– Куда они направились?
– Не знаю…Честное слово не знаю! Их лодка ждала.
– Лодка – это хорошо, – кивнул Григорий.
– Вот уж точно – и мы угадали, – скривилась Варвара.
– Да. Берём с собой Петра, и я знаю, с чего начинать искать.
Глава 17
Лодочник ничуть не удивился, что высадил в Университет он двоих, а вышел ещё и третий, вихрастый русоволосый пацан лет тринадцати. Спокойно перевёз через реку прямо в заречную слободу, поинтересовался:
– Вас ждать? Али как?
– Подожди недолго.
– Хорошо.
Получив монетку, лодочник закурил трубку да послал крутившегося на берегу мальчишку – пока возле дома оказался и время есть, пусть кто-то из домашних горячего принесёт. Григорий же повёл Варвару и Петра за собой к сьезжей избе. Там попросил обождать на улице, он недолго – и зашёл. Писарь сидел на месте, всё тот же – не высокий, не низкий, не молодой, не старый, пальцы в чернилах, борода клином, а глаза профессиональные, с хитрецой. Увидев Григория, равнодушно, но с капелькой беспокойства поинтересовался:
– Доброго дня, господин пристав. Случилось чего? Мы не звали, у нас всё тихо вроде.
– Доброго дня, как надеюсь. Да нет, пока не случилось, а чтобы не случилось, помощи прошу. Вчера из университета на лодке забрали и перевезли четверых, два парня и две девушки. В общем, пока ещё не беда, но может запросто. «Умыкание» дурни решили устроить, а там пару ночей проведут вместе – к родителям уже почти мужем и женой вернутся. Пусть дают своё согласие на брак, и чтобы без скандала.
– Вот дурни-то, – взмахнул руками писарь. – А это там на улице кто?
– А это кузина одной и младший брат другой. Меня давно знают, вот ко мне за помощью и пришли. Потому что вдвойне дурни, я и родителей знаю. Не будет там «умыкания», а родители пойдут в приказ и к епископу с жалобой не на «умыкание», а на «пошибание». Вот и прошу помощи. Найду дурней, пока наблудить не успели, да уговорю родителям в ноги поклониться, честь по чести и принять их решение.
– Добро, – согласился писарь. – Тебя, пристав, знаю, человек добрый. Тех же татей, что Трифиллия погубили, быстро нашёл. А правда, что их там по Слову и делу…
– Правда, – Григория аж передёрнуло, вчерашний дом, полный убитых людей вдруг встал перед глазами. – Не надо нам в это лезть. Страшное там дело и гнилое оказалось. Сковородка адская Жиряте погорячее, а рабу Божьему Триффиллию уже только за то, что такой гнойник нашёл да вскрыл – все грехи отпустятся вольные и невольные.
– Понял. Вы это, погуляйте пока с полчаса. А я поспрошаю, кто и куда кого возил вчера.
На улице Григорий пересказал остальным «версию». Они предупредили лодочника их ещё подождать. А дальше двинулись в сторону рынка, чтобы не подпирать в слободах забор, пока писарь ищет. И вроде радоваться надо – распогодилось немного, небо очистилось и сияло почти безоблачное. Вокруг шумит-гудит базар, Варвара рядом и уплетает душистый калач – радоваться бы. Вон пацан вообще счастливый, лузгает семечки, крутит головой по сторонам – вроде и не баклуши бьёт, а делать ничего не надо. Григорий же никак не мог отделаться от ощущения, что как песок минуты утекают сквозь пальцы.
К оговорённому сроку к съезжей избе возвращались чуть ли не бегом.
– Нашёл я, как раз отдыхает сегодня тот, кто их вчера вёз. Прав ты пристав, он говорит – тоже вчера удивлялся, чего это девки всё время капюшоном плаща лицо прикрывают, да и не так холодно вроде вчера было на душегрею ещё и плащ надевать. Сказал – отвёз вниз по реке за город, в Рогожки. Там сарай такой в стороне от остальных дворов стоит приметный, так они в него пошли, сказал. А дальше он не знает.
– Спасибо. Найдём, чай, не лес глухой, где один леший, а добрые люди везде есть.
И опять лодка резала серебристо-свинцовую осеннюю гладь реки, несла вниз по течению, пассажиров. Не быстро, приходилось держаться вдали от фарватера, на котором медленно проплывали далёкие силуэты громадных барж – то как из чёрной бумаги вырезанные на фоне выцветающего осеннего неба, то исчезающие в тумане непонятно откуда налетевшего снежного заряда. И как призрачные тени колебались едва заметные отражения осенних облаков на тёмной воде, а Григорий снова всё сильнее ощущал время, утекающее сквозь пальцы как песок.
Рогожки оказались небольшой и довольно неряшливого вида деревенькой, ещё не слобода из пригорода, но и несамостоятельная деревня, а непонятно что при реке и между рекой и городом. Мужиков видно не было – видно на заработках, по огородам копались одни бедновато одетые женщины и дети. Зато по улицам бегало много худых собак, которые проплывавшую близко к берегу лодку провожали тоскливыми взглядами да беспорядочным лаем. Лодочник высадил их напротив сарая, старого, кривого, покрытого уже начавшими подгнивать снопами соломы. Поинтересовался:
– Ждать?
Варвара и Григорий переглянулись. У девушки явно тоже было нехорошее предчувствие, так как она сказала:
– Давай чуть в стороне вон там, у мыска подождёшь. Если что – возможно, малец один прибежит, отвезёшь его в Университет весточку передать.
– Понял.
И было заметно, что мужик рад. Не только лёгким деньгам, но и вусмерть любопытно, чем всё закончится. Наверняка ему версию Григория уже рассказали.
Внутри сарай был пустым и грязным – если летом здесь чего и хранили, давно унесли. Пока остальные растерянно топтались на пороге, Григорий прошёлся, подобрал валявшиеся в углу рваные сапоги и сказал:
– Идём спрашивать, где сейчас тот, кто наших студентов встречал?
– Так тебе сразу и ответили, – фыркнула Варвара. – Не знаю – кто, но скажите – где.
– Ну почему не знаю «кто»? Мужик примерно на полголовы ниже меня, плотник. Хороший плотник. Но пристрастился ходить в кабак, однако ещё не до конца испился. Не думаю, что в селе таких много.
– Откуда ты знаешь? Или ты разыгрываешь меня, да?
Варвара спрашивала так растерянно, Петя смотрел таким восхищённым взглядом, а ещё так захотелось перед девушкой покрасоваться, что Григорий не удержался и слегка равнодушным тоном, мол, для меня это пара пустяков была, принялся объяснять:
– Просто так деньгами соблазнить местных трудно, гордые, да и откуда у студентов достаточно денег рот замазать, чтобы вопросов не задавали? Это не приятелям на лапу сунуть пятаков в кабак сходить. Мол, прикрой, пока мы с девками блудить втихую от родителей сходим. Потому бакшиш платить какими-то вещами станут, своими. У студентов вещи добротные – вот мужику сапоги и дали. Он сразу старые бросил и в хорошие переоделся.
– Ну… вроде верно. А остальное? Откуда про плотника и что он пьёт? И рост?
– Он сел на пол переодеваться, следы остались. Отсюда и понятно, какого примерно роста, а ещё отпечаток руки, на которую он опирался. Когда долго с топором работаешь, чуть пальцы меняются – мне про это табибы в Университете рассказывали. Была у меня… знакомый был из лекарей. Он и рассказал, что они для каких-то своих учений целую коллекцию отпечатков рук собрали, от разных ремёсел. Я тогда ещё подумал – полезное дело, не поленился сходить и посмотреть да запомнить. Вот тут точно плотник. И хороший, деревенька небогатая, а он когда-то смог купить себе дорогие сапоги. Но дальше пить начал, на старых сапогах отметки стоят чернилами, кабатчики такие ставят, если вещь в заклад принимают. Чтобы сразу понятно было – у кого взяли. Много пометок, закладывал не раз и не два, но каждый раз выкупал. Значит, пока не совсем пропащая душа, временами за ум берётся и работает.
– Какой вы умный, дяденька пристав, – восхищённо сказал Пётр.
– В моём деле, парень, ум – это только треть дела. Вторая треть – глаза и уши держать открытыми, смотреть внимательно. А вот третья – понимать, чего видишь. Потому как если нет знаний, то смотреть бесполезно. Понял?
– Понял.
– Ну а раз мы всё поняли, – улыбнулась Варвара, – пошли искать этого плотника, куда он наших студентов отвёл?
И поцеловала Григория… в щёку, в последней момент смутившись Петра. Хотя поначалу, кажется, собиралась чмокнуть в губы.
Дальше они прошли мимо нескольких огородов, прежде чем Григорий выбрал, у кого спросить – тётка, которой помогали две дочки.
– Уважаемая, а подскажите, пожалуйста…
– Чё вам надо? – прозвучало грубо, но тётке явно стало любопытно.
– А вот плотника мне бы, говорят, у вас хороший мастер в деревне живёт…
– Иш-шо один, – тётка мгновенно разъярилась. – Опять нашего Пафнутития спаивать будешь? За чарку чтобы делал? Иди отседова! Хватит с вас, бедовые…
– Да нет, уважаемая. Наоборот, нужен он мне, чтобы беды не случилось.
– Это как это? – от такого тётка растерялась. – А вы кто такие?
– Да так. Брат мой меньший и невеста. А средний у нас – бедовый. Девка ему приглянулась, а у нас батюшка сказал – сначала как по завету положено старшой свадьбу играет, а только потом сватов засылай. Вот он да родителей не спросясь и уговорил бежать. Пафнутитий у них на огородии сарай новый ставил, вот его и уговорили помочь. Он им и сказал по жалости: дескать, место есть, туда девку умыкнёшь, а потом родителям ничего и не останется, как согласие дать. Хорошо младой узнал да мне сказал. Я вот невесту свою позвал. Пусть девку по-женски уговорит, а я братца вразумлю, пока блуда не случилось. Поклонятся родителям в ноги, и всё сладится. Крест готов целовать, что наливать я этому Пафнутию не буду, а вот если не успею – быть беде большой.
«Ну и брешешь, – раздался в ушах весёлый хохот призрака. – Тебе хоть счас книжки иди сочиняй. А Варвара, видел, как посмотрела, когда ты её невестой назвал? А, ты же спиной стоял. Короче, если ты чарку свадебную ей не поднесёшь, ты распоследний мокшанский дурак».
Насчёт чарки и дурака Григорий спорить и не собирался. А ещё лицо на слова призрака всё-таки дрогнуло, но тётку это наоборот, похоже, убедило. Она всплеснула руками и ахнула:
– Ну Пафнутий, ну дурень жалостливый. Мало ты раз уже бока мятые получал? Короче, видите, вон там через поля дуб приметный стоит, молнией разбитый? Там тропинка начинается, по ней пойдёте – у Пафнутия там в лесу домишко есть, он там дерево по плотницкой части сушит. Там они и сидят, уверена. Вы на дуб смотрите. Тогда и через поля тропку найдёте.