Министр нахмурился:
– Опять при задержании руки распускаете?
– Никак нет. Арестованные не сопротивлялись.
– Что, даже убежать не пытались? За нападение на главу рода у нас полагается повешение.
– Так переломы же. – Полицейский сосредоточенно смотрел поверх головы министра. – Идти они не могли.
Мы с министром уставились на Сарсанну.
– Я слабая, хрупкая женщина, – заливаясь румянцем, повторила она и, приподняв колокол подола, прикрыла им зонтик.
Как хорошо, что физический вред главы рода могут причинить супругу только с его разрешения, а то я бы, пожалуй, забеспокоился о Смузе.
Дверной звонок дом хорошо сымитировал. Я чуть не свалилась с табуретки. Прокралась к входной двери и сдвинула язычок на глазке.
По ту сторону сиял улыбкой гот в перьях.
Моргнув, отступила и тихо спросила:
– А это кто?
– Длор Хлайкери Эрджинбрасский, – просипела стена. – Через дыру в ограде пробрался.
Пресса здесь тоже настырная.
Звонок повторился. Я покачала головой: ни стыда ни совести у человека. Устроилась на табуретке и попробовала представить обои цвета глаз Лавентина.
В дверь опять позвонили. Вера недоуменно на меня смотрела. Ну управляю я домом, и призрачные слуги тут есть, но это не повод открывать дверь непонятным личностям даже в самых очаровательных костюмах.
– Я его не приглашала, – зажмурилась в надежде, что так лучше получится влиять на дом.
Ведь не обязательно представлять прихожую в стиле какого-нибудь барокко или ампира. Даже суровый минимализм лучше обычного подъезда.
Гот все названивал, пока из-за моего раздражения не исчез звонок. Тогда гот постучал. Я вообразила, что дверь снаружи мягкая резиновая, и через минуту стук прекратился.
– Тебе к патологоанатому пора. – Министр расписался в очередном документе.
Зря я к нему поехал. Я вертел в пальцах черное перо из веера Сарсанны. Слова давались с трудом, ради каждого приходилось буквально переступать через себя.
– Только после того, как ты объявишь в розыск мою маму и начнешь полномасштабное расследование.
– Не надо меня шантажировать, я этого не выношу, – пророкотал министр.
– Знаю. Это против моих принципов. И ты… ты мой друг. Но если выбирать между благополучием мамы и твоим комфортом… – И моими очень неприятными ощущениями, потому что мне проще прыгнуть в окно проверить, что из этого получится, чем так давить на министра. – Я выберу маму.
Министр, со вздохом потирая лоб, оставил на нем чернильный росчерк.
– Лавентин, я уверен, она живет у подруги или уехала в пансион.
Я совсем тихо возразил:
– Моя мама со мной так не поступает.
У министра дернулся уголок рта, голос стала резче:
– А что с ней могло случиться? Если бы поезд сошел с рельсов, мне бы об этом сообщили, как и о любом неординарном случае. И чего ты боишься? Что какие-то идиоты, рискуя закончить жизнь в петле, напали на твою мать, длорку, на тот момент еще владеющую женскими правами главы рода, путешествующую первым классом?
– Но ведь на Сарсанну напали, – напомнил я.
Ручка выпала из пальцев министра. На мгновение он оцепенел, но тут же зазвонил в колокольчик. Секретарь распахнул дверь.
– Принеси все дела о происшествиях с длорками за последние полгода, – отрывисто приказал министр.
Кивнув, секретарь умчался выполнять поручение. Я похолодел:
– В чем дело?
Снова потирая лоб, министр ответил:
– Когда расследовали обстоятельства гибели жены Какики, мальчишка, разносчик газет, сказал, что видел, как под ноги ее ящерам бросили хлопушку. Другие свидетели этого не подтвердили, хотя некоторые вроде бы слышали хлопок, и ее смерть сочли результатом несчастного случая. Но если сложить это и целенаправленное нападение на Сарсанну Мондербойскую, то исчезновение твоей матери… почти подозрительно.
Я остро, до боли в груди захотел, чтобы министр был прав в своем начальном предположении и мама просто впервые не известила меня о своих перемещениях по стране.
Прихожая получилась вполне симпатичная: светлые серо-зеленые обои с золотым оттенком под цвет глаз Лавентина, когда в лицо ему светит солнце. Даже подставка под обувь и столик с миской для визитных карточек вполне приличные. А у двери нафантазировала милейшую вешалку из чугунных котят с хвостами-крючками.
Подумав, еще и зеркало большое на полстены вообразила.
И коврик.
А диванчик парчой отделала. И в целом могла собой гордиться, хотя все выглядело сурово в сравнении с прежними интерьерами.
Ту обстановку мама Лавентина придумала, и теперь, когда она пропала, мне до холода в животе стало неудобно, что я все разрушила.
Я опустилась на диван. На душе было муторно. Вдруг накатил ужас: а если с Лавентином что-нибудь случится и я застряну здесь навсегда? Даже руки задрожали.
В приоткрытую дверь моей «квартиры» заглянула Вера. Оглядев прихожую, улыбнулась и закивала.
– Мне тоже нравится, – подтвердила я.
Вера жестом позвала меня на кухню.
Стена хрипло известила:
– Вам письмо.
– Мне?
– Да.
– Но я никого здесь не знаю.
– А письмо пришло, – просипела стена. – Почтальон просит разрешения вручить его вам. Пускать?
Глава 17
– В целом за последние полторы недели у нас есть семь странных происшествий с главами рода и их близкими. – Министр вновь открыл верхнюю папку. – С длоркой Какики накануне смерти произошел несчастный случай. Вывеска магазина швейных принадлежностей упала перед ней. Могла убить. Начали расследование, но дело закрыли после ее смерти.
У меня волосы вставали дыбом, пересохло во рту. Министр сдвинул папку:
– А в дом матери покойного Какики, проживающей в городе, перед этим случаем залезли воры. Их спугнул поваренок, спавший в передней.
– И где мать Какики сейчас? – У меня начинали мерзнуть руки.
Вместо ответа министр зазвонил в колокольчик, велел взмыленному секретарю:
– Отряд полиции на Восточную Садовую двадцать пять! Пусть проверят, как себя чувствует обитательница дома. – Поймав мой умоляющий взгляд, министр добавил: – И пришлите какого-нибудь следователя из особого отдела, нужно выполнить срочное поручение.
– Маму будут искать?
– Да, – неохотно подтвердил министр.
– А что за другие происшествия? С кем?
– Перландия Мондербойская получила приглашение на собрание садоводов столицы.
– Мать Смуза? – Представил эту старушку-мумию. – Разве она еще выезжает?
– Случается. Позавчера должна была ехать на это собрание, но из-за твоих экспериментов с растительностью, – министр выразительно на меня посмотрел, – опоздала почти на час. В клубе садоводов выяснилось, что собрания не планировалось.
Я вскинул брови. Министр продолжал:
– Она мнительная. Написала заявление в полицию, приложила пригласительный билет, требовала расправы над шутниками. В общем, давила, пока заявление не приняли.
– А еще с кем неприятности случились?
– С невесткой Вериндера. Он сопровождал ее в театр вместо срочно вызванного в часть супруга. На их карету напали. Предположительно грабители. Один прыгнул внутрь с ножом, но Вериндер его отделал. Длорку слегка задели лезвием. – Министр медлил, поглаживая лист протокола. – Она и ее муж после смерти Вериндера возглавят род.
Мы посмотрели друг на друга.
– Это удар по главам рода, – тихо сказал министр. – Вериндеры – военный род, Мондербойские держат подряды на военные поставки. Какики… среди них много служащих министерств. Ты уже пять лет обеспечиваешь нашу армию новейшим стратегическим оружием.
– И как это согласуется с тем, что мама наложила брачное проклятие? Если она попала к врагам, желающим уничтожить глав рода, зачем это делать? Они же должны были ее… – горло сдавил спазм. – Убить.
– Шантаж. Обменять ее жизнь на твой отказ от разработок нового оружия и на образцы уже созданного шаг достаточно эффективный. А брачное проклятие… – Министр пожал плечами. – До заключения брака ты был лишь хранителем рода, но не главой и не мог полностью использовать силу. Скорее всего, она таким образом хотела тебя защитить.
– Но если бы я не успел жениться, я бы вовсе лишился силы.
– И спас свою жизнь от врагов, ведь тогда ты не мог бы заниматься разработками.
– Жестоко.
– Проклятие дает час на заключение брака. Уж за час ты бы нашел жену, риск был минимальным, а в обмен ты получал полную силу рода. Твоя мать не могла предвидеть, что ты призовешь жену из другого мира и откажешься подтверждать брак.
Министр неистово зазвонил в колокольчик. Секретарь, приглаживая выбившуюся прядь, заскочил в кабинет:
– Следователь прибыл.
– Отлично. Выделите по пять полицейских на круглосуточную охрану домов длоров Бабонтийского, Вериндера и Мондербойского. Вызовите двух офицеров для сопровождения длора Бабонтийского.
Я тяжко вздохнул. Неожиданно министр добавил:
– И пять охранников приставьте к моему дому. Обратитесь в военное министерство с требованием усилить охрану дворца, принцессы и острова длоров в связи с чрезвычайными обстоятельствами. Министр Алвер может получить разъяснения лично у меня. Следователь пусть подождет еще пару минут, я позову.
Кивнув, секретарь поспешил скрыться. Я накрутил перышко из веера Сарсанны на палец:
– Усилить охрану дворца?
– Да. – У министра заходили желваки, направленный в никуда взгляд стал леденящим. – Если ты не забыл, император тоже глава рода. – Он тряхнул головой и строго посмотрел на меня. – Лавентин, пожалуйста, веди себя осторожно. Сейчас ты посетишь морг, переговоришь с патологоанатомом и потом под присмотром офицеров сразу домой.
– Но…
– Никаких «но», Лавентин. Ты мне нужен живой и здоровый. Так что либо смиряешься с мерами предосторожности, либо я запираю тебя в самой глубокой и охраняемой лаборатории, и там ты…
– А что за лаборатория? – Вопреки мрачным обстоятельствам, во мне бабочкой затрепетала жажда исследования. – Я хочу посмотреть.