а тараканы были ей до крайности омерзительны. Впервые завидев водоплавающих тварей, она от брезгливости упала в обморок. Очнувшись, Лукреция с трудом взяла себя в руки и теперь лежала на корме, прикрыв глаза ладонями. Ее подбородок сильно дрожал, а сжатые губы, казалось, едва удерживали остатки жизни, теплящейся в распростертом под жгучими лучами теле. То и дело члены ее, будто в лихорадке, сводила судорога. Варяг подошел к ней и спросил:
— Ну что, девица, как тебе тараканчики?
— Милашки, — собравшись с духом, ответила Лукреция и сверкнула глазами.
Время от времени какой-нибудь не слишком сонный таракан взбирался по борту и преспокойно разгуливал вдоль палубы. Матросы относились к посетителям с уважением, боясь разгневать их товарищей. Варяг осторожно подобрал одного таракана, ползавшего неподалеку, и направился с ним к Лукреции. Та сначала побагровела, затем покрылась мертвенной бледностью, но закусила губу и не проронила ни слова. Варяг поднес ей таракана к самому лицу, а потом бережно опустил на палубу.