Жена и 31 добродетель — страница 24 из 50

Встряхнув головой, чтобы отогнать неприличные мысли, она вошла в дом и направилась сразу в гостиную, где в мирной тишине Роберт и Амабель занимались каждый своим делом. Он сидел за бюро и строчил какие-то письма, видимо, распоряжения. А она читала, время от времени поглаживая Джорджа за ухом, от чего у того от удовольствия закатывались глаза и вилял хвост.

Розалинда им коротко кивнула и, не говоря ни слова, расположилась у окна. Ей нравилось смотреть в уюте комнаты на раскачивающиеся деревья и сгущающиеся тучи. Казалось бы, погода соответствовала ее настроению – бурлению мыслей и мятежу в душе. Она задумчиво наблюдала за меняющейся погодой, погрузившись в свои думы. И даже неожиданно раздавшийся шум за пределами комнаты не сразу привлек ее внимание.

Чьи-то торопливые шаги и громкие голоса заставили недоуменно переглянуться всех присутствующих. Джордж возбужденно гавкнул, но был пристыжен хозяином.

Дверь с шумом распахнулась, и взъерошенный слуга, поклонившись, торопливо доложил:

– Маркиз Нортгемптон, сэр.

Все тут же поднялись, а Розалинде показалось, что она сейчас упадет в обморок. Отец здесь? Но почему? Ему рассказали? Неужели Амабель?

Она смертельно побледнела и оперлась рукой о стол. Ноги ее не держали.

Появление маркиза Нортгемптона, державшегося в своей горделивой манере, привнесло оживление в их застывший пантеон. Поклоны и приветствия сменили изумленную тишину. А затем его хорошо поставленный голос взорвал ее подобно грохоту орудий.

– У меня неприятные новости, – он выдержал паузу. – Объявлена война с Испанией, и Англия вступила в войну.

Амабель ахнула, и холодные глаза маркиза остановились на ней. Роберт подошел к своей жене, взяв ее за руку.

– Это, конечно, ужасающие новости, – заметил он. – Но я не понимаю. Ты ради этого проехал столько миль?

– Нет, сын. Есть еще кое-что, с чем я хочу разобраться. И я приехал не один.

Розалинда уже была близка к истерике.

Горсей встал с места и открыл дверь:

– Прошу вас. Заходите, виконт.

Появление виконта де Моубрея заставило напрячься молодую пару. Роберт стиснул зубы, а Амабель, побелев лицом, вынуждена была опереться на его руку.

– Всем доброго дня, – нахально осклабился Колдер, помахивая тростью.

Горсей, охватив взглядом все полуобморочное семейство, со значением произнес:

– По-моему, вам рады, Моубрей.

Тот, криво усмехнувшись, согласно кивнул головой.

– И я так думаю. Роберт, ты ведь поприветствуешь старого друга?

– Что происходит? – процедил последний, требовательно посмотрев на отца.

Тот ответил твердым взглядом.

– В свете новой политической обстановки, я по-другому смотрю на заключенный тобою брак. И согласно дошедшим до меня сведениям, твоя жена тебе все еще не жена. Не так ли, Моубрей?

– О да, милорд. Готов дать голову на отсечение.

В этот момент Роберт показалось, что его счастье разбилось как хрустальный бокал, который за ножку держал его отец. С громким звоном и треском он разлетелся на осколки, заставив сердце замереть посреди удара. Но это его уже не заботило, потому он железной хваткой вцепился руками в горло Колдеру.

Глава 12

Из всех уроков, что преподавали юной Амабель, она не любила именно историю. Учитель Кларк, будто потравленный молью одижонец, был честно зануден и принципиален. Добиваясь от своей ученицы знаний, он время от времени сверлил ее мутными глазами и по нескольку раз повторял кажущиеся ему важными факты. Если крупицы мудрости и оседали в уме молодой графини, то они были подобны слою пыли, который можно было убрать, протерев, как следует, тряпкой.

На нынешнем занятии Кларк уделил часть времени генеалогии Испанского двора, расхаживая по комнате и вещая ровным голосом:

– Итак, запомните, госпожа: нынешний король Испании Фердинанд VI вначале носил титул инфанта Кастильского. В 1724 году его отец, Филипп V, отрекся от престола, и в феврале 1724 года семнадцатилетний брат Фердинанда, Людовик I, был провозглашен королем, но в августе этого же года умер от оспы…

Учитель остановился и вперил взор в потолок, видимо, вспоминая череду несчастий. Амабель почесала нос и скосила глаза на кормилицу, которая в углу что-то увлеченно вышивала.

Вещание продолжилось.

– Филипп V вновь вернулся к государственным делам, а в ноябре 1724 года одиннадцатилетний Фердинанд был объявлен кортесами, сословным собранием, принцем Астурийским, т. е. престолонаследником…

– Господин Кларк… – осмелилась подать голос Амабель. – Зачем мне нужно знать про короля Испании? Это неинтересно.

Учитель недовольно нахмурил брови, а кормилица уронила на колени пяльцы и укоризненно покачала головой:

– Миледи… Не забывайте, что вы по линии отца принадлежите к испанскому благородному роду. Граф Де Клер дальний родственник графа Трепани, а тот двоюродный брат королевы-матери испанского двора. Не знать свои корни позорно для знатной дамы.

– Я просто не понимаю, зачем мне это, – юная бунтарка надула губы. – Мы уже давно не поддерживаем с ними отношения, живем в Англии… Стоит ли тратить на это время?

Мария возмущенно всколыхнула бюстом.

– Госпожа! Когда-нибудь эти знания вам смогут пригодиться. Никогда не знаешь, как повернется жизнь.

– Я не буду жить в Испании! Отец обещал, что мой жених будет англичанином. А еще красивым, богатым и из хорошей семьи!

– Многие знатные дворяне, ведущие свои родословные от испанских королей и сеньоров, давно осели в Англии… – проскрипел вездесущий Кларк. – Ваша – идет от королей. Это ли не повод гордиться?

Амабель с сомнением посмотрела на него, на кормилицу и пожала плечами.

– Тем более, что испанская кровь у вас так и играет, миледи, – лукаво усмехнулась Мария.

– Что ты имеешь в виду? – заинтересованно проговорила маленькая госпожа.

– А владение ножом? А шпаги? Нашим доморощенным барышням это и в голову бы не пришло.

Амабель задумалась.

– Значит… это еще один повод гордиться? – наконец, проговорила она.

– Ну, конечно, – обрадовано выдохнула кормилица, переглянувшись с учителем. – И все испанки настоящие гордячки… Так что, гордитесь своими корнями, миледи. Гордитесь и не забывайте о них.

***

Амабель никогда не думала, что можно кого-то так ненавидеть. Волна удушающего гнева внезапно накрыла ее, лишая воздуха и практически обездвижив. Словно во сне она смотрела, как Роберт набросился на Моубрея, как маркиз бросился их разнимать, слышала крики, шум борьбы и тревожный голос Розалинды, которая начала увещевать их, требуя прекратить драку. В ее голове все прокручивались слова свекра, но так и не находилось лазейки, чтобы выбраться из заколдованной цепочки.

Развод? Серьезно? Из-за войны? Что это меняет? Как? Почему?

Бессвязные мысли мелькали, кувыркались, не ощущая опоры. Моубрей, трусливый предатель, пытается уничтожить их семью. Его уязвленная мужская гордость быстро превратилась в вероломное малодушие, польстившись на звон сребреников и торжество мести. А Нортгемптон, который фактически сам же устроил этот брак, пытается все отыграть назад. Теперь он собирается все разрушить, опираясь на слова мерзавца виконта.

И как он это сделает? Их с Робертом брак был заключен перед богом и людьми. Его расторгнуть не так-то просто. Или… Неужели ему потребуются доказательства, что…

На этом месте Амабель резко вдохнула и выпала из состояния транса. Ее будто что-то встряхнуло, вернув в происходящие события.

Крики и возня сразу же ворвались нестройным шумом в ее уши. Взгляд остановился на борющихся мужчинах, их напряженных позах и лицах, на отчаявшейся Розалинде и столпившихся у двери слугах. Амабель взяла себя в руки и сделала то, что надо было сделать с самого начала.

Схватив графин, стоявший на столике, она со всего размаха окатила холодной водой сцепившихся мужчин. Те сразу отскочили в разные стороны, а Амабель, повернувшись к слугам, сухо проговорила:

– Выйдите все.

Это было выполнено беспрекословно.

Маркиз, рассматривая поникшее кружево, криво усмехнулся и заявил:

– Ваша месть находит необычный выход.

– Я еще даже не начинала, милорд, – пообещала Амабель, подходя к мужу. Ему досталось меньше всего. Моубрей же напоминал мокрого пса.

Розлинда тяжело опустилась на стул, сжимая руки так, что побелели костяшки пальцев. Ее взгляд был затравленным и обреченным. По всей видимости, она решила, что скоро отец доберется и до нее, одним махом разобравшись со всеми своими детьми.

Но маркиз Нортгемптон, с брезгливой манерностью приводя себя в порядок, не обращал на свою любимицу никакого внимания. Жертва им была выбрана другая. Расстановка сил, тем временем, постепенно возвращалась в прежнее русло, но уже без той остроты. Шел обмен гневными, и не очень, взглядами, да словами, что резали не хуже ножа, особенно когда попадали в точку.

– У вашей, так называемой, жены тяжелая рука. Я уже имел счастливую возможность убедиться в этом, – нагло разменял тишину виконт, отряхиваясь нарочитыми жестами.

– Она моя настоящая жена, – жестко заявил Роберт. – И я требую объяснений по поводу вашего недостойного и оскорбительного поведения в моем доме! Это касается и вас, отец.

Нортгемптон высокомерно вздернул подбородок.

– Разумеется, сын, ты вправе требовать объяснений. Последние политические события не оставляют мне выбора. Так же как и тебе, Роберт. Конечно, в том случае, если ты хочешь остаться в милости у монарха, а не пребывать в опале.

– Не понимаю, как политика связана с моим браком, – процедил сквозь зубы Роберт.

– Ну как же… – небрежно взмахнул рукой Нортгемптон. – Граф Де Клер весьма родовит и богат, и ваш союз мной был одобрен всецело, пока я случайно не узнал об одном маленьком нюансе. Оказывается, своим происхождением и богатством граф, прежде всего, обязан не английской крови, а именно испанской, причем королевской. Сам граф Трепани его дальний родственник.