койствия там было слишком далеко…
Как мерзко шумят эти никчемушние поезда… Ну, куда их столько?.. Идут один за одним… Хоть бы авария какая-нибудь…
Две толстые тетки с баулами толкнули Машу и потащились дальше. Мальчик с собакой остановился поблизости, изучая все возможные маршруты. Две развеселые юные кокетки, пролетая мимо, на ходу ловко состроили глазки импозантному седеющему высокому господину, застывшему возле длинной дамы. Он их даже не заметил… А жаль…
Маша слушала, не отрываясь от Володиного лица.
— Ну, конечно, я сразу обо всем догадался, увидев тебя возле своего дома…Ты тоже все давно знала… Ну и что? Теперь ты решила все бросить и сбежать на край света? И ищешь важные и несуществующие причины, и отыскиваешь в себе жесткость… Зря… Ничего не получится!.. Да, мы совершили преступление… Теперь я это признаю… И не одно!.. Но понимаешь ли… Ты приехала ко мне… И я не смог совладать с собой, не сумел удержаться… Прости…
Он ненадолго замолчал, видимо, собираясь с мыслями и обдумывая нелегкое продолжение.
Понимаешь ли, знаешь ли, помнишь ли… Три глагола плюс частица… И целая жизнь позади…
— Я… не к тебе… — шепотом уточнила Маша, чувствуя, как щеки загорелись костром.
— Ну да! — усмехнулся он. — Якобы к моему отцу… К нашему общему любимому папеньке… Предположим… Наши знания ничего не меняют! Иногда мне даже кажется, что было бы лучше, если бы их стало поменьше… Странная парадоксальная и антинаучная мысль… Ты помнишь? Прямая слишком часто — далеко не самое кратчайшее расстояние между двумя точками! Гораздо чаще нас соединяют жуткие и страшные зигзаги. Жизнь такая большая и сложная, что в ней бывает все. Длиннушка, а ведь твои ноги мы так и не измерили! Прямо какой-то рок. — Вовка ласково ткнулся носом в ее волосы. — Мышонок… Я улетаю завтра днем… Сегодня вечером позвоню… А потом буду звонить из прекрасной столицы Англии…
Он улыбнулся, выпустил Машу из рук и шагнул к поезду. Но потом неожиданно обернулся и хитро промурлыкал:
Позову я голубя,
Позову я сизого…
Пошлю дролечке письмо,
И мы начнем все сызнова…
— Держись крепко на ногах, длиннушка! Я приеду, и мы обязательно их, наконец, вымеряем! Там не меньше метра двадцати пяти! Неужели ты еще до сих пор растешь? Привет американцу!
Он махнул рукой, засмеялся и вошел в вагон. Подходивший встречный поезд почти заглушил его слова.
Маша вышла из метро на Сухаревке и остановилась. Ей показалось, что дороги под ногами нет. Есть лишь изодранное в клочки, зажатое со всех сторон жесткой линией горизонта холодное небо над головой. Сырой ветер принес вдруг откуда-то смех. Наверное, смеялись рядом, и Маша оглянулась, но прохожие шагали далеко. Значит, смеялись земля, небо, ветер, хохотало огромное пространство вокруг нее. Смеялось над ней. И Маша торопливо бросилась домой.
Инна Иванна увидела ее и побледнела. Масяпка, родненькая!..
— Не волнуйся, мама! Все в порядке! — заверила Маня. — Мужиков более чем достаточно. А женихи так просто одолели! Вот приехала к тебе от них отдохнуть. Антошка в школе?
Инна Иванна судорожно кивнула и торопливо стала собирать на стол.
— Мне никто не звонил? — спросила Маша, прогуливаясь по гостиной и бесцельно перекладывая вещи с места на место.
— Неужели еще кто-то должен тебе звонить? — испугалась мать. — Это какой-то ужас! Скажи, что и кому мне отвечать в случае чего! Звонил отец… Спрашивал о тебе…
— Который? — весело справилась Маша.
Инна Иванна возмутилась.
— Ты бы поимела совесть! Павел тебя вырастил…
— Да ладно! — махнула рукой Маша. — Я прекрасно знаю, кто меня вырастил. Вот только никак не могу догадаться, почему и зачем. А у тебя есть водка или коньяк? Если нет, я могу сбегать! Тут недалеко. Давай напьемся! Ты как себя чувствуешь?
Мать села, сжав в руках кухонное полотенце. Масяпка, родненькая!..
— Хуже, чем вчера, но лучше, чем завтра…У меня давление, ты же знаешь… — прошептала она. — Если только немножко, за компанию…
Они сели напротив друг друга, поставив посередине стола бутылку коньяка.
— Как давно мы не сидели с тобой вдвоем, вот так, без мужчин и детей… — пробормотала Инна Иванна.
Маша повертела в руках вилку.
— Мама, расскажи мне об отце… О настоящем.
Мать растерялась.
— Зачем тебе это? С тех пор прошло столько лет…
Маня хмыкнула.
— Это лишнее и ненужное напоминание о твоем и моем возрасте. И все-таки… Что он за человек? Почему вы с ним не поженились? Разве он любил жену?.. И… сына?..
Последнее слово далось ей с большим трудом.
Инна Иванна быстро и внимательно взглянула на нее.
— Плохо, когда совершают ошибки… Но это неизбежность… Куда хуже, когда повторяют чужие…
— Но, видишь ли, — возразила Маша, — в нашем случае это тоже неизбежность: дочери очень часто повторяют материнскую судьбу. В отличие от сыновей. Есть известная статистика. И в ней зарыт какой-то глубокий определенный смысл…
— Абсолютно никакого! — заявила Инна Иванна. — Полная бессмыслица! Подумай сама: какой толк может быть в повторении?
— Ну, как же… — протянула Мася. — Повтор — художественный прием, средство выразительности!
— Да? Мыслюха! — иронически прищурилась мать. — И что же оно выражает?
— Любовь… — пробормотала Маша. — Оно всегда выражает одно и то же: любовь… Разве непонятно?
Инна Иванна смутилась. Маня встала.
— Я позвоню… Извини, это две минуты…
Бройберг взял трубку мгновенно.
— Мария! — радостно сказал он. — Ну, наконец-то! А ведь я ждал твоего звонка…
Раз, два, три, четыре, пять… — безрадостно автоматически посчитала своих мужчин Маша.
— Мне нужна твоя помощь… — пробормотала она.
— Конечно, ты всегда звонишь мне только с просьбами. Я привык. Что тебе требуется на сей раз?
— Леня, мне нужно скрыться от одного человека, — с трудом сказала Маша. — Хорошенько спрятаться и на какое-то время исчезнуть… Нужно, чтобы он меня никогда не нашел… Понимаешь? Меня нет — и все… Взята в заложники… Уехала… Умерла… Сгинула навсегда…
Понимаешь ли, знаешь ли, помнишь ли… Три глагола плюс частица… И целая жизнь позади…
Бройберг секунду помолчал.
— Вашу Машу… Это так серьезно, Мария? — спросил он очень серьезным, резко изменившимся тоном. — И надолго эта детская игра в прятки?
Маня невесело усмехнулась, рассматривая свои подрагивающие пальцы.
— Мне трудно сказать, сколько времени ему потребуется, чтобы он перегорел, забыл меня и отказался от мысли меня найти… Но когда-то ему все равно надоест безуспешно меня разыскивать… Мама моего нового адреса не выдаст…
— А Антон? — спросил Леонид.
— Закалюкину давно нет до меня никакого дела, — удивилась Маша. — Кроме того, он тоже не будет ничего знать.
— Да я не про большого! — сказал Бройберг. — Я о твоем сыне. Он ведь вполне может проболтаться, где ты живешь! А на работе?
Маня через силу вдохнула тяжелый воздух.
— С Антошкой я постараюсь договориться. А с работой… Леня, мне ведь нужно как можно скорее оттуда уйти… Чтобы никто ничего не знал…
— Вот это финт! — восхитился Бройберг. — Мало того, что тебя позарез нужно срочно прятать на явочных квартирах, так еще и на работу устраивай в спешном порядке! А что мне за это будет, Мария? Какие выплаты? И какие проценты? Учти: я беру только в натуре!
— Леня… — еле выговорила Маша. — Сейчас ни к чему так шутить! Мне больше не к кому обратиться… У меня никого нет… Отец уже не в силах ничем помочь. Ты сам знаешь… И потом у него теперь есть оранжевая Вера Аркадьевна… Ему не до меня.
— Да ладно, все знаю, чего там, я бездарно пошутил! — сказал Леонид. — Но твои условия жесткие до крайности. На какой срок мы можем рассчитывать?
— На три недели, — прошептала Маша. — В крайнем случае, на месяц… Пока он в командировке…
Бройберг задумался.
— Что-нибудь придумаем… На всякий случай, напиши заявление об уходе, чтобы потом не пришлось отрабатывать две недели… А жить с соседями ты не возражаешь?
— Не возражаю, — пролепетала Маша. — Это же не на всю жизнь…
— Да, кстати, а почему ты вдруг раздумала скрываться в Швеции? — вспомнил Леонид. — Это более удачный, на редкость подходящий и комфортный вариант. С готовым мужем в придачу. Он такой видный и красивый у тебя мужик! Может, ты просчиталась, Мария? Но мне кажется, еще не поздно вернуться и все переиграть. Швед тебе все простит. Бабы обзавидуются! У него очень высокий рейтинг. Это рейтинг надежды всего нашего женского народа. И вообще, какая ж Марья без Стокгольма?
— Поздно, — отказалась Маша. — Я, Леня, навсегда опоздала в эту прекрасную страну… И вообще за кордон. Спасибо тебе. Я буду ждать твоего звонка.
Явившийся из школы Антон услышал от бабушки кое-какие неприятные для него новости и тотчас пристал к матери.
— Значит, мы не поедем в Швецию? Почему ты передумала? А я уже рассказал всем в классе, что уезжаю в Стокгольм!
— Придется пересказать все наоборот, — холодно ответила Маша. — Твои друзья это как-нибудь переживут.
— Нет, но почему? — продолжал ныть расстроенный сын. — Вы с Бертилом поссорились? Мам, ну помирись с ним! Я хочу жить в Европе!
— А я хочу, чтобы ты от меня, наконец, отстал! — рассердилась Маня. — Европеец выискался! Ты даже ножом с вилкой правильно пользоваться не умеешь! А как ты держишь ложку! Научишься — тогда сразу и поедем!
Антошка обиделся и отправился к любимому компьютеру. Через минуту оттуда донеслись выстрелы очередной игры.
Знал бы он, что у него есть очень симпатичный дядя и, наверное, такая же симпатичная двоюродная сестра…
"Обними покрепче брата, он любил тебя когда-то… Давние дела…"
Бертилу Маша не звонила. Словно не интересовалась им и его существованием.
— Маська, это некрасиво! — робко, неуверенно сказала мать. — Позвони хотя бы из вежливости… Когда он уезжает?..
— Не знаю, — рассеянно отмахнулась Маша. — И знать не хочу. Его жаба задавила.