–Ш-ш-ш, ты устала, перенервничала, маленькая моя. Отдыхай! Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Она поняла, что никогда не добьется от него правды. Что он всегда будет поступать так, как сочтет нужным и естественным, обращая на ее мнение не больше внимания, чем на капризы несмышленого ребенка. Ольге стало страшно, по-настоящему страшно, когда она наконец осознала, что за человека избрала себе в мужья. Но бежать было некуда: в спальне на третьем этаже сопели носами двое мальчишек, как две капли воды похожих на отца. И Оле оставалось лишь беззвучно рыдать, кусая в отчаянии подушку.
–Знаешь,– закончив рассказывать, устало заметила Ольга,– он бы даже не понял, если бы я попыталась объяснить ему мои чувства. Для него это было вполне нормальным, удобным совместить приятное с полезным: отпраздновать мой день рождения и попутно устранить опасного конкурента. Жаль, конечно, что все произошло на моих глазах, но ничего страшного, так, маленькая неприятность. Я просто остолбенела, осознав наконец, за кого вышла замуж. Но что мне было делать – дети маленькие, сама я – с трехмесячными курсами парикмахеров за душой. Я тогда решила: все, больше никаких чувств, эмоций, надежд. Угораздило меня оказаться такой никчемной, значит, теперь брак – это моя работа, и я должна выполнять ее на совесть, растить сыновей. А что у меня на душе – кому какое дело? Так все и шло, пока не появился ты. Господи, и откуда только ты взялся на мою голову?
–А ты?– Он ухватил железными пальцами ее затылок, заставил встретиться взглядом с его свинцовыми глазами.– Откуда ты взялась?
Оля, всхлипнув, потянулась к нему, обхватила руками шею, принялась целовать его лицо: ярко выраженные надбровные дуги, тонкий благородный нос с едва заметной горбинкой, поросшие колючей щетиной щеки.
–Руслан, что же нам делать? Кто-то из нас должен оказаться сильнее и прекратить это все. У нас нет другого выхода.
–Нет!– горячо, протестующе возразил он и вдруг, зарычав, словно от болезненной ярости, стиснул ее, опрокинул, подмял под себя, хрипя: – Мне плевать, я не отпущу тебя! Моя! Навсегда моя! Давай уедем! Убежим! У нас ведь все есть: деньги, документы. Мы сменим имена, спрячемся, и никто никогда нас не найдет. Мы начнем все сначала.
–Он все равно нас найдет,– покачала головой она.
–Не найдет,– убежденно возразил Руслан.– Не такой уж он всемогущий. А если и найдет, я всегда смогу тебя защитить. Неужели не веришь?
–А дети?– подняла на него глаза Ольга.– Как быть с детьми? Он не отпустит их!
–Мы заберем детей. Сейчас, быстро. Пока он еще ничего не знает, пока не опомнился. Решайся, Оля! Если мы начнем действовать сейчас же, он не успеет ничего предпринять. Мы можем сегодня же ночным рейсом улететь в Лондон, ты же знаешь, визу мне поставил Чернецкий, когда собирался в Англию на переговоры, и забрать детей. А там он ничего не сможет тебе сделать, там – цивилизованная страна.
И, как всегда, он оказался сильнее, она почувствовала, что под его взглядом мысли путаются, она ничего уже не способна решать самостоятельно. Оставалось лишь покориться ему и положиться на судьбу.
–Вообще-то,– неуверенно начала Ольга,– у меня английское гражданство. И я могу прямо там подать на развод…
–Тем более,– горячо принялся убеждать ее Руслан.– Оля, родная моя, ты ведь ничего ему не должна. Позволь себе наконец быть счастливой! Поедем! Сейчас поедем! Купим билеты на первый же рейс.
–Да пойми же ты, я не могу так сразу,– вывернулась из его рук Ольга.– Мне нужно домой, хотя бы для того, чтобы взять паспорт, другие документы. Деньги, наконец!
–Деньги есть у меня! К тому же тогда он догадается, не выпустит тебя,– мрачно заключил Руслан.
–Ничего подобного,– возразила Оля.– Я скажу ему, что еду к матери, что она заболела. Он ничего не заподозрит, я сумею его убедить. И у нас будет чуть больше времени.
Руслан сжал в ладонях ее лицо, прошептал в самые губы:
–Я не хочу отпускать тебя! Боюсь, что, если выпущу из рук, потеряю навсегда.
И Ольга, ласково поцеловав его твердую ладонь, успокаивающе заверила:
–Мы улетим послезавтра, обещаю! Я буду у твоего дома в десять утра. И больше мы уже не расстанемся.
Он порывисто обнял ее, прижал к себе, целуя волосы, виски, губы, шептал:
–Все хорошо, теперь все будет хорошо. Скоро мы будем вместе, и никто уже не сможет тебя у меня отнять.
Глава 21
В доме тепло пахло яблочным пирогом. Новая повариха старалась изо всех сил, чтобы угодить хозяевам. Ольге на секунду стало страшно, тоскливо от этого сладкого, карамельного запаха, такого домашнего, такого уютного и безопасного.
Она опустилась на диван в гостиной, машинально двигала по низкому столику фотографии в серебряных рамках: она с Мишей, Миша с пацанами, они все вчетвером на премьере нового фильма. Столько лет здесь был ее дом, крепость, хранившая ее семью – может быть, не слишком счастливую, но родную. А теперь она должна была собственными руками все разрушить. Ольга помнила, что дала обещание Руслану, понимала, что, отказавшись от него, сделает свою жизнь навсегда несчастной, и все-таки еще сомневалась, не могла решиться.
Вечером за ужином Миша расписывал ей, куда они поедут сразу после того, как она вернется от матери. Строил далекоидущие планы, твердил, что работать теперь будет меньше, а времени семье уделять больше. Фантазировал, какой дом выстроит для них где-нибудь на берегу Тихого океана.
–А ты у меня круглый год будешь загорелая, как туземка. А, Олькин?– подначивал он ее.
И Ольга чувствовала, как веки наливаются жаром и горло сдавливает судорогой. Смотрела на мужа и понимала, что готовится нанести этому человеку – пускай тяжелому, жестокому, властному, но все же искренне любившему ее все эти годы – страшный удар, отобрать самое ценное, что было у него в жизни.
Вечером, в спальне, когда Миша обнял ее и впился горячими губами во впадину под ключицей, она все-таки не смогла сдержаться, хрипло всхлипнула. Руки его стали каменными, он отстранился, испытующе заглянул ей в лицо:
–Ты что? Что с тобой?
–Прости,– вытерла глаза тыльной стороной ладони Ольга.– Я просто… просто волнуюсь за маму.
–Н-у-у, это уж совсем ерунда,– протянул Миша, прижимая ее голову к своему плечу, гладя по волосам.– Ты же сама знаешь, Елена Георгиевна, дай бог ей здоровья, еще всех нас переживет.
Она кивнула, отвернулась, уткнулась лицом в подушку, чтобы он не видел бежавших по щекам слез. Одно из самых важных решений в ее жизни давалось ей очень тяжело.
Серебряное сияние луны проникало сквозь тонкие занавески, голубовато высвечивало спокойное, отрешенное лицо Ольги на подушке. Миша склонился над женой, прислушался к ее ровному дыханию. Уснула…
Двигаясь ловко, бесшумно, он откинул одеяло, сел на постели. По спине, вдоль позвоночника, бежал неприятный холодок, в ладонях остро покалывало. Миша сжал зубы, настороженно повел головой, прислушиваясь, принюхиваясь к тому тревожащему, непонятному, что пробралось в его спальню, в его дом. Ложь, обман… Словно опытный хищник, он чуял опасность, угрозу, исходившую от тихо дышащей женщины.
Эта неожиданная, внезапно возникшая необходимость поездки к матери, искаженное лицо Ольги, холодные, дрожавшие в его ладонях пальцы, слезы, которые она тщетно пыталась от него скрыть. Что она задумала? Кого хотела провести – неужели его, ощущавшего неправду, неверность спинным мозгом?
А может, все-таки паранойя? Может, эта херня с Муромцем его подкосила и ему теперь везде мерещится измена?
Ладно. Сейчас все станет ясно.
Он поднялся на ноги, запахнул халат, вышел из комнаты, спустился в кабинет и набрал номер тещи. Елена Георгиевна ответила капризным заспанным голосом:
–Миша? Почему так поздно?
Но он не собирался извиняться. Ничего, живет на его деньги, так пусть будет готова изредка претерпеть некоторые неудобства от зятя.
–Здравствуйте, мамо,– весело отозвался он.– Ну, что у нас плохого? Как здоровье?
Тема эта была для тещи благодатной, она тут же засыпала Мишу жалобами, какими-то показателями сахара в крови, лейкоцитов, подробно описала свою последнюю встречу с врачом. А затем заныла:
–Миша, вы бы привезли Олю меня навестить. Вы такой внимательный, понимающий, а она у меня – взбалмошная, без царя в голове. Скажите хоть вы ей, пусть проведает мать на старости лет, не ждет, когда на похороны ехать придется. Уж я прошу ее, прошу, а ей все некогда. Говорит, если получится, в конце осени… Миша, я ведь, может статься, до конца осени и не доживу!
–Ну бросьте, мамо, вы у нас, как Ленин, живее всех живых,– машинально ответил Миша.
Грудь его словно сдавило каменными плитами, руку, сжимавшую трубку, скрутила судорога. Попрощавшись с тещей, он отошел к окну кабинета, рванул створку на себя и принялся жадно глотать ртом сырой, прохладный ночной воздух. Ему казалось, будто сердце, оторвавшись от жил, высоко прыгнуло и перегородило дыхательное горло. Воздух не проникал в легкие, ему никак не удавалось вздохнуть как следует. Липкая паника сотрясала тело.
Значит, Оля не собиралась ехать к матери. Значит… Всему этому находилось только одно объяснение. Ольга и Руслан…
Он придушенно зарычал, замотал головой. Не хотел верить, до сих пор не хотел понимать, что все это правда. Пытался успокоиться, убедить себя, что, возможно, всему этому еще найдется какое-то другое объяснение.
Метнувшись к столу, снова схватил еще теплую трубку телефона, вызвал Марту. Она появилась в кабинете через несколько минут – свежая, собранная, будто бы дежурила под дверью в ожидании вызова от шефа, которому была беззаветно предана. Миша покосился на эту вымуштрованную, бесчувственную бабу и отвел глаза. Нечисть какая-то! Ладно, именно такая ему сейчас и пригодится.
–Руслан уволился,– начал он разговор.– Место начальника охраны теперь свободно. Что скажешь? Как тебе такая перспектива?