– Так получилось.
– Ты любишь это говорить, – усмехнулся Хлайкери. – Крайне удобная отговорка.
– Очень удобная. Но ты не прав. Мне не нравится, как мы получили магию, только дети не ответственны за проступки отцов. Мы не можем изменить случившееся, а ты и твои друзья сами сделали свой выбор, сами приняли решение убивать.
Снаружи громыхнуло несколько раз – это министр взорвал механизмы Хлайкери и остатки кристалла. Сверху ударил своей магией. Велел прикладами ружей добить кристаллы из приборов.
Остатки наследия Хлайкери швырнули в море.
Под конец еще раз пересчитали снятые с корабля, выловленные в волнах магами воды и валявшиеся на пристани трупы.
Сорок три человека Хлайкери.
Передо мной сидел последний негосударственный служащий, знавший способ украсть магию длоров.
После допроса Хоблом Нерландийским и он будет мертв.
Стало невыносимо грустно, что такой способный человек растратил большую часть жизни, свой несомненный талант на глупую, разрушительную месть. Неужели данного природой и судьбой ему показалось так мало, что он возненавидел всех вокруг? Ведь многие чистокровные длоры не получали магии из-за интриг в семье или слишком большой численности рода.
Хлайкери мог прекрасно жить, жениться на простолюдинке, наслаждаться богатством, а он… Почему? Мне не понять.
И хорошо, что не понять.
Глава 56
Кеб покачивался на ходу. Мы молчали. Пылающий злобой Хлайкери, понимающий, что его ждет смерть. Его будущий палач министр – холодный и сосредоточенный, словно морально готовившийся к своей нелегкой миссии.
И я с мрачными думами о детях, невиновных в проступках родителей, но жестоко за них наказанных. Наверняка незаконнорожденные дети появляются не только у длоров, но и у простых людей. Сколько этих несчастных, почему им не помогают?
Кеб остановился возле особого отдела.
Открывший дверь офицер отстегнул наручники Хлайкери от сиденья. Тот поднялся сам, но колени и пальцы у него дрожали.
– Прощай, – тихо сказал я.
Хлайкери фыркнул, но, ступив на землю, все же произнес сиплым, чужим голосом:
– Прощай.
Министр тоже поднялся и замер, глядя вслед Хлайкери.
– Я освобожусь минут через пятнадцать и тоже поеду на остров длоров. Подождешь?
Странная просьба – министр не отличался компанейским характером. Но если хотел моего общества…
– Разумеется, подожду… С радостью.
У министра дернулся уголок рта:
– Конечно.
Все, кто находился во дворе, смотрели на темную статную фигуру министра. Даже в окна за ним наблюдали. Мной овладело нестерпимое желание крикнуть: «Да женат он, женат!» Но столь же быстро прошло. Если министр скрывает правду, да еще при поддержке императора, это зачем-то надо.
Закрыв дверцу, я откинулся на спинку сиденья. Снаружи моя химера улеглась рядом с колесами и замурлыкала.
Скоро поеду домой. Там Саша. И мама, которой больше никто не угрожает. Мой дом. Источник краденой магии.
Жизнь.
Для сотни человек жизнь сегодня оборвалась, и хотя большая их часть преступники, ситуация от этого не менее трагична.
Зажмурившись, я ждал.
Пытался понять, как можно обречь свое дитя на существование, о котором говорила арестованная. Как можно быть настолько жестоким? В голове не укладывалось.
Меня передернуло от озноба.
Дверца резко открылась, министр впрыгнул внутрь и рухнул на сиденье, где около четверти часа назад сидел вместе с Хлайкери. Кеб тронулся.
Наше молчание было не таким тяжелым, как по пути сюда. За стенкой цокала когтями химера.
Я не удержался:
– Как все прошло?
– Он был осторожен. Если кто из простолюдинов и знает о случившемся, то не с разрешения Хлайкери.
Вспомнил приведенный министром пример, как из крови моей мамы пытаются получить магию, кивнул:
– Хорошо, что это осталось в тайне.
Министр глянул на меня и уставился в зашторенное окно.
Мы помолчали. Я почесал затылок:
– Надо открыть приют, помощь незаконнорожденным детям оказать. Они же ни в чем не виноваты.
– Знаю.
– Тогда почему бездействуешь?
– Лавентин… – Министр пошевелил плечом сломанной руки, погладил ее. – Понимаешь ли, я не просто длор Вларлендорский, который может потакать своим капризам и мчаться воплощать в жизнь даже самые гуманные идеи. Я – первый министр империи, я выражение чаяний общества в целом, а не отдельных людей в частности. И против общества идти не могу, потому что в его поддержке моя сила. Это как солнечному зайчику угрожать самому солнцу.
– Хочешь сказать, общество не хочет помогать детям?
– Таким детям. – Он вздохнул, поерзал, устраиваясь удобнее. – Да, это жестоко, бесчеловечно. Но общество ценит добрачную чистоту женщин, а незаконнорожденные дети – подтверждение порочности, клеймо. Ты знаешь, что незаконнорожденные девушки не имеют права вступать в брак?
У меня широко распахнулись глаза:
– Что?
– Что слышал, Лавентин, что слышал. Это древний закон, но его пока не отменили. Закон осуждает таких женщин и их детей. А я должен служить закону. Поэтому не могу им помогать. А ты, как лицо неофициальное, можешь. Попроси маму этим заняться, она разбирается в благотворительности, сможет и это устроить.
– Обязательно! – Я даже приподнялся от возбуждения. – С этим надо что-то делать.
– Да-да, конечно, – устало отозвался министр и потер переносицу.
В сумраке кеба стала заметнее его нездоровая бледность.
– Теперь сможешь отдохнуть, – подбодрил я.
– Ха. – Министр покачал головой. – Я же говорил, через пару часов начнется самое интересное.
Ах да, у него же истекает срок, отпущенный родовыми браслетами на заключение брака.
– Неужели никто не догадался, что ты женат? – удивился я.
– За мной даже следили, чтобы я не сделал этого тайно. И за всеми подходящими столичными длорками приглядывали. Но никому в голову не могло прийти, что я женюсь на иномирной простолюдинке.
– А я рад, что женился на иномирной простолюдинке.
Что-то изменилось во взгляде министра, он снова отвернулся к окошку. Я тихо произнес:
– Прости, что так получилось.
– Я сам виноват. Но хоть буйных оппонентов подловлю. – Помедлив, министр добавил с какой-то грустью: – Да и император не против такого развития событий.
– Как твоя жена?
– Не так разрушительна, как твоя. Но время покажет. Женщины умеют притворяться невинными, когда им это выгодно.
Я решил промолчать, опыта у министра больше. Надеюсь, его разрушительная магия не избрала для него самый неподходящий из возможных вариантов.
Кеб остановился.
– Тебе пора, – сказал министр.
– Удачи. – Поднявшись, я хлопнул его по здоровому плечу. – Желаю, чтобы у тебя оказалось не так много врагов, как ты думаешь. Ты отличный министр.
Когда я выпрыгнул и начал закрывать дверцу, министр отозвался:
– Спасибо.
Улыбнулся ему, засевшему в сумраке кеба, бледному и усталому. Закрыл дверцу. Ящеры тронулись, экипаж покатился дальше.
Химера смотрела на ворота. Я развернулся.
У гладких створок стояла заплаканная Сабельда. Ветер колыхал светлые пряди, кружева на плаще. Жаль ее, но хотелось домой. К Саше.
– Ты… ты ведь примешь меня через год? – прошептала Сабельда.
Очень ее жаль, но я помнил не только о том, как она обнималась с кузеном. Я не понимал одного.
– Ты ведь подруга его жены. Как ты, девушка, могла уехать с ним в загородный дом и позволять ему изменять супруге?
– Это была ошибка. Все ошибаются. – Она шагнула ко мне, но, покосившись на створки ворот, остановилась. – Вспомни, сколько ошибок ты совершил в своей лаборатории, сколько взрывов было по твоей вине. И никто не будет попрекать тебя этим до конца жизни, почему же меня так наказывают за одну-единственную ошибку?
– Не знаю. Возможно, это несправедливо. Но я люблю жену и даже через год не смогу принять тебя из-за чувств к Саше.
Сабельда нервно сглотнула. Ее пальцы дрожали, по щекам текли слезы.
– Прости. – Я двинулся к воротам.
Они распахнулись для меня и химеры, а через мгновение отделили нас от Сабельды, от кузена, которому надо привыкать к жизни без магии. От всего мира.
Жаль, с Индели получилось так грустно.
Но грусть развеивалась на пути к дому с тепло светящимися окнами. Шуршание гравия казалось музыкой.
Там ждала Саша, и все ужасы отступали, а улыбка сама набегала на губы.
Я взбежал на крыльцо, распахнул дверь.
– Саша, я дома!
Передо мной возник привратный дух и, пуча глаза, замахал руками:
– Хозяин, не ходите к ней!
– Что? – у меня засосало под ложечкой.
– Хозяйка в гневе, – шепнул привратный дух и провел ребром ладони по горлу, заломил руки. – Она… она…
– Да что такое?
– У-у-у… – Дух критически меня оглядел. Хлопнул себя по лбу. – Вы же защищены брачной магией. Ладно, идемте. Только не попадайтесь ей на глаза, а если попадетесь – не говорите, что вас привел я.
О том, что дух сам защищен, я напоминать не стал, пошел за ним по новому коридору. И вскоре услышал звуки ударов.
Озадаченный, заглянул в приоткрытую дверь.
Там оказалась тускло освещенная квадратная комната, но я не успел ее разглядеть – внимание приковала Саша.
Она была в коротких шортах и обтягивающей штуке, которую в их мире называют майкой. Кожа блестела от пота, забранные в хвост рыжие волосы вздрагивали, когда она прыгала и била по груше. Саша осыпала ее мощными ударами кулаков в красных перчатках.
Грациозная. Сильная. Ловкая.
Ее кулаки крепко впечатывались в грушу. А удары ногами были такими хлесткими, что звенело в ушах. Какие движения… Как перекатывались мышцы… Не видел никого красивее нее.
Теперь понятно, как она победила сообщника Хлайкери в городском особняке. А от мысли, что при нашем первом разговоре Саша могла меня ударить, даже челюсть заныла.
Но это – отрывочные, мимолетные мысли. Дыхание перехватывало от восхищения.