А уж когда Лавентин стал еще больше теплеть, сопеть и смотреть на меня потемневшими глазами, демонстрируя все признаки возбуждения, я окончательно поняла, что с браслетами у нас будет война за независимость. Нет, в самом деле, кто дал им право решать, когда мне млеть от близости мужчины?
Две дамы и мужчина, остановившись в глубине прихожей, наблюдали за нами и тихо переговаривались. Послышался нервный смешок. Дама постарше прикрыла улыбку веером.
Отличное завершение вечера! Скорее бы кеб наш подали и отпустили на все четыре стороны.
Словно услышав мой зов, в конце дорожки показалась знакомая упряжка с динозаврами, на груди которых болтались таблички со скалящимися подобиями псов.
«Скорее же!» – почти молилась я, впиваясь в них взглядом. Вдруг стало обостренно тихо. Через прихожую, мимо склонившихся в поклоне придворных, к нам шел бледный, отстраненный Раввер.
– Никак не угомонитесь? – процедил он, обдавая нас запахом вина.
Все внутри сжалось от предчувствия опасности. Ветер трепал черные волосы Раввера, алый плащ захлопал по его ногам, точно крылья. Взял бы он и улетел куда подальше…
– Попробуй их расцепить, – с нервной улыбкой попросил Лавентин.
– Зачем? В зафиксированном состоянии вы мне нравитесь больше. Я бы для надежности еще в камеру вас посадил.
– И ключ от нее потеряли бы? – не удержалась я.
От их махрового патриархата уже потряхивало, молчать в рамках приличий становилось труднее. Хотелось домой, к своим родным шовинистам, с которыми можно поспорить, с которыми можно просто не общаться. А не как тут: император приказал – беги к нему, роняя тапки.
– Неплохая идея, – мрачно согласился Раввер.
Кеб остановился внизу лестницы. Безразличный ко всему слуга отворил дверцу. Меня терзало дурное предчувствие, и оно оправдалось.
– Я с вами, – сказал Раввер.
– В кебе тесно, – заметил Лавентин. – И он не такой комфортный, как твое ландо.
– Лавентин, не надо так явно демонстрировать неприязнь ко мне.
– Это не неприязнь, – покачал головой Лавентин.
– А что? – уставился на него Раввер, нервно дергая уголком губ.
– Мм… – Лавентин явно подбирал слова.
Я бы сказала: ужас перед унылостью Раввера и его формализмом. Еще можно было сослаться на несовпадение мировоззрений. И на подавляющую ауру господина черного ворона. Да от Раввера даже такие же, как он, поборники порядка дергались, чего от Лавентина ждать?
Но говорить этого не стоило, потому что не мое это дело. Да и тормоза иногда включать надо.
– Рядом с тобой некомфортно, – брякнул Лавентин. – И я не хочу слушать нотации о своем непристойном поведении.
– Тогда веди себя пристойно.
– Тогда мне придется на каждый прием являться.
– Император обещал твоему отцу сделать из тебя достойного длора, цени заботу.
– Я предпочитаю быть достойным длором где-нибудь подальше от дворца.
– Ты глава одного из древнейших родов, ты должен быть при дворе. У тебя должность императорского астролога, в конце концов. Когда ты последний раз делал астропрогноз?
Представив Лавентина за составлением гороскопа, нервно хихикнула. От мрачного взгляда Раввера смеяться захотелось сильнее. Лавентин кивнул на меня:
– Смотри, даже моей жене смешны твои претензии. Астропрогнозы – прошлый век.
– Но по регламенту ты должен их делать. А твоя жена… Не знаю, из какого безумного мира она явилась, но ее мнение значения не имеет.
– Для меня – имеет.
У меня дрогнуло сердце и в животе защекотало от теплой благодарности. Я от родных людей не часто получала такую поддержку, а Лавентин меня впервые увидел меньше трех дней назад, толком общаемся мы несколько часов – и он за этот вечер вступался за меня чаще, чем Павел за последние три года брака.
Я не сентиментальная, но слезы навернулись. Сглотнула подступивший к горлу ком и опустила взгляд. Ох как меня накрыло этой самой благодарностью, даже сердце защемило.
Цак! Браслеты разомкнулись.
Мы с Лавентином одновременно схватились за свои плечи, начали их растирать и усмехнулись друг другу.
– Садитесь. – Раввер спустился с крыльца и забрался в кеб.
Я с надеждой посмотрела на Лавентина: пусть придумает способ избежать совместной поездки. Он грустно шепнул:
– Придется ехать с ним.
Синхронно вздохнув, мы поплелись к кебу.
В сумраке тесного, подрагивающего экипажа сидеть с раздраженным Раввером было как-то даже страшно. Я невольно придвинулась к Лавентину, он накрыл мою ладонь своей. От такого я тоже успела отвыкнуть.
Несколько минут провели молча. Я ждала, когда начнутся нотации. Раввер заговорил:
– Не думай, я поехал с вами не для того, чтобы высказать свое мнение о вашей недопустимой, просто возмутительной выходке.
Ну да, не для этого. Только сейчас он что делал, как не высказывал свое мнение?
– Теперь главам рода надо держаться вместе, – уныло отозвался Лавентин.
– Да. А еще у нас с тобой этой ночью много дел.
От интонаций его голоса у меня побежали мурашки.
Лавентин вздохнул.
Глава 25
В пути я задремала, поэтому взошла на крыльцо дома сонная, рассеянная. Лавентин при свете горевшей над входом лампы казался старше. Отворил передо мной дверь.
– Пожалуйста, не выходи одна и не принимай писем. Заклинания очарования не относятся к атакующим, поэтому противостоять им можно только волевой постановкой щита.
– От получения писем ты меня отучил, – усмехнулась я. – Но я бы предпочла научиться всяким магическим штукам, а то у вас маньяк бродит.
– Да. К сожалению, даже дома небезопасно.
– Умеешь ты успокоить девушку.
Лавентин озадаченно нахмурился:
– Мне казалось, в такой ситуации разумнее сказать правду.
– Конечно, – похлопала его по плечу, скользнула ладонью на предплечье. – Спасибо, что предупредил. Только не удивляйся, если по возвращении не найдешь в доме ни одного окна.
– Дверь тоже запечатай. Оставь только веревку колокольчика, чтобы я мог до тебя дозвониться.
– Хорошо.
– Мне пора.
Но он остался. Мы смотрели друг другу в глаза. Лавентин тихо добавил:
– Начало приема вышло просто замечательное.
– Сногсшибательное.
Мы засмеялись. Рука соскользнула с его предплечья, наши пальцы переплелись.
Из ожидавшего у крыльца кеба выглянул Раввер:
– Время.
Вздохнув, Лавентин подтолкнул меня к двери.
Только закрыв ее за собой, поняла, насколько спокойнее было в его обществе.
Оглядела тускло освещенный дом: окно в прихожей затягивалось, входная дверь слилась со стеной.
– Мой дом – моя крепость.
Голос звучал гулко и одиноко.
В своей спальне, голубоватой от света ночника, я обнаружила спящую Веру. На стуле уже появилось очередное роскошное детское платье. А для меня – мягкий большой халат.
Завтра решу, что делать.
А в общем, Лавентин прав: надо воспринимать этот год как отпуск, как поездку на курорт.
Надеюсь, у самого Лавентина все будет в порядке.
– Это точно оттуда? – У меня не только пальцы зудели, но и внутренности скручивались.
– Нет, это я решил пошутить от нечего делать, – отозвался министр. – Люблю, знаешь ли, веселиться в критических ситуациях.
Его слова заставили меня оторвать взгляд от осколков на столе и посмотреть на министра.
Обычно он не шутил. И строго дозированную иронию всегда направлял на других. Себя не высмеивал.
До этого случая.
– Тебе точно нужно в отпуск, – пробормотал я и натянул перчатки из тонкой кожи.
– Если разберемся с этим делом – возьму.
Министр усомнился в своих силах. Министр собрался в отпуск. Сегодня снег выпадет!
Едва я зарядил магией прожектор, эти мысли вылетели из головы. Луч света пронзил огромные куски кристалла из источника Какики, сложенные на столе в примерно правильной последовательности. В этом свете, заигравшем в высветлившихся гранях, стало окончательно ясно, что внутри кристалла вплавлена…
– Мумия, – произнес министр. – Как и там.
Он развернул прожектор ко второму, цельному кристаллу, извлеченному из особняка Сомсамычевых. Тот был значительно светлее принадлежавшего Какики, поэтому свернутые в позу эмбриона мощи просматривались лучше.
Теперь понятно, почему магия запоминает команды и принимает решения, а разумная форма моей магии имеет облик женщины. Не удивительно и то, что ее вызов сопровождался столькими предостережениями: все живое обладает волей, а потому непредсказуемо. И всякая непредсказуемость опасна – это я по себе знаю.
Кристалл поглощенного магоедом источника стал хрупким, но вскрывать его мы не стали. Я внимательно осмотрел лишь разорванную мумию из источника Какики.
Это была женщина. Маленькая, хрупкая, как и большинство родичей длора Какики. Ее кости в какой-то момент стали гибкими, но позже снова затвердели, а внутренности покрылись кристаллами – как у него. Кристаллы проросли через кожу, соединившись с внешней кристаллической оболочкой.
В зловещей тишине под присмотром министра я очищал мумию и все это фиксировал. Мы долго рассматривали собранное по кусочкам тело. Накрыли его простыней.
– Пойдем! – Министр кивнул на металлическую дверь.
Он запер ее на несколько материальных и магических замков. Я снова удивился тому, что в особняке министра есть отдельные, не тронутые магией дома, подземные помещения.
Мы поднялись в гостиную на первом этаже. Занимавшийся рассвет бросал на дорогое убранство кровавые отблески.
Меня замутило то ли от усталости, то ли от осознания происходящего. Я распластался на кресле. Руки и ноги налились тяжестью. Казалось, я не смогу сделать ни шага.
Министр открыл бар и налил полный бокал янтарного крепленого вина.
– Будешь? – спросил устало, потом качнул головой. – Нет, пожалуй, тебе нельзя. А то еще что-нибудь натворишь.
Прихватив бутылку, министр отошел к креслу и, отпив полбокала, практически рухнул на сиденье. Несколько капель плеснулось на ковер. Затирая пятно носком ботинка, министр глухо произнес: