– Хорошего вам дня, – говорю я.
– Удачи.
Я застегиваю сумку, чувствуя прижимающийся к ребрам увесистый пакет, который придает мне уверенности.
Я заслужила эти деньги. А теперь, когда я потеряла работу, они нужны мне еще больше, чтобы помочь тете.
Кроме того, мне доставляет изощренное удовольствие мысль о том, какова будет реакция Ричарда, когда в банке ему скажут, что денег нет.
Годами он держал меня на грани нервного срыва; стоило мне доставить ему неудовольствие, как я тут же ощущала на себе последствия. Но он, очевидно, получал удовлетворение, играя роль моего спасителя и утешителя, когда мне было плохо. Две стороны личности моего мужа всегда были для меня загадкой. Я до сих пор не совсем понимаю, зачем ему требовалось контролировать все, что его окружало, с таким же пристрастием, с каким он раскладывал в ящиках свои носки и футболки.
Я вернула немного власти, которую он у меня отнял. Я выиграла эту маленькую битву. Меня переполняет возбуждение.
Я представляю его ярость, как торнадо, раскручивающееся вихрем, но в этот момент я вне ее досягаемости.
Я выхожу на улицу и спешу к ближайшему отделению «Чейз». Я кладу деньги на свой новый счет, который открыла после того, как мы с Ричардом расстались. Теперь можно вернуться к тете Шарлотте. Но я не собираюсь укрываться в безопасности своей постели; я намерена сбросить с себя, как старую кожу, личину побежденной женщины.
Меня переполняет энергия при мысли о моем следующем шаге.
Глава 32
«Мне двадцать шесть лет. Я влюблена в Ричарда. Мы скоро поженимся», – шепчу я, глядя в зеркало. «Больше помады», – думаю я, роясь в ящичке с косметикой. «Я работаю здесь секретарем». На мне нежно-розовое платье, которое я только сегодня купила в «Энн Тэйлор». Оно не точно такое же, но похоже, особенно с новым увеличивающим грудь лифчиком.
Но походка не совсем такая, как нужно. Я расправляю плечи и вздергиваю подбородок. «Так лучше».
– Меня зовут Эмма, – говорю я отражению в зеркале и улыбаюсь широкой уверенной улыбкой.
Никого из тех, кто хорошо ее знает, обмануть бы не удалось, но мне нужно всего лишь убедить в этом уборщиков в офисе Ричарда.
Если кто-то из его коллег сегодня будет работать допоздна, ничего не выйдет. И если Ричард еще будет на месте – но нет, нельзя позволить себе даже предположить такое, иначе у меня не хватит духу на это пойти.
– Меня зовут Эмма, – повторяю я снова и снова, пока не добиваюсь нужного гортанного тембра.
Я приотворяю дверь туалета и выглядываю наружу. В полутемном коридоре никого нет; мне не видно, есть ли кто-нибудь в фирме Ричарда – вход в нее через двойные стеклянные двери за углом. Я знаю, что каждый вечер их запирают. Ключи есть только у нескольких человек. Компьютеры компании хранят финансовую информацию сотен клиентов. Каждый защищен паролем, и я уверена, что защитные механизмы сразу же сработает, если кто-то попытается взломать систему.
Но меня не интересуют электронные данные. Мне нужен один простой документ, который хранится у Ричарда в офисе, документ, который не представляет никакой важности ни для кого из сотрудников.
Даже если Эмме удалось прочитать письмо, даже если в ее голове зародилось мимолетное сомнение, она остается практичной рассудительной девушкой. Кому она, в конце концов, поверит – успешному идеальному жениху или его чокнутой бывшей?
Мне нужны доказательства, чтобы поколебать ее веру в него. И она сама подсказала мне, как их достать.
Тогда, перед подъездом ее дома, я попросила ее задать Ричарду вопрос о пропавшем «Равено», за которым он отправил меня в подвал на приеме у нас дома. «Кто, как вы думаете, сделал заказ?» – спросила она меня, прежде чем отмахнуться от меня и сесть в такси.
Это был искусный ход со стороны Ричарда – попросить Эмму, свою ассистентку, заказать вино для нашей вечеринки.
Ему давно уже не приходилось меня наказывать. Я демонстрировала безупречное поведение: вставала по утрам вместе с ним, каждое утро занималась спортом, по вечерам готовила для нас полезные ужины. Эти свидетельства непорочной службы завоевали для меня благосклонность Ричарда. К тому времени у меня не осталось никаких иллюзий относительно того, как опасен может быть мой муж, если ему покажется, что моя привязанность к нему тает.
Поэтому я предвидела, что придется заплатить сполна, когда за несколько дней до приема решила покрасить волосы. Сначала я попросила своего стилиста сделать мне карамельно-коричневый оттенок. Она пыталась возражать, убеждая меня, что клиентки платят ей сотни долларов, чтобы воссоздать мой натуральный тон, но я была непреклонна. Когда она закончила с цветом, я попросила ее отрезать несколько сантиметров, оставив каре до плеч.
В день нашей встречи Ричард сказал, чтобы я никогда не стригла волосы. Это было первое установленное им под видом комплимента правило.
Я следовала ему на протяжении всех лет своего замужества.
Но потом я познакомилась с Эммой. Я знала, что должна дать моему мужу повод избавиться от меня, и неважно, какие меня ждут последствия.
Когда Ричард увидел мою новую прическу, он на мгновение замолчал, а потом сказал, что зимой перемены идут на пользу. Я поняла, что он имел в виду – к лету я должна вернуться к прежней прическе. После этого недолгого разговора он каждый вечер до самого приема задерживался на работе допоздна.
Ричард попросил Эмму заказать вино, чтобы ему было в чем меня уличить.
Теперь я могу использовать это, чтобы уличить его.
* * *
Хиллари стояла с Ричардом за импровизированной барной стойкой в гостиной нашего дома в Уэстчестере. Доставка еды опаздывала, и я бормотала извинения за круг бри и кусок чеддера, которыми угощала гостей вместо этого.
– Дорогая? Не принесешь пару бутылок «Равено» девятого года из подвала? – обратился ко мне Ричард через всю комнату. – Я заказал ящик на прошлой неделе. Они на средней полке в холодильнике для вина.
Я пошла к подвалу, как в замедленной съемке, оттягивая момент, когда мне придется сказать Ричарду в присутствии всех его друзей и деловых партнеров то, что я уже и так знала: у нас в кладовке не было «Равено».
Но не потому, что я его выпила.
Все, конечно, так и подумали. Ричард этого и добивался. Мы разыгрывали привычную партию: я бросала Ричарду вызов, пытаясь утвердить свое право на свободу, а он каждый раз заставлял меня раскаиваться в своем проступке. Наказание всегда было равноценно совершенному преступлению. На гала Алвина Эйли, например, Ричард – я знала – сказал своему партнеру Полу, что меня нужно отвезти домой, потому что я напилась. Но это была ложь; Ричард разозлился, потому что Пол предложил помочь мне найти работу. Более того, мой муж уже знал, что я, не сказав ему, поехала в город на тайную встречу, которую в конце концов пришлось объяснить приемом у психотерапевта.
Это был стандартный прием Ричарда, чтобы меня дисциплинировать: он унижал меня на людях, демонстрировал всем, что я не способна себя контролировать, и, что еще хуже, заставлял меня сомневаться в самой себе. Это было особенно эффективно в свете трудностей, которые испытывала моя мать.
– Милый, в подвале нет «Равено», – сказала я, вернувшись.
– Но я ведь недавно отнес туда целый ящик, – Ричард прервал сам себя. Недоумение на его лице сменилось отчетливым чувством стыда.
Он был превосходным актером.
– О, я буду рада любому белому вину постарше! – сказала Хиллари слишком уж жизнерадостно.
Эмма стояла на другой стороне комнаты. На ней было простое черное платье с поясом, чтобы подчеркнуть идеальный тип фигуры – песочные часы. Ее роскошные светлые волосы слегка завивались на концах. Она была совершенна, как я и предполагала.
В тот вечер передо мной стояло три задачи: убедить всех гостей, что жена Ричарда совсем распоясалась; убедить Эмму, что Ричард заслуживает большего. И самое главное – убедить в этом самого Ричарда.
От волнения у меня кружилась голова. Я бросила взгляд на Эмму, чтобы придать себе храбрости. Потом сама принялась разыгрывать спектакль.
Я взяла Хиллари под руку.
– Я с тобой, – сказала я весело, надеясь, что через рукав Хиллари не сможет почувствовать, что пальцы у меня ледяные. – Кто сказал, что блондинкам достается все веселье? Мне нравится быть брюнеткой. Ну, давай, Ричард, открой нам бутылочку.
Первый бокал я вылила в раковину, когда пошла на кухню за салфетками. Я убедилась, что Ричард находится в пределах слышимости, когда спросила Хиллари, налить ли нам с ней еще по одной. Я заметила, как ее взгляд упал на мой пустой бокал. Она покачала головой.
Секунду спустя Ричард появился передо мной со стаканом воды в руках.
– Дорогая, может, стоит еще раз позвонить в доставку?
Я нашла их номер и набрала первые шесть цифр, отойдя подальше от Ричарда, чтобы он не заметил неестественности моего тона, пока я разговаривала сама с собой. Повесив трубку, я кивнула ему и сказала: «Они будут здесь с минуты на минуту». И поставила на стол стакан с водой.
Когда привезли еду, я уже притворялась, что пью третий бокал.
Пока официанты накрывали фуршет, Ричард знаком позвал менеджера на кухню. Я пошла за ними.
– В чем дело? – спросила я, прежде чем Ричард успел открыть рот. Я даже не пыталась говорить тише. – Вы должны были приехать час назад.
– Извините, миссис Томпсон, – менеджер заглянул в свой планшет, – но мы приехали в то время, которое вы назначили.
– Такого не может быть. Вечеринка началась в полвосьмого. Я абсолютно уверена, что просила вас приехать к семи.
Ричард стоял рядом со мной и был готов обрушить на менеджера недовольство ошибкой, которую совершила фирма.
Но он, не отвечая, перевернул свой планшет и показал нам время – 20.00 – и мою подпись внизу страницы.
– Но… – Ричард откашлялся, – что это такое?
Мой ответ должен был быть тщательно выверен. Мне нужно было продемонстрировать свою несостоятельность и одновременно недостаток раскаяния в том, что я стала причиной его беспокойства.