Его таинственное исчезновение с места происшествия было необъяснимо и вызывало у меня страх. Думаю, нечто подобное ощущали и другие члены семьи. Только Джезебел, казалось, была рада. Она уже поняла, что теперь может свободно разгуливать по всему дому, но все еще избегала появляться в комнате Гленды.
Возможно, мне не следовало настаивать на существовании шарфа и рассказывать о голосе, который, как мне показалось, я тогда услышала. Когда Колтон сказал мне, что шарф не был найден, мне нужно было оставить эту тему. Но я постоянно видела обвинение в глазах Гленна и хотела оправдаться перед ним, да и перед остальными членами семьи. Они должны понять, что я пыталась спасти Гленду. В тот момент для меня не имело значения ее отношение ко мне, и я никогда не смогла бы отомстить ей таким ужасным способом.
Номи верила мне и поддерживала, как могла. Что думает по этому поводу Колтон, трудно было понять. Но на лице Гленна постоянно отражались нескрываемая антипатия и отвращение, которые день ото дня становились все сильнее.
Я несколько раз ходила к месту трагической гибели Гленды, внимательно обследуя его, и обнаружила на коре огромного дерева несколько розовых шерстинок из моего шарфа.
Вернувшись домой, я рассказала о своем открытии, но на мои мольбы пойти на озеро и убедиться в моей правоте никто не откликнулся. Возможно, родные Гленды просто не хотели знать правду.
Но когда я вернулась к месту происшествия через несколько дней, шерстинки таинственным образом исчезли. Неужели кто-то тайно приходил туда и убрал их? — подумала я. Кто этот человек? Почему он хочет, чтобы во всем винили меня?
Колтон отменил свой отъезд в Нью-Йорк. Он выглядел совершенно разбитым. Я знала, что он очень любил свою яркую, талантливую, своенравную дочь, но не ожидала, что его может настолько потрясти что-то, не имеющее отношения к искусству. Он как-то резко постарел, и его львиная грива волос теперь стала скорее белой, чем серебристой.
И тем не менее, с тех пор, как произошла трагедия, он только один раз выдал свои чувства. Это случилось через два дня после похорон, когда Номи решительно вошла в комнату Гленды, намереваясь убрать в чулан ее вещи и таким образом уничтожить все воспоминания о ней. Она обратилась ко мне за помощью, и я без особой охоты согласилась. Мне казалось, что еще прошло слишком мало времени после гибели Гленды, и решение Номи стереть все ее следы в доме слишком скоропалительно.
Колтон застал нас за этим занятием и с неожиданным гневом в голосе, немало удивившим меня, остановил.
— Оставь все, как есть! — приказным тоном сказал он Номи. — Куда еще Гленн сможет прийти, когда почувствует тоску по сестре?
Номи была не из тех, кого легко испугать, и настаивала на своем решении освободить комнату. Она стойко воспротивилась Колтону:
— Это вовсе не утешит его, а только растравит его душевную рану. Чем скорее все, напоминающее о Гленде, исчезнет из этого дома, тем будет лучше для всех нас. Нельзя оставлять комнату такой, какой она была. Гленн цепляется за призрак, а это ни к чему хорошему не приведет!
Услышав эти слова, я поняла, куда так часто исчезал мой муж в последние несколько дней. Оказывается, он ходил в комнату своей сестры и сидел там часами, а когда возвращался, лицо его было лишено эмоций. Конечно, причиной этого была невыносимая боль, которую он снова и снова переживал среди вещей Гленды. Номи была права, и я собиралась поддержать ее, но не осмелилась вмешаться в ее спор с Колтоном.
— Оставь эту комнату такой, какая она есть, — решительно повторил он и повернулся, чтобы уйти.
Я не знала, что Гленн в это время находился в соседней комнате, пока он, услышав наши голоса, не вошел в спальню Гленды. С первого взгляда поняв, что собирается сделать Номи, он, ни на кого не глядя, молча подошел к ней и взял у нее из рук ящик с вещами.
— Не трогайте здесь ничего! Я хочу оставить все так, как было. Сегодня я переезжаю в эту комнату. Все вещи Гленды теперь принадлежат мне. Она хотела бы именно этого.
Думаю, даже Колтона поразило такое решение сына, но он понимал, что сейчас возражать Гленну, который был почти в таком же бешенстве, какое временами позволяла себе его сестра, бесполезно. Лицо его исказилось, и он отвернулся, не произнеся ни слова. Ему тоже было нелегко находиться в этой комнате.
Гленн остановил отца, который уже собирался покинуть спальню Гленды.
— Ты должен знать, что я отменил твой заказ по поводу надписи на могильном камне. Я хочу вырезать ее сам. Никто, кроме меня, не сделает для нее эту последнюю услугу.
Колтон только коротко кивнул и вышел из комнаты.
Номи удрученно всплеснула руками, как бы отказываясь от своих намерений разобрать эту комнату, и тоже вышла оттуда, оставив меня наедине с мужем. Возможно, она считала, что мне удастся уговорить Гленна отказаться от его странного намерения. Но я не была уверена, что смогу заставить его изменить свое решение. И все же то, что он собирался сделать, было неправильно, и я должна была попытаться отговорить его.
— Послушай, Гленн! Не нужно терзать себя так! Если ты переедешь сюда, тебе будет только еще тяжелее, — мягко сказала я. — Разве не лучше сделать так, как советует Номи, — убрать все, напоминающее о Гленде, хотя бы до тех пор, пока боль немного не утихнет?
Он поднял на меня глаза, в которых зажглась еще большая неприязнь.
— Откуда тебе знать, что для меня хорошо, а что — плохо? Моя сестра погибла по твоей вине. Ты приносила нам только несчастья, с того самого момента, как разбила головку из алебастра. Какого дьявола меня занесло тогда в этот чертов музей! Если бы я не встретил тебя, все было бы хорошо! Убирайся отсюда и оставь меня одного!
Меня настолько потрясли эти слова, что я больше не повторяла попыток убедить его переменить свое мнение. Мне хотелось немедленно уйти из этого дома.
Я оделась потеплее и вышла на свежий воздух. До сих пор мне казалось, что я по-прежнему люблю Гленна и должна поддержать его, но все его поведение говорило о том, что он в этом не нуждается. Я совсем запуталась.
Разве может любовь, расцветшая так бурно, оказаться такой скоротечной? — спрашивала себя я. Или мне кажется, что мои чувства к мужу безвозвратно исчезли, только потому, что я бесконечно устала? Сначала я была вынуждена бороться за него с Глендой, терпеть все эти унижения и издевательства с ее стороны, а когда она погибла, я снова оказалась виноватой, теперь уже в ее смерти?..
Возможно, пройдет какое-то время, и все мои умершие желания и чувства возродятся. Тогда я смогу вернуться к жизни и любви. Но сейчас, спускаясь по холму к озеру, Я чувствовала, что это нереально. Я больше не нуждалась в Гленне, потому что в нем не осталось ничего от того энергичного, веселого, одухотворенного мужчины, который поразил меня в Нью-Йорке. Казалось, он умер вместе со своей сестрой.
На полпути я столкнулась с Трентом, который поднимался по тропинке мне навстречу. Его улыбка согрела меня. Я даже не понимала, как мне было холодно, пока он не улыбнулся мне.
— А я шел навестить тебя, — сказал он.
Я могла только беспомощно потрясти головой.
— Тебе сейчас не стоит приходить в «Высокие башни». Все мы так расстроены. И Гленн… — Я оборвала фразу, потому что не смогла бы объяснить ему, какие чувства меня обуревают.
Меня мучала мысль о том, что если Трент узнает от кого-то общепринятую версию гибели Гленды, он тоже станет обвинять меня в том, что я ушла и оставила ее одну умирать. Я не вынесла бы этого.
— Я не зайду в дом, если ты считаешь, что мне не следует этого делать, — спокойно ответил он. — Я только хотел поблагодарить тебя за то, что ты сделала для Кейта в ту ночь, когда в гостинице был пожар.
Я изумленно уставилась на него.
— Но я думала, что ты сердишься на меня за то, что я пыталась защитить его.
— Это действительно было глупо, — согласился он. — Но я благодарен тебе за другое. Ведь именно ты заставила его вовремя остановиться и впоследствии вести себя достойно. Мы долго разговаривали с ним в ту ночь, и возможно, мне даже удалось наладить с ним контакт. А у тебя получилось то, чего я никак не мог добиться. Что бы ты ни сказала ему, это заставило его задуматься о своих поступках. Ты расшевелила его. Думаю, он прекрасно отдавал себе отчет в том, какую чудовищную вещь побуждала его сделать Гленда, надеясь оживить картину, которую она нарисовала. Поняв это, он разозлился на нее и решил вести себя по-другому. Пандора ничего не знает. Может быть, она и догадывается о чем-то, но я не собираюсь ей ничего рассказывать. Сейчас в этом нет необходимости.
Трент все еще не знал, что Кейт по наущению Гленды сделал с головкой из алебастра, а я по-прежнему не могла рассказать ему об этом. Возможно, мальчик жалеет теперь и об этом своем поступке. Во всяком случае, я надеялась, что это так.
— Я рада, что твои отношения с сыном наладились, — сказала я. — Ты был очень сердит, и я боялась, что могу стать причиной вашей ссоры.
— Я знаю. Это было написано на твоем лице. Именно поэтому я взял себя в руки и решил просто поговорить с Кейтом. Так что спасибо тебе, юная Бернардина.
— Юная? — сухо переспросила я. — О нет! Уже нет. Сейчас я чувствую себя старше, чем Номи. Старше всех на свете.
Он ласково покачал головой.
— Ты еще очень молода и обязательно будешь счастлива снова.
Трент приблизился ко мне, протянул руку, приподнял мой подбородок и поцеловал меня — легко и нежно.
— Мне все еще хочется целовать тебя, — признался он. — Я не могу думать о тебе как о жене Гленна.
Я и не была ею. Больше не была, Меня так сильно тянуло к Тренту, мне так хотелось почувствовать себя уютно и спокойно в его объятиях. Но я вовремя опомнилась и отступила на шаг.
— Я принес тебе подарок, — сказал он. — Хотел вручить его на Рождество, но после всего случившегося у меня не было такой возможности. — Он вынул из кармана куртки плоскую узкую коробочку и протянул ее мне. Яркая обертка и праздничная ленточка смотрелись сейчас как-то странно, ведь это Рождество было вовсе не веселым. Но меня тронуло его внимание, и слезы сами побежали из моих глаз.