В кресле застыл Раввер с напряженно выпрямленной спиной. На столике с другой стороны стояла бутылка и четыре бокала, что намекало на дружескую обстановку, начисто убитую направленным на Лавентина грозным императорским взглядом.
Лавентин встал так близко ко мне, что наши руки соприкасались.
– Надолго она здесь? – спросил император.
Подойдя к столику, Лавентин налил бокал и подал Равверу алую жидкость.
– Выпей.
Взяв бокал, Раввер медлил. Лавентин понурился:
– На год.
Раввер вскочил. Его грудь часто вздымалась, вино плеснулось на роскошный ковер.
– Ты… Ты хоть понимаешь, что этого ни один человек не выдержит?
Я открыла рот, чтобы спросить почему, но не успела – Лавентин развел руками:
– Ничего не могу поделать. Нет, я пытаюсь, даже к родовому духу воззвал, но, похоже, придется принять это как факт.
И что Раввер так волнуется? Дом Лавентина я разрушать больше не собираюсь и ко дворцу на пушечный выстрел не подойду.
Император вытащил из письменного набора золотую ручку, покрутил в пальцах.
– В принципе, меня это устраивает. – Он уставился на Лавентина. – Я ведь тебя предупреждал: еще одна выходка – и запрещу посещать официальные приемы.
– Простите.
– И знаешь, мне кажется, ты каждый визит что-нибудь устраиваешь специально, чтобы получить этот запрет.
Так вот в чем дело! Лавентин молча смотрел в пол. Император приподнялся:
– Это ведь так?!
– Я мог бы полезными делами заниматься вместо того, чтобы попусту тратить время на разговоры.
– Я понимаю, ты скучал при дворе, когда тебе было десять. И в пятнадцать это простительно. Но тебе двадцать три! Раввер в твои годы уже отслужил в Черундии и стал министром, а ты все думаешь, как бы прием сорвать. Сколько тебе еще нужно лет, чтобы повзрослеть?
О боже, как мне знакомы эти разговоры. Лавентин грустно отозвался:
– Лет десять – пятнадцать.
Бедный. Я ему всей душой сочувствовала: в этом дворце даже мышь от скуки повесится, не то что такой интересный парень.
– Да я столько не проживу! – вскипел император. – Что, хочешь совсем со мной не встречаться?
– Ну что вы. С вами – всегда с удовольствием, а вот с остальными гостями официальных приемов…
– Год. Я отлучаю тебя от обязательных приемов на год. И Сарсанна, когда оправится, займется вашим воспитанием, дорогие мои Бабонтийские.
А я-то тут при чем? Через год меня здесь не будет, зачем мне учить их этикет? Срочно надо напомнить, что я здесь временно. Но как сделать это по этикету, чтобы не вызвать еще большего желания меня ему обучать?
Лавентин подался вперед:
– Я осознал. Вот только сейчас осознал, насколько неподобающим было мое поведение. Правда-правда. Мне стыдно. Я потрясен до глубины души. И как это я раньше не замечал? – Он стукнул себя по лбу. – Этого больше не повторится.
– Конечно, не повторится. Сарсанна тебе все-все правила напомнит. А за каждый новый промах я буду снова назначать ее твоей учительницей хороших манер.
Бледнея, Лавентин сглотнул.
Я уже боюсь этой таинственной Сарсанны.
Глава 24
– Теперь вы, юная длорка. – Император посмотрел на меня.
– Простите, – Лавентин встал между нами, – все ее промахи – моя вина.
Покосилась на Раввера, надеясь по его реакции понять, следует ли мне вступить в разговор или надо тихо стоять, пока император негодует. Но мертвенно-бледный Раввер застыл с отрешенным лицом и казался невменяемым. Вряд ли его настолько огорчило мое временное проживание здесь. На что же такая реакция?
Император потребовал:
– Лавентин, отойди.
– Моя жена оказалась в этом мире против своей воли. В качестве компенсации я, как длор и глава рода, обязан обеспечить ее комфортными условиями проживания. Даже если это идет вразрез с нашими традициями.
Император повысил голос:
– Лавентин, отойди!
Невыносимо стоять за спиной Лавентина, хотя она так широка и уютна. Не привыкла я прятаться за другими, когда виновата сама. Опустив глаза, вышла из-за него и встала рядом:
– Я вас слушаю.
– Еще бы нет! Расскажи об оружии вашего мира. Давай, если у вас женщины одеваются как мужчины, то должны знать подобные вещи.
– Почему? – вскинув взгляд, поняла, что император прекрасно видит меня без помощи пенсне, которым пользовался на приеме.
– Потому что одежда – отражение общества. Наши женщины носят тяжелые и неудобные платья как символ процветания и безопасности страны. Ваши женщины, совершенно очевидно, не могут себе такого позволить, иначе не променяли бы статусные вещи на сомнительные удобства.
А ведь прав, старый хрыч… император.
– Полагаю, ваше общество вынуждает женщину защищаться самостоятельно, а это значит, она должна иметь представление об оружии. Ты очень уверенно и независимо себя ведешь, эта уверенность для тебя привычна и уж точно не продиктована уверенностью в Лавентине.
Это он зря, с Лавентином хорошо.
– Так что брось жеманство, ты явно к нему не привыкла. Итак, чем ваш мир может помочь моей стране выиграть затянувшуюся войну?
Только поставщиком оружия мне стать не хватало! Что делать-то? Как выкручиваться? Я не пацифистка, но не до такой степени пофигистка, чтобы очередной империи военное преимущество обеспечивать. Пусть своими силами технологическую революцию устраивают.
– Мы не…
– Полагаю, – Лавентин выступил на полшага вперед, – подобные вещи лучше обсуждать с экспертами. Я могу помочь составить списки известного… Саше оружия с пояснениями.
– У тебя, Лавентин, другие задачи, – переключился на него император. – Какие выводы ты сделал по убийству Какики? Угрожает ли потеря магии другим родам?
– Думаю, да.
– Источник разрушился не из-за твоих растений?
– Магоеду нужен прямой контакт, а корней в колодце не было. Корни опутали Какики, потому что его кровь приобрела структуру, схожую со структурой источника. Иначе целью они бы его не восприняли.
– Ты успел исследовать осколки источника?
– Нет.
Император нахмурился:
– Тогда откуда уверенность, что кровь стала именно такой структуры?
– Да я как-то от своего источника кусочек отколол посмотреть.
Император спал с лица. Даже Раввер отмер и допил остатки вина. Тишина стала гнетущей. К императорскому лицу приливала кровь.
– Лавентин, – поднялся он, – чтобы больше никогда ни разу ты даже не думал что-нибудь такое сотворить! Ты чем думал?!
Лавентин втянул голову в плечи.
– Интересно было.
– Интересно ему! – Император швырнул ручку на стол. – Ты весь род мог… – Он тяжело дышал и гуще багровел. – У тебя никаких понятий, никакой ответственности! Ты… – Император схватился за сердце. – Вон! С глаз моих вон!
Раввер бросился к императору, а Лавентин ухватил меня за руку и потащил к двери.
– Идем, идем быстрее! – У выхода развернулся. – Я позову врача.
Император пучил глаза:
– Источник! От источника кусочек отколол! Да это…
Давно я так императора не доводил. В следующий раз надо осторожнее, сердце у него уже не то.
А, я же обещал больше ничего не устраивать! И Сарсанну мне теперь точно навяжут. Надо было держать язык за зубами, сколько раз себе говорил: лучше молчать.
Жена не отставала. Попросив прислать императору врача, мы вихрем пронеслись к выходу и остановились на крыльце. Нас окутала ночная прохлада.
– Ты отколол кусочек от источника своей магии? – спросила жена.
Она же не знает наших реалий, вроде не должна меня осуждать.
– Да, – осторожно подтвердил я.
– И тяжело было?
– Двенадцать алмазных резцов сточил.
– Большие они были?
Глянув на свои руки, поднял ладонь:
– С половину мизинца.
– Тоже неплохо. Мне бы терпения не хватило.
– А я не за раз, я четыре месяца подтачивал.
– О! – прозвучало весьма уважительно.
Падавший из окон свет золотил рыжие, растрепавшиеся во время побега волосы жены. А она красивая. И веселая. Бегает по дворцу. И одевается так быстро…
Левую руку потянуло к правой руке жены. С тихим щелчком наши браслеты соединились по всей своей высоте, и меня прижало к жене. Браслеты проворачивались, выкручивая нам руки и телами притискивая друг к другу плотнее. Остановились. Я чувствовал рельеф груди жены. Попробовал отступить, но получилось отодвинуться лишь одним боком, вывернутое плечо отозвалось болью.
– Это, – выдохнула ошеломленная жена, и я острее ощутил ее рельефы, – нас так сводят?
Жена попробовала освободиться, но браслеты склеились намертво. Ума у них нет: как бы мы исполняли супружеский долг, если оба одеты, а из-за неудобной позы не раздеться? Будь жена в сорочке, может, что и вышло бы, но она же в брюках.
– Да, сводят, – подтвердил я.
– Надеюсь, мы в таком положении будем находиться не весь год.
Продолжая думать о теплом теле жены, я не сразу понял смысл ее замечания.
– А, нет. – Рядом с ней было как-то… странно. – Пока это не должно длиться долго.
– Мне надо будет уехать. В какое-нибудь загородное имение, в другую страну.
– Без подтверждения брака браслеты не отпустят так далеко.
– Жестко у вас тут. Проклятия брачные. Прижимает друг к другу. И не захочешь – размножишься.
От мыслей о технике размножения и от выражения золотившихся в сиянии светильников глаз жены в груди странно завибрировало. Вибрация распространялась по телу, нагревая его. Сердцебиение резко участилось до гула в ушах, я перестал чувствовать боль в вывернутом плече.
«Это возбуждение», – краем сознания понял я.
Наверное, у меня зрачки сейчас такие же огромные, как у жены…
Подлая эта магия. Подлая и несправедливая. Вот так стоишь, ничего не подозреваешь – и вдруг тебя прижимает к постороннему мужчине. Браслет будто врос в кожу, и провернуть руку, склеенную с рукой Лавентина, не выходило. Хорошо еще, прижиматься получилось одним боком, а не всей грудью. Но даже так меня пробирало от тепла его тела.