Я посмотрела на Веру. Бедный ребенок, она спала, свернувшись калачиком, обнимая медвежонка. Сколько еще таких нищих бродит по улицам, сколько продавали за долги и еду не чужие люди, а свои?
Вспомнила бедный район. Разум отказывался принять такую вопиющую нищету, отличную от нищеты нашего мира, моей страны, где маленький ребенок имел право на защиту соцслужб. Но сквозь привычные реалии, где подобные Вериной ситуации – нонсенс или следствие человеческой тупости, неотвратимо наступало осознание, что здесь такое может быть нормой.
Я ощутила, как холодеет и немеет лицо, от которого отхлынула кровь:
– Бездомных много?
– Да.
– Почему?
– Потому что много бедных.
– Почему им не оказывается социальная помощь?
– Какая помощь?
– Ну там еда, место для ночлега, бесплатное образование.
На последней фразе брови Близенды подскочили вверх. Я убито произнесла:
– Только не говорите, что у вас бедным не помогают.
– Для совсем нуждающихся есть дома работы, но бесплатное образование – это невероятно.
Вспомнила земные работные дома и спросила:
– И в этих домах специально поддерживаются ужасные условия, чтобы люди не вздумали задерживаться?
– Да. А как иначе заставить их изменить свою жизнь к лучшему?
Боже мой, почему я не попала в космическую эру с нормальным обществом? Почему здесь напоролись на те же грабли, на которые до середины двадцатого века наступали у нас, пока не развился менеджмент с вменяемой системой мотивации?
Просто потому, что у местных нет соответствующего опыта. Технологическая революция, судя по всему, только началась. Вот когда потребуется много квалифицированной рабочей силы, тогда и выработают нормативы для быстрой качественной работы. Потом заметят влияние коллектива на производительность. А там, глядишь, сообразят, что человек – главный трудовой ресурс. Лет так через сто.
Но этот подход обществу еще не нужен, вот и живут так.
Глубоко вздохнув, я изгнала из души гнев. Улыбнулась кротко:
– А почему бы не сделать нормальные условия, не обучить людей ремеслу и не позволить достойно зарабатывать, чтобы в работном доме людям жилось хорошо и хотелось трудиться ради того, чтобы оставаться в нем?
При всей прогрессивности и терпимости Близенды ей потребовалось время, чтобы понять мои слова. Я видела, как борется в ней заложенное обществом и внутреннее, более разумное и свободное, способное анализировать, оспаривать традиции. В какой-то миг ее глаза озарились яркой мыслью. Наверное, так выглядит человек в момент просветления. Но почти сразу Близенда опустила веки, скрывая это чудесное сияние.
– Интересная идея. Противоречащая всему, что у нас думают о ленивых и злых бедняках, не желающих пальцем шевельнуть ради собственного блага, но интересная. – Близенда приблизилась и, подхватив меня под руку, повела прочь из спальни. – Мне кажется, эта идея требует доказательств. И раз уж ты здесь застряла, как насчет того, чтобы взять под патронаж один из работных домов и попытаться показать на практике, возможно ли то, что ты говоришь?
– Что? – Я остановилась перед дверями в общую прихожую дома.
– Сейчас я натравлю Керла на полицейского, а потом мы поговорим здесь. – Она потянула меня в кухню. – Понимаешь ли, положение Лавентина достаточно высоко, а состояние достаточно велико, чтобы ты могла взять на себя патронаж над одним из столичных работных домов. Тебе все равно надо чем-то заниматься, пока Лавентин возится в лаборатории. Ты могла бы э-э-э… оказывать социальную помощь. Вообще объяснить это явление. На примере одного работного дома. Если получится, можно будет Лавентина отправить в собрание длоров идею продвигать. Император у нас человек меркантильный, выгодный проект обязательно пустит в мир. Правда, возможно, года тебе не хватит…
У меня появилось чувство, что меня обводят вокруг пальца. Не слишком хитро, явно понимая, что я чую подвох. И взгляд из-под ресниц у Близенды лукавый.
Глава 53
Снова перебрал в голове факты, лежащие в основе моих выводов о том, магию какого рода получил Хлайкери.
Способность определять принадлежность к длорам – знак стихии крови. Это самое разумное объяснение, потому что сильные маги крови могут ощутить даже неактивную магическую составляющую в человеке. И семей с такой магией у нас в стране две: императорская и семья Индели.
Почти семь лет назад с главой рода Индели произошел несчастный случай. После этого он разорвал отношения с семьей, кроме своей супруги, и стал часто уезжать. Магию он раздавал, но лично ни с кем не общался.
Его видели издалека, даже я, ведь его дом расположен между моим и домом Сомсамычевых. Рядом с домом Какики. Иногда слышали, как Индели говорит с женой. Я тоже слышал. Но никаких близких контактов с соседями не было. Значит, любой похожей комплекции человек мог замаскироваться под главу рода.
Семья Индели была не в чести из-за конфликта с императором. Они вроде как присутствовали, но не слишком явно. Служили, ездили по стране – все как у всех. Кузен мой даже в министерстве внутренних дел числился. В общем, ничего такого, что могло бы явно привлечь внимание. В конце концов, Индели не первый глава рода, который изволил чудить. А вот супруга его в светской жизни себе не отказывала. И последние шесть лет была любовницей Алвера, нашего военного министра. Длора, который почти наверняка знал о махинациях Эрджинбрасских. Просто не мог не знать, в его же ведомстве все происходило.
Если Алвер рассказал длорке Индели о воровстве субсидий, а она передала сведения Хлайкери, он мог собрать доказательства и прижать «родственников». И продолжать через постель добывать новые сведения, постоянно удерживая Эрджинбрасских на крючке.
Свойство магии.
Затворничество главы рода.
Возможная доступность информации об Эрджинбрасских…
Достаточные ли это доказательства?
А мотив?
Возможно, Какики заподозрил, что с соседом беда. И меня могли захотеть убрать по той же причине: подозревали, что я заметил нечто подозрительное.
Кеб остановился. Министр открыл глаза. Прикрыв рот рукой, зевнул. Расправил плечи и толкнул дверцу. Я выпрыгнул на землю следом за ним и оглядел ажурные башенки над гладкой стеной.
– Привратный дух Индели, – позвал министр.
Никто не ответил. Служащие особого отдела спешились, заряжали ружья, занимали боевые позиции. Согры вставали в боевые стойки.
Сощурившись, министр зашагал к воротам. Я – рядом. Мы одновременно толкнули створки, и ворота поддались.
Дом был мертв. Не встретил нас проверяющим касанием.
– Магию забрал, – констатировал я.
Министр жестом подозвал кеб, и нас довезли до крыльца.
Входная дверь пронзительно скрипнула. Дом выглядел величественно и мрачно. И тишина мертвая.
– Тетушка! – позвал я, хотя знал, что хозяйка ненавидит такое обращение.
Впрочем, меня она тоже недолюбливала, особенно с тех пор, как я присыпал ее платье порошком, растворившим волокна ткани, из-за чего она во время приема оказалась почти голой. Но мне же было двенадцать, я изучал магохимию, могла бы отнестись с пониманием. Министр же отнесся…
Тихо.
До меня начал доходить весь ужас ситуации: источник не чувствовался совсем. Значит, весь мамин род лишился магии. И кузен тоже. Он достоин наказания за покушение на честь моей невесты и измену, но не такого же.
А тетушка… Хлайкери взял ее с собой?
– Знаешь, где ход к источнику? – почти шепотом спросил министр и знаками велел офицерам занять позиции.
Подумав, я отрицательно качнул головой:
– Нет, мама из младших, ее не удостаивали визита к источнику.
– Жаль.
Мы поднялись по широкой лестнице, заглянули в расходившиеся в стороны коридоры. Лаково блестел паркет и резные завитки дверей, вычурные золотые рамы. С портретов взирали мрачные предки Индели, но в некоторых я видел отражение мамы: то карие, теплого цвета глаза, то шелковые каштановые волосы. Схожесть подбородка или носа. И с кузеном тоже. Особенно он напоминал деда. Но ни почти одинаковое лицо, ни руки, точно такой же формы как те, что ласкали Сабельду, не вызвали у меня переживаний. Не будь кузен женат, я бы обрадовался, что он расстроил мою помолвку. Сейчас даже удивительно, что была какая-то иная кандидатка в жены, кроме Саши.
Нас нагнал офицер, сбивчиво зашептал:
– У ворот длор Брондельбундель Индели, требует встречи с главой рода.
А вот и помянутый кузен Буль пожаловал. Быстро он. Скоро остальные родственники подтянутся. Судя по взгляду министра, он ожидал их появления с изрядной долей ужаса.
Еще один род остался без магии. Конечно, часть мужчин пристроится к родам матерей, а женщины будут просить принять детей в семьи своих отцов, но все же магии будет не хватать.
– Всех прибывающих Индели собирайте в гостиной на первом этаже, – распорядился министр. – Начнут буйствовать – грозите арестом. Понадобится – арестуйте кого-нибудь.
Оставив при себе меня и трех офицеров с пистолетами и магическими палашами, министр продолжил обход дома.
Тетушку мы обнаружили в будуаре. Она лежала на животе в луже собственной крови, медные с проседью волосы разметались по скомканному ковру.
Я застыл, не понимая, почему она мертва. Ведь она помогала Хлайкери, как он мог так с ней поступить? На свободном от цветастого покрытия паркете она успела начертить кровавыми буквами:
«Бег».
Министр пощупал пульс. И, мотнув головой, направился к распахнутой двери на темную лестницу.
А я смотрел на тетушку. В памяти проносились обрывки воспоминаний, к горлу подступала тошнота. Закрыл глаза, но это мало помогло.
– Лавентин, сюда! – в отголосках эха прогремел призыв министра.
Я бросился к нему, хватаясь за возможность отвлечься от страшного ощущения скоротечности жизни.
Очень скоро понял, что спускаюсь в колодец источника. Министр стоял на краю выемки.
В отличие от моего и колодца Какики, в этом был установлен подъемный кран, позволявший вытащить снизу что-нибудь тяжелое. А на лестнице обнаружились узкие рельсы.