т... А тут... Тут этот дурак сам встал вместо мяса».
– Мяса, Кать?
«Ой, Гриш, прости. Когда учитель это говорил – я до самого конца думала, что он это в буквальном смысле».
«Хорошие, гляжу, у тебя учителя были, Катенька», – зло оскалившись, подумал Григорий.
Очень хотелось уточнить список имён на «набить морду». Но во-первых, у Катьки в голосе и так качалась истеричная нервная дрожь, во-вторых – за ними сейчас и так вся империя гоняется. И не на «морду набить», а по всей тяжести закона Божьего и человеческого. Ладно, потом, всё равно темно уже, не видно. Убрал лист в карман, огляделся, мысленно – прошептал Катьке что-то успокаивающее. Вроде затихла – и хорошо.
– Григорий, дождь кончился. Не заснул там? Подъезжаем...
Встряхнулся, перекинул себя на платформу, поближе к ней. Огляделся. Дождь и вправду закончился, Варвара выдохнула, стряхнула с себя магический транс, убрала дудку. Улыбнулась Григорию через плечо. Последний луч солнца раздвинул на миг облака. Зацепился за рыжие волосы, пробежал по губам лукавой и алой искрой, вспыхнул, обнимая ласковым тёплым огнём. Погас. Одинокий удар колокола донёсся с часовой башни. На башнях призыва протяжно запели, затянули азан далёкие голоса. Они въезжали в город уже. С севера, через аллеманские слободы, мимо весёлых, фахверковых домиков с белёными стенами, тёмными балками и острыми крышами, раскрашенными аляповато, в яркие, веселёнькие цвета. Лихо негодующе обфыркал их с высоты, поворчал на глупых людей – аллеманы строили дома тесно, стена к стене, честному мамонту ни пройти, ни проехать. Весёлая фроляйн в переднике погрозила пальцем ему их окна. Лихо фыркнул, взмахнул в ответ хоботом. Свернул в сады. Потом пошли заборы, Лихо подобрался у них, замер, втягивая хоботом воздух. Даже стал меньше на миг, прикинулся маленьким, всегда стоящим здесь холмиком. Варвара улыбнулась, видимо, почуяла звериную мысль. Григорий наклонился, потрепал звериную шерсть, шепнул ему тихо:
– Давай к левому...
– Почему? – удивилась Варвара.
Тут хобот Лихо метнулся, изогнулся по-змеиному в воздухе, нырнул за левый забор. Там что-то громко хрустнуло, потом хобот изогнулся снова, сделав в воздухе круг. Положил Варваре к ногам спелое алое яблоко...
– А мы там сторожа штрафовали на днях. За ненадлежащий вид самопала – пояснил, улыбнувшись, Григорий.
Лихо на это весело фыркнул. Варвара засмеялась, в шутку погрозила обоим пальцем.
Григорий посмотрел на девушку, прикинул – раз подвернулся случай, надо бы обсудить текущие дела. Но, тут же, остро – кольнула мысль. Варварино Лихо выздоровел уже, вполне, судя по сегодняшним скачкам. А значит, неделя или две – как провернутся бумаги на столах в разрядном приказе – и Варваре придёт строгий указ идти назад, в полк. На линию, в дар-аль-харб. Насмотрится ещё там вдоволь, на всякую хрень. А пока...
– Мы можем свернуть сейчас, проехать окраиной и на мыс, где Сура-река смыкается с каналом?
– Можем, а что?
– Увидишь...
Увидели, как тёмное ночное небо сгущается над башнями и луковицами университета, как облака ходят кругами вокруг него. Сгущаются, закручиваются в идеальный, быстро вращающийся круг. Этот круг налился у них на глазах, вспыхнул по краям зелёным маревом северного сияния. Стал прозрачным, и звёзды стали видны через него. Ослепительно-яркие, большие, лохматые шары света... Планеты – яркими точками, изысканной вуалью свернула туманность на миг. Проплыла, заливая мир призрачным, дрожащим сиянием.
– Туманная линза, работают астрономы совместно с коллегиумом аль-Физис, – пояснил Григорий, придвинувшись поближе.
Шепнул почти на ухо Варваре, та ахнула – тихо, звёздный луч вспыхнул в её глазах. Ослепительно голубым, завораживающим ярким сиянием.
– И вправду, – переведя дыхание, сказала она, – нас курс вечно гоняли держать эту линзу чарами, но вот так, со стороны – в первый раз. Спасибо. И...
Варвара чуть улыбнулась, посмотрев на Григория, и звёздный луч сверкнул лукаво, алым блеском и на губах. Подвинулась ближе, её волосы взлетели и упали волной, обдав Григория волной терпкого звериного духа. Звон в ушах, меж ушей, эхом – призрачный смех Катерины:
«Целуй, дурак».
– Григорий, одолжи пайцзу...
– Зачем?
– А затем, что целовать живое воплощение Ай-Кайзерин даже мне категорически неприлично...
Её глаза цвета неба, безграничная, яркая и солнечная синева. Ночь спряталась, синева надвинулась, стала яркой, и звёздный свет плясал в ней, искрился лукаво и нежно. Заполнила собой мир. Коснулась губ, опалив их терпким и пьяным духом сверкнувшей молнии. Громовой раскат пробежал где-то по небесам. Григорий обнял её за плечи, притянул к себе и поцеловал. В свой черёд, крепко и жадно, до сладкого, кружащего голову стона. Под ногой что-то звякнуло, Лихо фыркнул, качнул платформой у себя на спине. Ногу повело. Туманная линза лопнула в небесах, обдав их дождём, холодным и противным до ужаса.
«Вторая стража, ясно, все добрые люди спят»... – где-то вдали проорали ночные сторожа.
И голос противный, ой, шугануть бы их – подумал Григорий было. Но Варвара отстранилась уже. Вздохнула, тоска искрой пробежала в уголке глаз.
– А мы, выходит, недобрые... Забылась. Ладно, Григорий, спасибо, но нам пора. Я пришлю птицу завтра.
– Ну что же, завтра – так завтра... – ответил Григорий.
И не удержался – притянул Варвару к себе и поцеловал снова. Крепко, до дрожи в ногах. Потом отстранился всё-таки, спрыгнул, спустился вниз по ремням. Запрыгнул на своего коня и ускакал куда-то в сторону дома.
«И зачем? Я только-только за вас порадовалась», – тонкий, мечтательный колокольчик – прозвенел голос Катерины где-то глубоко в голове.
– Не лето, холодно же. Ещё простудится...
Холодный осенний ветер и впрямь пробирал до костей. Трепал промокший кафтан, мёл и гнал жёлтые листья вдоль пустых улиц.
Уже светало, когда Григорий таки вернулся домой. Все спали давно, он пробрался в тёплую горницу, тихо, сняв сапоги. Мышь-демон увидел его, обрадовался, выпустив сноп ярких искр, озаривших тёплым светом избу. Одну метнул в кота, тот фыркнул сквозь сон и придавил огненную мышь-демона лапой. Та дёрнулась, но вырываться не стала. Минуту спустя оба в обнимку дремали, причём мышь-демон забавно сквозь сон посвистывала.
Глава 15
Наверное, у Григория должно было возникнуть, как это называли франкские лекари – ощущение дежавю. Это когда тебе кажется, что ты провалился во вчерашний день. То есть в позавчерашний – ведь снова утро и снова он идёт к Варваре. Хотя выглянув на рассвете, подумал с каким-то сожалением, что сегодня ненастье совсем уж осеннее. Небо кругом обложило серыми, низкими облаками, а мелкий, неприметный дождь сеет, как ситом, и непонятно, светает или смеркается – в такой день девушка будет сидеть дома. Но на подоконник внезапно села, зачирикала маленькая краснопёрая птица, запела, заговорила на ухо тонким человеческим голосом – от Варвары, передала просьбу зайти. И вот уже Григорий шагает мимо унылых мокрых домов и заборов, и плевать на промозглую сырость и стужу вокруг, потому что в груди с чего-то тепло и голову кружит хмельное, жаркое марево.
Пока шёл до нужного дома, погода испортилась сильнее, мелкий дождик сменится мелкой снежной крупой. Но леденящая сырость в воздухе осталась, так и норовя забраться под кафтан. В такое ненастье присматривающие за подворьем холопы точно нос не покажут из тёплой горницы на сырой и промозглый осенний воздух. Но в этот раз лезть через забор не придётся. Варвара явно ждала, так как на подходе Григория встретила ещё одна птица, указавшая спрятаться в закутке между двумя заборами чуть дальше подворья Колычевых, а хозяйка, мол, туда сама подойдёт скоро.
Вот Григорий и ждал. Поглядывая то на поздний осенний рассвет, с трудом пробивавшийся сквозь затянутое серою мглой небо, густо набитое облаками... То на остатки пожухлых листьев, одиноко трепетавших на чёрных скрюченных сучьях деревьев, выглядывавших из-за заборов. То на остатки листвы, устлавшей дорогу и понемногу уже пересыпанную снежной крупой. Вдыхал доносившийся откуда-то аромат свежевыпеченного хлеба. И думал, что он, Гришка – наверное, дурак.
И вовсе не потому, что боится: Варвара увидит в нём хапугу, желающего в одночасье разбогатеть, женившись на боярской дочери. А для этого наобещавшего ей с три короба да соблазнившего, чтобы поставить родителей перед фактом. За обман она сама кому хочешь голову открутит, а Лихо ей поможет придержать охальника хоботом. И вовсе не разговора с боярином Колычевым-старшим боится. Жильцы – это не абы кто, непонятно откуда и неведомого рода, а царицей любимы. Такого и в род к себе принять не зазорно, свежая хорошая кровь боярскими родами ценится.
Только не пойдёт Григорий примаком, пускай в разрядной книге за Колычевыми целый том записей наберётся, а в его роду пока всего три – не просто так отец и дед пот и кровь лили, чтобы в разрядную книгу войти. Не забудет и не перечеркнёт он эти три короткие строки. А Колычев-старший на отказ обидится как пить дать. И это поначалу он на его ухаживания посмотрит как на «невесты умыкание» да со счастливым концом – свадьбой. Обидится боярин, откажет не к себе в род мужем принять, а дочь простому жильцу отдать – и поступок из разряда «умыкания» легко станет «пошибанием»: когда девку берут супротив воли да силой. Ну а дальше согласно закону, старому, что был и до царя Федора ещё: «Если кто пошибает боярскую дочерь или боярскую жену, за сором ей 5 гривен золота, и митрополиту 5 гривен золота, а князь станет казнитель». По уму надо обратно на «вы» да строго только по делу, и потом…
«Дурак», – прозвенел голос Катерины в голове.
Сверкнуло сквозь тучи солнце – рыжим и тёплым огнём. Да нет, не солнце, Варвара заглянула в закоулок между двумя заборами, и всё «потом» были забыты крепко и с концами. Девушка сегодня оделась, как и в прошлый раз, чтоб в ней не признали боярышню. И вроде чего-то хотела сказать... но Григорий не дал ей такой возможности. Порывистым, но при этом бережным движением обнял, притянул к себе. Вкус мокрого снега смешивался со вкусом её тёплых губ, и Варвара не отстранилась на это, не оттолкнула – наоборот, девушка сильнее прижималась к нему. Одной рукой всё так же обнимая за талию, другой стянул с неё платок, ныряя в рыжий огонь волос, ощущая, как пряди скользят между пальцем. Варвара чего-то неразборчиво прошептала, повиснув у него на шее, как бы полностью отдаваясь его воле. И снова языки касаются друг друга в жарком поцелуе, скользят между губами…