Нелегко быть ответчиком, а не адвокатом, как вскоре осознала безутешная Карла. Хоть бы разбираться в том, что происходит! Ну почему она не выбрала специальностью уголовное право, а пошла на гражданское?
Пока Лили готовилась к слушанию о залоге, где решится, останется ли Карла в тюрьме до суда, девушка пыталась припомнить все дела об убийствах, которые изучала в колледже.
– Мне же только и надо, что заявить «невиновна», – говорила она, сидя в изоляторе.
– Все не так просто. – Лили посмотрела в свои записи. – Судья рассмотрит доказательства – на дверях парадного и черного ходов нет следов взлома – и решит, представляешь ты опасность или нет.
– Опасность? – обиделась Карла. – Кому?
– Так ведь судья тебя не сто лет знает, ему лишь известно, что ты убила своего мужа. Обвиняемых в убийстве редко выпускают под залог, хотя такие случаи бывали.
Лили начала раздражаться. Карла это уловила и сочла за лучшее не давить. Ей до сих пор не верилось, что Лили согласилась взяться за ее дело. Ей очень повезло – по крайней мере, так сказала Лили, – что слушание о залоге назначили так скоро.
Когда Карла предстанет перед судьей, он увидит, что она никакая не убийца: Лили снабдила ее шампунем, феном и расческой, правда, узкой и круглой вместо привычной массажной. Еще Лили принесла ей скучную коричневую юбку до середины икры, хотя Карла подробно объяснила, что именно хочет надеть из своего гардероба.
– Эта уместнее, – отрезала Лили. – Сейчас каждая мелочь имеет значение.
Старается, с неохотой признала Карла. Неужели ей удалось пробудить в Лили сочувствие, назвав Эда козлом и рассказав жалостливую историю о младенце? Или решающую роль сыграл аргумент, что этот процесс поможет ее карьере? Или все понемногу?
Было бы куда проще, если бы Лили была любезнее, а не такой грубоватой и резкой. Холодной… Тело Эда уже остыло… Это казалось невозможным. Все случившееся казалось невозможным. Карла надеялась, что вот-вот проснется в своей комнате – не в доме Эда и Лили, а у себя дома. В Италии.
Солнечный свет льется сквозь ставни. Слышно, как дети идут мимо дома в школу. Живущий по соседству старик ворчит на туристов, и мама, красавица мама, зовет ее певучим голосом: «Карла! Карла!»
– Карла Джилиана Макдональд, вы признаете себя виновной?
Они уже стоят перед судьей? Карла оглядела зал. Как легко унестись мыслями в другую страну… Как легко отгородиться от действительности…
Все смотрели на нее. Издалека. Вблизи. Взгляды то наплывали, то удалялись. Комната покачивалась. Перекладина перед местом обвиняемого была скользкой – у Карлы вспотели ладони. В ушах звенело.
– Я невиновна, – через силу ответила она.
Комната заплясала, будто кто-то ее ритмично растягивал, как концертину, на которой играл какой-то старик у фонтана в Италии…
Открыв глаза, Карла увидела Лили в красивом темно-синем костюме, который казался почти черным, если не приглядываться.
– Удачно вышло, – сказала Лили.
Трудно было понять, сарказм это или нет. Карла огляделась, выигрывая время. Они не в камере и не в зале суда. Комната напоминала офис.
– Тебе удалось вызвать сочувствие судьи своим драматическим обмороком. К счастью, твой дед внес залог.
Нонно? Карлу бросило в пот.
– Дедушка уже знает?
– А это было в новостях. Вся городская пресса сейчас у здания суда, караулят с фотокамерами.
Глаза у Лили буквально горели – светились, как у животного, но Карла не могла понять, идет она по следу или сама уходит от погони. От этой мысли ей стало не по себе.
– «Menage á trois[24] в зале суда», так они это назвали. Кто-то пронюхал, что у нас один муж на двоих. – Лили хрипло засмеялась. – Я бы не прочь поправить, что в разное время… но тут у нас неувязочка вышла.
– Простите меня.
– Ты что-то сказала? – Лили стояла над Карлой, как учительница. – Я не расслышала. Повтори!
– Я сказала, простите меня. Мне очень жаль.
Лили склонила голову набок:
– Неужели ты надеешься искупить вину одним извинением? Загладить развал в моей семье и то, как это сказалось на моем сыне?
– Замужем за Эдом тоже было несладко!
– Если будешь твердить это, как попугай, то все, включая меня, поверят, что Эда убила ты, – резко сказала Лили, но Карла чувствовала, что задела ее за живое. Для начала неплохо. Тише едешь, дальше будешь – этому она научилась, изучая гражданское законодательство. Начни с того, чтобы расположить к себе оппонента, особенно если это твой адвокат…
– Так. Пошли, пора. Когда выйдем, головой не вертеть, глядеть только перед собой и, что бы ни случилось, никому ничего не говорить. Готова?
Лили уверенно пошла первой – мимо полицейского у дверей зала суда, через вестибюль и на улицу. Сперва Карле показалось, что светит ослепительное солнце, но, опустив руку, она разглядела вспышки. Камеры. Море лиц. Хор голосов.
– Карла, это правда, что ваш адвокат раньше была замужем за вашем супругом?
– Карла, а кто убил вашего мужа, если не вы?
– Лили, почему вы взялись защищать новую жену вашего экс-супруга? Вы что, всегда были подругами?
Карла вздрогнула, когда Лили схватила ее выше локтя и сжала крепко.
– В машину. Быстрей.
Им удалось пробиться сквозь толпу, спуститься по ступенькам и сесть в поджидавшую серебристую машину.
– У вас все схвачено, – с невольным восхищением сказала Карла.
Лили, сидя впереди, смотрела куда-то вбок, вглядываясь в людское море. Вдруг она словно окаменела на мгновение.
– Что? – забеспокоилась Карла.
Лили порозовела.
– Ничего, – бросила она и отвернулась.
«Лили кого-то увидела среди собравшихся, – сказала себе Карла. – Кого?» Она обвела толпу глазами, но машина тронулась с места и набрала скорость, плавно петляя в плотном потоке выезжавших из Лондона автомобилей.
Лили сказала, что будет лучше, если Карла пока поживет в Девоне. Там спокойнее, меньше назойливых журналистов. Они смогут работать над делом вместе. Если Карла захочет, можно даже подать прошение, чтобы Поппи разрешили жить с ними.
– Вы сделаете это для меня? Чтобы ребенок Эда жил с нами?
У Карлы упало сердце: Поппи с ее ярко-голубыми, все замечающими глазками – последнее, что ей сейчас нужно. С ней Карла снова может стать сама не своя.
– Отчего же нет? Малышка ни в чем не виновата.
У Лили все продумано. Знала бы она…
Глава 59. Лили
Должна признать, страхи Карлы небеспочвенны. Проще простого выстроить откровенно слабую защиту, чтобы заведомо засадить жену моего мужа. Но так не годится.
– Скажу сразу, – начала я, когда мы сидели в гостиной моих родителей, окна которой выходят на море.
Карла устроилась в моем кресле – розовом, бархатном. Я сидела в нем в детстве, а Карле как по мерке подошло. Глядя на нее, можно было подумать, что она в отпуске – потягивается в солнечных лучах, льющихся через венецианские окна, ведет себя как гостья, а не как клиент, дело которого (к удивлению моей матери) я веду.
– Ты должна рассказать все как было, без утайки. А я сделаю все возможное, чтобы тебя вытащить.
Карла сузила глаза:
– Откуда мне знать, что вы говорите искренно? А вдруг вы действительно решили упечь меня за решетку?
– Если ты мне не доверяешь, зачем обратилась?
– Я же вам сказала: потому что вы знаете, каким был Эд, а люди вам верят.
Эд. От этого имени мне до сих пор больно. Отчего я горюю о том, кто так со мной поступил?
– А я тебе говорю, Карла, что, если я берусь за дело, я вкладываю в него все силы. – Я помолчала, глядя на море, по которому плыла вереница яхт, качаясь на волнах, как утки.
По субботам занятия яхт-клуба. Том обожает за ними наблюдать – правда, он задает вопрос за вопросом, почему яхты не тонут, а рыбы живут в воде. Сейчас он на берегу с моей мамой – и с Поппи, которую уложили в старую коляску «Сильвер кросс» (мама где-то откопала). Поппи – одна из причин, почему я вообще на все это согласилась.
Я не хочу любить ребенка Эда, правда не хочу. Но едва я увидела малышку с прелестной рыжей головенкой и короткими, совсем как у моего мужа, пальчиками, во мне что-то встрепенулось. Это дочь, которую мы могли бы родить. Ребенок, который мог бы появиться, не будь у нас столько хлопот с Томом.
Дело облегчало то, что Поппи почти ничем не напоминает свою мамашу. Странно, что она вопит, стоит Карле взять ее на руки. А Карла вздрагивает всякий раз, взяв на руки дочь.
– Ну конечно, я вам все расскажу, – прервала мои мысли Карла. – Зачем мне что-то утаивать?
Иногда мне трудно поверить, что эта женщина так умна, как все считают.
– Потому что люди, как правило, что-то скрывают.
– Я скрывать не стану. – Карла уставилась мне прямо в глаза. – Я говорю вам только правду.
«Я говорю вам правду», – сказал Джо Томас в нашу первую встречу. Я видела его в толпе, окружавшей здание суда, – он смотрел на меня.
Я отвернулась и устремила взгляд на море. Вдали виднелись скалы – красные, точно раскаленные. Уже несколько лет от них откалываются и падают в море крупные куски – местные жители понемногу теряют свои сады.
Куда хуже потерять мужа. Неважно, что Эд женился на другой женщине, – я была его первой женой. Значит, моя очередь первая.
– Однажды у меня был клиент, который мне солгал, – коротко усмехнулась я. – Другие, наверное, тоже лгали, но этот после вердикта признался. Мы подавали апелляцию. Он уже отсидел несколько лет в тюрьме, но я его вытащила. И тогда он рассказал, что все-таки совершил это преступление.
Карла смотрела на меня во все глаза.
– Его опять посадили?
Я покачала головой:
– Стоило бы, но дважды за одно преступление не судят.
Зазвонил телефон. Это был барристер, я ждала его звонка. Вместо того чтобы брать на себя всю ответственность, я предпочла роль консультанта. Как я объяснила Карле, судьи порой недолюбливают поверенных, выступающих адвокатами в делах об убийстве, несмотря на наши расширенные полномочия и право выступать в суде.