Мертвенно побледнев, Раввер схватил Лавентина и тряхнул. Тот указал на стол. Раввер забежал за него, наклонился и выпрямился с ржавым прямоугольным ящиком в руках. Причем обнимал его так, словно это величайшее сокровище.
Затем рявкнул на Лавентина.
Тот, причитая, стал собирать с пола застекленные и пожелтевшие листы. Он раскладывал их по полу, добавлял к ним книги с полок. Стоя на подгибающихся ногах, я мечтала об одном: сесть на что-нибудь мягкое.
В углу приподнялся и обрел форму диван. Был он не слишком мягок, но лучше чем ничего. Убрав ящик в дальний угол, Раввер стал листать книги.
В душе затеплилась надежда, что джентльмены ищут способ вернуть меня домой.
Пролистав две книги, Раввер взял третью и отошел к офисному креслу у стола. Озадаченно его повращал, с наисерьезнейшим видом присел на краешек, затем устроился глубже. Облокотился на спинку с таким настороженным видом, словно она могла отвалиться. С опаской посмотрел на меня. Я улыбнулась. Он, помрачнев, уткнулся в книгу.
Я посмотрела на прижавшуюся ко мне девочку: она неотрывно следила за перекладывающим листы Лавентином. Он поминутно оглядывался на разбитые банки с эмбрионами. Неподдельное горе сквозило в каждом жесте, даже в развороте плеч; хотелось погладить его по лохматой голове, сказать, что ничего страшного – новые образцы достанет.
Но стоило подумать, что это чудо, вероятно, ответственно за мои злоключения здесь – и сочувствие как рукой снимало.
Все застекленные и просто древние на вид листы были разложены по белому полу, половина книг пересмотрена, когда Лавентин поднял вверх фолиант и один из листов и издал радостное:
– Вау-ваф!
Раввер, шумно захлопнув книгу, вернул ее на полку. Лавентин на четвереньках добрался до валявшегося у входа планшета с бумагой и карандашом, отбросил лист с изображением лестницы и, поглядывая в книгу и на старинный лист, принялся рисовать.
Абстрактный узор у него получался что надо, такой не стыдно принтом на майку сделать, даже на обоях он смотрелся бы недурно. Но, скорее всего, у узора, за созданием которого Раввер наблюдал с неподдельным интересом, было более серьезное назначение.
Когда Лавентин со взором горящим и бумажкой с засветившимся узором ломанулся ко мне, я как-то запаниковала, вжалась в стену, притискивая к себе девочку. Лавентин тявкал и мявкал, обмахивал меня листом, словно священник нечисть кадилом. Очень надеюсь, что меня изгоняли в мой мир.
С листа сорвались зелено-голубые искры и растворились в воздухе. Горло будто ментолом обожгло. Я по-прежнему была здесь. Лавентин вопросительно оглянулся на Раввера, тот грозно указал на меня.
– Шмякакабякырбыр, – произнес Лавентин на каком-то непривычном языке.
– Не поняла.
Он всплеснул руками и снова вернулся к книге и древнему листу. Почесал в затылке карандашом. Вздохнул и сел напротив стола в позу лотоса. Внимательно-внимательно разглядывал банки на столе. Раввер только головой покачал.
Минут пять спустя Лавентин подскочил, смял первый узор и стал со скоростью света рисовать новый. Затем «изгнание» повторилось, и Лавентин уставился на меня.
– Ты меня понимаешь?
– Да.
– Ура! – Метнувшись за планшетом с листами, Лавентин сел на край дивана и уставился на меня: – Возраст? Вес? Объем груди? Талии? Бедер?
Раввер поднял с пола лист с последним узором.
– Приятного времяпровождения. И без тотальных разрушений, пожалуйста. – Кивнув Лавентину и мне, он покинул лабораторию.
Не успели его шаги затихнуть на лестнице, как Лавентин подергал меня за рукав фрака и повторил:
– Возраст? Вес? Объем груди? Талии? Бедер?
– Где я? Как здесь оказалась? Кто ты такой? – грозно спросила я.
– А давай я сначала твои биомет…
– Где я? Как здесь оказалась? Кто ты такой? – спросила таким тоном, каким обычно разговаривала со злостными неплательщиками.
– Мм, ты на острове длоров. Я тебя призвал из твоего мира. И я… – Лавентин покосился на руку, на которой, я знала, был браслет, как у меня. – Я твой муж.
Подтвердив мрачные подозрения (рабство было бы хуже, хотя замужество не всегда от него отличается), он уставился на меня.
– Я не виноват, это случайно получилось. Правда-правда.
Повисла пауза. Я села прямо и выпустила девочку из объятий.
– Ты идиот?
Лавентин растерянно моргнул.
– Нет, конечно.
– Тогда объясни, как можно призвать кого-то из другого мира и жениться случайно?
– Ну, это было не совсем случайно…
– А подробнее, – с обманчивой ласковостью спросила я, но он подвоха будто не почувствовал, почесал за ухом.
– Мне надо было срочно жениться, чтобы не потерять родовую магию, это проклятие такое, долго объяснять. И я решил, что… ну, в общем, я решил попробовать призвать кого-нибудь из другого мира. Чтобы как бы жениться, но без последствий, и вот… случайно попалась ты.
– А ты подумал о том, что у меня своя жизнь есть? Планы собственные!
Оценив зверское выражение моего лица, Лавентин замахал руками:
– Нет-нет, я отправил тебя назад и собирался призвать через год, снять браслет. Тебе бы это никак не помешало. Но что-то пошло не так, и ты оказалась здесь. Но я обязательно верну тебя назад. Честно-честно.
– Значит, ты притащил меня из другого мира и сделал своей женой? Насильно?
– Мм… как-то так, да, но я не…
– Слушай, ты, я больше замуж не собиралась. Собственно, я замужем еще.
– Ничего не поделаешь, – развел руками Лавентин. – Браслет сомкнулся на твоей руке, значит, с точки зрения наших законов ты была свободна. Теперь ты длорка Бабонтийская.
Поперхнувшись гневной тирадой, переспросила:
– Кто я?
– Длорка Бабонтийская.
В груди защекотало, в голове крутилось «длорка Бабонтийская», мышцы непроизвольно сокращались… Давясь хохотом, я сложилась пополам.
– Послушай, – возмутился Лавентин, – длорка Бабонтийская – это звучит гордо!
Мышцы живота ныли, ребра ломило от истерического смеха, я всхлипывала и похрюкивала.
Длорка Бабонтийская.
Я, блин, теперь длорка Бабонтийская. Как не лопнуть от смеха?
Смех сменился поскуливанием – вот попала так попала! Поскуливание сменилось нервными хохотками.
Лавентин отступил на пару шагов.
– Что случилось?
– И ты еще спрашиваешь? – Я снова расхохоталась до слез, все тело сотрясали судороги.
Лавентин что-то записал, но сил спросить, что именно, не было. Он отбежал к столам у стены, вглядывался в пробирки, колбы, коробки и выдвигал ящики. Наконец вернулся с пробиркой. Я отмахивалась, судорожно хохоча и не в состоянии выдавить, что экспериментами его сыта по горло. Он молча бросил в меня щепотку порошка, я вдохнула, закашлялась… И успокоилась.
Не то чтобы совсем, но истерически хохотать больше не тянуло.
Глубоко вдохнув и выдохнув (жутко тянуло мышцы живота и ребер), посмотрела в серо-зеленоватые глаза Лавентина и велела:
– А теперь рассказывай с чувством, с толком, с расстановкой!
– Что?
Даже чудо-порошок не спас меня от вспышки раздражения:
– Как быстро ты вернешь меня домой?
Я уже почти не злилась. Если быстро отправит назад – расцелую его и сочту это все маленьким приключением, а через пару лет буду вспоминать с улыбкой. Только бы вернул быстро. Но Лавентин выглядел таким растерянным.
– Э, не знаю… Если честно, не понимаю, почему ты вдруг оказалась здесь.
– Светящаяся мембрана перегородила тоннель и вытолкнула меня в какую-то лабораторию.
По лицу Лавентина пробежала судорога, закончившаяся тяжким вздохом. Он опустил взгляд на свои записи и робко попросил:
– А может, скажешь, сколько тебе лет, какой вес, объем груди, талии и бедер?
– Раньше надо было спрашивать. До того, как женился.
Лавентин совсем сник:
– Времени не оставалось. В общем-то, я любое проклятие снять могу, кроме родового, ведь мне сила дана родом.
– Тебя прокляли, чтобы женился? – усмехнулась. – Специальное проклятие: женись или не поздоровится.
– Именно так.
Е-мое, он, похоже, не шутил.
Впрочем, наличие брачных родовых проклятий пока меньшая из моих проблем. И ответственности за похищение и наглое распоряжение моей жизнью оно с Лавентина не снимало. Мысль, что меня похитили и без спросу взяли в жены, будила во мне зверя.
– Значит, так, дорогой муж… объелся груш…
– Прости, чего объелся?
– Не важно чего… – От гнева стало жарко, я расстегнула огромный фрак Раввера. – Я не собираюсь из-за тебя терять работу.
– Ты работаешь? – Лавентин округлил и без того большие глаза. – Ты что, простолюдинка?
М-да, в двадцать первом веке ощутила себя жертвой классовой дискриминации. Поднялась, сбрасывая фрак.
– Работаю, простолюдинка и… Сам виноват, что такую выбрал. Мне надо срочно домой. У тебя сутки, чтобы вернуть меня, иначе пожалеешь.
Он вскинул брови. Оглядел сияющую белизной лабораторию. При виде разбитых эмбрионов вздохнул. И посмотрел на свои записи.
Скомкав верхний лист, торжественно пообещал:
– Я сделаю все возможное, чтобы уже завтра ты оказалась дома.
– Отлично. А до этого, пожалуйста, обеспечь нас едой, – я села и обняла напряженную девочку, – и нормальными условиями проживания.
– Боюсь, комфортность проживания и еда зависят от тебя.
Удивленно вскинула брови. Лавентин почесал маковку (он так часто это делал, что понятно, почему вечно лохматым оказывается).
– Вместе с брачным браслетом тебе передалась способность управлять домом. Он воспринимает твои пожелания и эмоции. Сейчас он потратил слишком много магии и будет работать медленно, пока не восстановит базовую конфигурацию, но создание комнат по-прежнему зависит от тебя, как и управление кладовыми, кухней.
– То есть у вас такие живые дома – норма?
– У глав рода – да, – улыбнулся Лавентин.
– И то, что ты сейчас сделал, чтобы мы понимали друг друга, это с самого начала было легко сделать?
– Ну, для меня – да. Там надо было перевести…