На них зашикали, и не успела Карла ничего спросить, как коротко стриженный человек выскользнул за массивную дверь так же беззвучно, как и вошел.
– Карла, а что ты делаешь на Рождество?
Этот вопрос задавали все – от ярко-рыжего юноши с длинной челкой, который ходил за Карлой по всему институту, до Лили, когда Карла, огорченная, что «старая подруга» не звонит ей после похорон, позвонила сама – уточнить почтовый индекс, «чтобы прислать вам с Эдом открытку». Девушка рассчитывала напроситься на новое приглашение.
– Что я делаю на Рождество? – повторила она, эффектно выдержав паузу. – Я надеялась съездить в Италию, но мама гостит у овдовевшей тетки в Неаполе и считает, что мне лучше остаться здесь.
Карле не пришлось подделывать грустные нотки в голосе: у нее заболело в груди, когда мама написала ей о своих планах. Они еще никогда не проводили Рождество порознь! При виде петлистого почерка мамы Карле отчаянно захотелось домой – прижаться щекой к мягкой маминой щеке, каждый день говорить на родном языке, есть домашний хлеб нонны и много чего еще. Но у нее нет денег! Учиться за границей очень дорого, от скромной суммы, выданной дедом, практически ничего не осталось. Если бы не тысяча фунтов от Эда и Лили, Карле нечем было бы платить за хостел и еду. Что будет, когда закончатся и эти деньги?
– Тогда ты обязательно должна поехать с нами к моим родителям в Девон.
Да! Однако что-то в тоне Лили подсказывало Карле, что приглашает она нехотя, из вежливости. Эд, не сомневалась девушка, отнесся бы теплее. В последний раз из них двоих он держался гораздо дружелюбнее.
– Только одно «но», – добавила Лили. – Наш сын, Том… Он немного… не такой, как все, я уже говорила. Невозможно предсказать, как он поведет себя в присутствии незнакомых людей, так что будь готова.
Не такой, как все? Карла знала, что такое выделяться на общем фоне. Разве в школе она не чувствовала себя чужой, несмотря на все старания не отличаться от других?
Сидя в поезде, увозящем ее из Лондона, она отвечала на расспросы соседей. Пассажиры, что необычно для англичан, оживленно болтали, спрашивая, куда она едет на Рождество и согласна ли, что иллюминация на Оксфорд-стрит просто великолепна.
С собой девушка везла скромные подарки – вышитую сумку для Лили, альбом для набросков Эду и сборную модель самолета для Тома. Все умные люди делают покупки в благотворительном «секонде» в Кингс-Кросс. Карла была особенно довольна моделью самолета: для мальчика вообще трудно подобрать подарок, а она к тому же не помнила, сколько Тому лет. Даже если ему не понравится, дорог не подарок, а внимание. Расслабившись в кресле, Карла смотрела на проносившиеся за окном зеленые поля.
– Дом стоит у самого моря, – говорила Лили. – Тебе там обязательно понравится.
«Обязательно попроси у них еще денег», – учила мама в последнем письме, которое пришло перед самым отъездом Карлы из Лондона.
Это как-то неловко, думала девушка, открывая учебник и начиная читать, хотя вагон сильно раскачивался. Как бы поднять эту тему? «Придумается что-нибудь, – сказал ей поезд, который, покачиваясь, шел вперед. – Придумается…»
– Но почему он не летает? – настойчиво спрашивал высокий тощий мальчишка, расстроенно размахивая руками.
– Том, я же тебе сказал, это модель.
– Но на фотографии на коробке он в воздухе!
– Это для красоты, – простонал Эд.
– Раз не летает, то и нечего показывать, что летает, правильно? Мы должны пожаловаться в комитет рекламных стандартов!
– В логике тебе не откажешь, – с уважением сказала Карла. – Надо тебе стать юристом, как мама.
– Боже упаси, – сгримасничал Эд. – Хватит нам одного юриста на семью… То есть я не хотел тебя обидеть.
Карла улыбнулась:
– Ничего.
До этой вспышки возмущения подаренная ею модель самолета была принята на ура: Том собрал ее минут за десять, хотя это было значительно труднее, чем Карле показалось при покупке. Трудности начались после сборки: сколько же вопросов у мальчишки! И ведь сразу не ответишь. Он замучил всех, включая родителей Лили, которые вели себя с Карлой как сама доброта.
Увидев дом, девушка была поражена до глубины души. Ее безмерно восхитила квартира в Лондоне, но здесь было нечто выдающееся, с огромными раздвижными окнами, просторным холлом, в котором могла поселиться целая семья, и большой оранжереей, откуда открывался вид на обширный газон. Как раз о таком доме мечтала сама Карла.
– Здесь жили мои дедушка с бабушкой, – объяснила Лили.
Должно быть, они были настоящие богачи, раз позволили себе такой дворец. Дом стоял на вершине скалы над морем, и вид из окна ее комнаты открывался восхитительный. Внизу мигали огоньки города, совсем как на холмах Флоренции. Но Карла, поборов приступ ностальгии, сосредоточилась на огромной елке в холле, приятно пахнувшей хвоей, и сложенных под ней подарках. Там даже было несколько коробок с ее именем!
Гостиная, как называла залу мать Лили, была отделана со вкусом: на полу серо-зеленый ковер, старая мебель красного дерева, едва ощутимо пахнувшая лавандовой полиролью. На стенах картины – не Эда, а старинные, с изображенными на них полями и закатами.
– Копии, – пренебрежительно бросил Эд, когда Карла начала ими восхищаться, но сказал это тихо, чтобы никто больше не услышал.
В доме повсюду были фотографии – на каминной полке, на тумбочках. Детские снимки Лили и мальчика повыше ее ростом.
– Это Дэниэл, – приподнятым тоном сказала мама Лили.
Карле смутно вспомнился разговор о Дэниэле много лет назад, когда они с мамой жили в Англии. «Я не хочу о нем говорить». Разве не так сказала Лили?
– А он приедет на Рождество? – начала Карла, но ее вопрос потонул в суматохе: Том начал шумно открывать свои подарки, хотя семья еще не ходила к праздничной службе.
Потом он устроил скандал, потому что модель самолета оказалась нелетающей. Атмосфера ощутимо накалялась. Том расстраивался все сильнее, дергая себя за волосы так, что они частично оставались в руках. Лили едва сдерживалась – она уже была на взводе, приехав за Карлой на станцию. Девушка не помнила, чтобы десять лет назад Лили была такой раздражительной. Ее мать, очень похожая на дочь, такого же роста и тоже с золотистыми волосами, многословно извинялась перед гостьей.
Он другой, сказала Лили. «Наш сын Том не такой, как все». За такой фразой обычно кроется смущение от этой непохожести. Но никто не задумывается, как чувствует себя этот «другой», сознавая, что его стесняются.
Единственный выход – развеять тревогу Тома, сделать так, чтобы он был доволен собой. Поскольку никто этим не занимался – Лили не поднимала носа от своих досье, – эта задача естественным образом легла на Карлу.
– Вообще-то, – начала она, – Леонардо да Винчи делал модели, которые летали.
Она ожидала вопроса, кто такой Леонардо да Винчи. Но лицо Тома прояснилось.
– Это художник, который нарисовал Христа, как часы?
– Точно. – В детстве Карла точно так же воспринимала рисунок витрувианского человека: похожая на Христа фигура с расставленными, будто часовые стрелки, руками и ногами. – Кстати, ты знаешь, что он создал один из первых аэропланов?
Том покачал головой:
– Еще не прочитал. Я только недавно взял книгу в библиотеке…
– Я не знала, что ты изучаешь Леонардо в школе, дорогой, – сказала Лили, неожиданно выходя из кабинета.
Выражение ее лица напомнило Карле мамино много лет назад, когда та пыталась помочь ей понять математику.
– А я не изучаю. Мне понравилась картинка на обложке. – Том нахмурился: – Если у Леонардо модели летали, почему мои не летают?
– То были другие модели. – Карла присела на пол рядом с Томом. – Давай утром попробуем придумать собственные.
Том снова нахмурился:
– Как?
– Из бумаги.
– Бумага непрочная, нас не выдержит.
«Так ведь на моделях не летают», – чуть не сказала Карла. Но она уже поняла, что Том рассуждает не как другие дети, которых она знала в Италии.
– Тогда я буду учить тебя итальянскому, – вдруг сказала она.
– Итальянскому? – повеселел Том. – Я согласен. Тогда я смогу сказать человеку в пиццерии, что не люблю помидоры. Он послушает, если я буду говорить на его языке. Знаешь, я сам изучаю китайский. Купил учебник.
– Изумительно!
– Спасибо, – сказал Эд, когда все собрались в столовой, где стоял огромный дубовый стол со сверкающим столовым серебром, красными салфетками, хрустальными бокалами для вина и декоративным венком из остролиста в центре. – С твоей стороны очень любезно заняться Томом.
Карла, словно согретая изнутри, одарила Эда своей лучшей улыбкой.
– Мне нравится с ним общаться, – ответила она, позволив Эду отодвинуть для нее стул. – Я понимаю, что он чувствует.
– Откуда? – Эд пристально смотрел на нее, и Карла догадалась, что мысленно он делает с нее наброски.
– Потому что в детстве я тоже чувствовала себя не такой, как все, и знаю, каково это.
Эд не сводил с нее глаз.
– Мне очень нравится, когда на твоем лице проявляется страсть, вот как сейчас. – Он вертел в пальцах вилку и нож, будто сангиновые палочки. – Я тут подумал, не согласишься ли ты…
– Чтобы вы меня снова рисовали?
Лицо Эда дернулось, будто он очнулся ото сна.
Карла зарделась от волнения. Еще бы она возражала!
– Это честь для меня.
Эд восторженно схватил ее за руки. Карле его руки показались большими и горячими.
– Спасибо!
Краем глаза она видела, что Лили за ними наблюдает.
– Кто со мной завтра гулять по пляжу перед рождественским ужином? – спросил отец Лили с другого конца стола.
– Я, я! – Том сорвался с места. – Я и Карла. – Его лицо сморщилось от тревоги: – Но я не умею строить песчаные замки – мне не нравится ощущение мокрого песка.
Бедный ребенок…
– Я тоже не люблю мокрый песок, – сказала Карла. – От него руки пачкаются, да?
Том закивал – так усердно, что девушка испугалась, как бы он не ушиб подбородок.