С этой мыслью и с улыбкой Григорий и шагал по улицам. Хотя мокрые дома и заборы казались унылыми и неприютными, порывистый ветер нёс промозглую сырость и стужу. Погода и в самом деле испортилась, поздний осенний рассвет с трудом пробивался сквозь застоявшийся мрак долгой ночи и затянутое серою мглой небо, густо набитое набежавшими откуда-то с западной стороны облаками. Остатки пожухлых листьев отчаянно трепетали в чёрных скрюченных сучьях деревьев, выглядывавших из-за заборов, мокрая листва за ночь густо устлала дорогу, пересыпала где мостовую, а где натоптанную глину, налипла на брёвна строений.
И всё равно настроение у Григория было хорошее… Наверное, потому, что именно сейчас наконец-то и до самой глубины души проняло, насколько близко он вчера был к тому, чтобы погибнуть – всё равно и всем демонам и чертям назло живой. Заодно плескались в крови азарт и молодецкая удаль. Можно было бы, наверное, дозваться и сообщить Варваре как-то иначе, мол, пришёл как договаривались. Но вместо этого, пользуясь, что холопам из тёплого гнёздушка идти на сырой и холодный осенний воздух, на самом рассвете, когда особенно сладко спится – лень, а собак на боярском подворье не держали, Григорий огляделся. И пока на улице никто не видит – перемахнул через забор. Заныкался за толстой яблоней, пересчитал взглядом ставни на окнах, нашёл одно памятное, резное с милыми птицами, на третьем… Или четвёртом, если подклет считать – этаже. Раскрутил камешек на ременной петле и закинул, попав точно между крыльями резной птицы сирин. Ставни приоткрылись. За ними мелькнула рыжая волна волос и солнечная улыбка, холодный осенний ветер взвыл и закрутился вдруг – свистнул в уши ехидно, весёлым смехом. Наклонил, скрутил ветку, сдвинул Григорию шапку на голове. Он тоже заулыбался, махнул рукой, мол, жду. И демонстративно перемахнул через забор обратно на улицу.
Ждать Варвару пришлось не так чтобы долго. Попутно Григорий порадовался – вот что значит человек умный и бывалый. Девушка всё сообразила верно, сарафан надела с красивой вышивкой, но без золотых или серебряных нитей и без боярских фениксов, к тому же из обычного холста, а не шёлка. На голове тоже красивый, но простой платок, так же как и душегрея – никакого бобрового или соболиного меха, тёплая овчина и заяц. Разве что извечные шаровары мамонтовых полков и сапоги всё те же, любимые, но это только если знаешь, куда смотреть. А так девушка из семьи зажиточной, но совсем не боярского рода, а из жилецких али приказных. Сестра, невеста – увидит кто рядом с Григорием, то и сразу забудет, таких тут пол столицы гуляет. Особенно там, куда Григорий и хотел Варвару пригласить, чтобы спокойно обсудить вчерашнее.
– Здравствуйте, Григорий. Ну и чего такого случилось, что мне пришлось так второпях бежать? Нашу ключницу Лукерью и успела предупредить, чтобы в доме не поднялся гевалт. А позавтракать – уже нет, не успела.
Где-то по краю сознания Григорий удивился: Варвара сказала «предупредить» не Павла, вроде бы старшего мужчину семьи в доме пока, а ключницу. Впрочем, семейные отношения Колычевых не его дело.
– Кажется, мы вчера договорились на «ты», пока без чинов? Но и в самом деле. Я вроде бы вчера задолжал тебе обед. То есть пока завтрак. И дело тоже неотложное.
– Именно вот так? Сначала завтрак, а потом дело? Тогда я согласна. И куда?
– Именно так, а куда… сама увидишь.
Взял Варвару под руку и решительно повёл за собой.
Хотя Юнус-абыя и мечталось посадить за содействие всяким татям, его заведение по части сходить пообедать или прилично пригласить девушку оставалось вне конкуренции. И даже самый ярый поборник морали ничего бы не смог никогда предъявить, потому что, вернувшись из своего последнего походя, бывший разбойник по части веры и семейной морали стал донельзя истовым правоверным. Так что не просто комнаток для всякого блуда или угодливых стреляющих глазками служаночек в его заведении не имелось, но и во всей округе никто для тайных встреч места не сдавал в найм. А как уж этого Юнус-абый добился, спрашивать не хотелось. Главное, что несмотря на ранний час, поток посетителей, причём именно парами уже был, и Григорий с Варварой в глаза не бросались.
Но вот реакция девушки немного удивила. Сообразив, куда её пригласили, она весёлым тоном, но с тенью тревоги в голосе поинтересовалась:
– И что такого вчера произошло серьёзного, что нам говорить надо аж здесь?
– В смысле? – растерялся Григорий.
– Ну… Я как-то от Павла слышала, дескать, хозяин тут держит особые комнаты, где можно говорить про что угодно, он гарантирует – никто ничего не узнает. Вроде купцы при особо важных сделках этим пользуются.
Знакомые у Павла явно были интересные, если он в курсе про «купцов», но с его сестрой это явно обсуждать не стоило. Какие бы ни были отношения, и то, что явно Варвара про брата не особо высокого мнения, они всё равно семья. Да и Варвару в дела приставов мешать не стоило. Поэтому Григорий высказался более дипломатично:
– Купцы в том числе. Вот только Юнус-абый комнатки эти вообще всем сдаёт. И куда чаще купцов их используют разные тати. Я бы за это… Но формально перед законом царёвым хозяин чист, потому не выйдет.
– Я сразу представила, – хихикнула Варвара, – как в одной комнатке купцы обсуждают сделку, а в соседней тати – как их после этого обокрасть, – и уже серьёзным голосом закончила: – А мы-то сюда тогда зачем?
– А вот не удивляйся, выполнять моё обещание. Завтрак, обед и всё, чего пожелаешь. Комнатки для разговоров нам без надобности, мы за тем пришли, зачем и всё остальные, – Григорий махнул рукой на входивших и выходивших на подворье людей. – Есть. Кормят тут и в самом деле лучше в столице не найдёшь. Ну и поговорить можно тоже спокойно, не спорю. К посетителям тут лезть не приято. Какую еду предпочитаешь? Нашу, чинскую, аллеманскую?
– А пошли тогда в чинскую. Нашу я и дома могу, аллеманской в Вольных городах не удивишь, а у нас в полку полно народу оттуда. Вот чинской и впрямь редко пробовала.
– Пошли в чинскую трапезную.
Войдя на подворье, Григорий машинально бросил взгляд в тот угол, откуда начиналась тропка к внутренней части и тайной избе. Там стояли сегодня всё те же парни, что и в прошлый раз. Заметили Григория, перехватили его взгляд и напряглись, но поняв – он девушку поесть ведёт, явно расслабились. Григорий на это негромко хмыкнул. Причём от Варвары, похоже, не укрылось ни то, как парни с дубинками смотрели, ни реакция её спутника.
Внутри трапезной, несмотря на вроде бы заметный поток посетителей, оказалось почти пусто. Видимо, чинская кухня у ранних утренних гостей популярностью не пользовалась. Так что Григорий и Варвара легко устроились в уголке, к ним сразу подбежал подавальщик… дальше сумев их удивить:
– Чего изволите? – неожиданно он сунул посетителям лист, на котором были записаны блюда и цены. – Это называется меню. Если вы не очень знакомы с чинскими блюдами, готов вам рассказать всё, чего пожелаете, – и поклонился.
Прочитать список не предложил: даже если Варвара сейчас не похожа на университетского мага, то уж пристав обязательно читать умеет. И всё равно Варвара и Григорий переглянулись удивлённо, дальше он спросил:
– А что посоветуете для начала? На голодный живот?
– Я советую вам начать с малой порции лапши, а после неё вам принесут гань хуанцзю и к нему свинину, тушёную в бань гань хуанцзю или же цыплёнка шаосин…
Дальше Григорий и Варвара посмотрели на подавальщика настолько ошалелым взглядом, что тот запнулся и поспешил объяснить:
– Гань хуанцзю – это жёлтое сухое некрепкое рисовое вино. Одни чинцы и умеют делать, никто больше. А к нему свинину, тушёную в полусухом рисовом вине или цыплёнка, замаринованного в полусладком рисовом вине.
– Ты пригласил, тебе и выбирать, – сразу сказала Варвара.
И улыбнулась. И словно кусочек солнышка в трапезную заглянул.
– Хорошо. Тогда давайте действительно лапшу, а после него это ваше жёлтое вино и к нему цыплёнка. Свинину мы и сами, а вот слышал я, как вы тут цыплёнка или утку готовите… Давайте цыплёнка.
– Лапшу принесу прямо сейчас, пока вы едите, будет готово остальное, – поклонился подавальщик. И негромко добавил: – Вам господин, сегодня всё за половину цены. Хозяин просил передать, мол, не откажите в благодарность.
– Хорошо… – растерялся Григорий.
А когда паренёк ушёл, Григорий аж вздрогнул, настолько знакомые нотки прозвучали в насмешливых словах Варвары:
– Кафтан – зелёный, жилецкий. Пристав – голос царский. Хозяина всё татем называл. А он тебе благодарность. И за что?
– Даже сам удивлён. Хотя и представляю, за что. Нашлась залётная шайка татей, которая много крови и местным лихим людишкам попортила, и честным людям. Так получилось, что я их на днях поймал, да на дыбу всех и отправил.
Взгляд Варвары продолжил смеяться, мол, недоговариваешь. Но тут как раз принесли горячей лапши, поэтому разговоры были ненадолго отложены. Слишком уж аппетитно пахло, а они пришли голодные.
Но вот тарелки опустели. Цыплёнка попросили ещё «чуть обождать» – дело такое, заранее время готовки не угадаешь. Зато принесли жёлтое вино с мудрёным названием, разлили по пиалам. И Варвара, пригубив из своей пиалы, спросила:
– Так что вчера случилось? Или сначала мне рассказать? С мамонтом – с ним весь звериный коллегиум головы изломал, насилу с моей помощью разговорили… Кстати, он тебя выдал, что ты ему краюшки хлеба таскал, когда его за хулиганства лакомства лишили. – На этом оба, не сговариваясь, негромко засмеялись. – А в ту ночь – видел он чего-то той ночью, яркое и красивое, а что именно – непонятно, описать такое у людей в голове и слов этаких нет. Видел-видел, да и заснул. Похоже, его усыпили. Причём он сам не понимает, чем, только помнит – красивое. И запах был. Какой-то гнилой и сладкий одновременно. По опыту – так порой на капищах у еретиков воняет, но откуда они тут в Кременьгарде?
То, что девушке рассказали пара знакомых из университета про Григория, Варвара упоминать не стала. Так как и сама ещё не определилась, чему больше верить: своим глазам, или слухам, как кое-то из жилецкой слободы в общежитие к студенткам лазил да хвосты им крутил.