– Они меня выбрали, – гордо заявлял Дэниэл.
Но иногда маска с него слетала.
– Не хочу отличаться от других, – говорил он. – Хочу быть как ты, Лили. Как все.
Не только Дэниэл не мог разобраться в себе: я то ревновала его к своим родителям, уделявшим ему почти все внимание, то вдруг меня переполняла любовь к новому брату, и я радовалась, что у меня наконец-то появился товарищ для игр. Я невольно задумывалась, какой была бы наша жизнь, если бы родители выбрали кого-то другого.
Дэниэл по-прежнему наживал себе неприятности, как в Лондоне, и за те же самые проделки. Лгал насчет домашнего задания. Лгал насчет того, где был. Как старшая сестра, я его покрывала. Однажды следом за нами кинулся продавец магазина, крича, что Дэниэл украл пакет конфет.
– Он не крал, – настаивала я.
Но когда нас отпустили, Дэниэл достал пакет из носка.
Я вернулась в магазин и объяснила, что произошло недоразумение, а Дэниэл поклялся никогда больше так не делать:
– Я обещаю, обещаю!
В его – и моем – детстве полно таких случаев.
Когда ему исполнилось пятнадцать, одна местная девица заявила, что он с ней переспал. Об этом узнала вся школа.
– Это неправда, – засмеялся он в ответ на мой вопрос. – Сдалась она мне, она же шлюха. Есть только одна девушка, которую я хочу.
– Кто же? – насмешливо спросила я.
Его лицо вдруг потемнело, будто опустили штору.
– Не скажу.
Но вот пришел день моего первого свидания…
Краска залила лицо. Я замолчала.
…С одним мальчиком из школы. Моих подруг уже вовсю приглашали на свидания, но все они были красивее – стройнее.
Мама очень радовалась за меня:
– В чем же ты пойдешь?
Дэниэл впал в бешенство. Он не желал со мной разговаривать, а когда я наконец спустилась, потратив на сборы целую вечность, братец ехидно сообщил: мальчик позвонил и сказал, что он не придет. Позже я узнала, что Дэниэл подкараулил его у порога и наврал, будто я не хочу с ним никуда идти.
Росс мягко перебил:
– А вам не показалось, что…
Он не договорил.
– Нет. Со стороны это выглядит глупо, но я подумала, что Дэниэл опять взялся за старое. Создает, как всегда, проблемы. – Я глубоко вздохнула. – Но потом его рука стала невзначай задевать мою, у нас начались долгие беседы за полночь, а однажды вечером, когда мы пошли в конюшню кормить Мерлина, Дэниэл меня поцеловал.
Я прикрыла глаза. Даже сейчас я помню этот поцелуй. Он не был похож ни на какой другой – никогда в жизни меня больше так не целовали. Сознание того, что это неприлично и неправильно, лишь усиливало возбуждение. Да, я хотела, чтобы он меня целовал. Я вдруг поняла, что всегда хотела его поцелуев. Что я ревновала его к другой девице, с которой он якобы переспал. Но когда я наконец отстранилась, меня охватил стыд.
– Все нормально, – сдавленно сказал Дэниэл, часто дыша. – Мы не кровные родственники, можем делать, что захотим.
Но это не было нормально, и мы это понимали. Поцелуи становились все более смелыми. Даже сейчас, рассказывая об этом, я ощущаю преступное наслаждение.
Мама начала что-то замечать.
– Может, я все неправильно поняла, – начала она однажды с пылающими щеками. – Но, пожалуйста, будь осмотрительнее. Пусть Дэниэл тебе не родной, но он все же твой брат.
Я чуть не умерла от унижения. Мне было очень плохо. И я поступила так, как делают многие, когда их в чем-то обвиняют: начала яростно все отрицать.
– Как ты можешь допускать такие грязные мысли! – заорала я.
Мама покраснела, но стояла на своем:
– Ты говоришь мне правду о Дэниэле?
– Конечно правду! Как можно было такое подумать?
Но ее слова меня напугали. Мне уже исполнилось восемнадцать, Дэниэлу было семнадцать. «Этим», как выражались мои школьные подруги, мы еще не занимались, но все к тому шло. И подошло на опасно близкое расстояние.
Временами я так любила Дэниэла, что едва могла дышать, сидя напротив него за завтраком. Но бывали моменты, когда я с трудом заставляла себя находиться с ним в одной комнате. То же самое я позже испытывала к Джо.
В этом-то и суть: из-за Дэниэла я не чувствовала влечения к мужчине, если с этим не было связано что-то запретное. Вот почему меня так тянуло к Джо. Вот почему медовый месяц стал настоящим мучением. Вот почему я никогда не хотела Эда.
– Затем, – с трудом продолжала я, – тот же самый мальчик снова пригласил меня на свидание (я ему объяснила, что произошло недоразумение из-за путаницы с датами). На этот раз я твердо решила не позволить Дэниэлу мне помешать. Это был шанс освободиться.
Я зажмурилась, чтобы не впускать в память свою комнату с постерами на стенах, письменный стол с разложенными на нем тетрадями и Дэниэла с бешеными глазами, разглядывавшего обтягивающий топ, который я надела на свидание. Такой серебристый (я на него долго копила), подчеркивавший фигуру…
– Если не хотите, можете не продолжать, – сказал Росс, видя мое состояние.
– Нет, хочу.
Я заставила себя рассказать, как взбесился Дэниэл. Как он ревновал к тому юноше. Как сказал, что я никогда не смогу отказаться от того, чем мы с ним занимаемся. Как он меня называл.
Шлюха. Потаскуха. Толстуха.
Крикнул, что никто другой меня не захочет.
И тогда я произнесла те роковые слова:
– Хоть бы тебя никогда не было на свете!
Дэниэл замолчал и долго смотрел на меня, а потом повернулся и вышел. Нанеся на щеки немного тонального крема, чтобы скрыть следы слез, я сбежала по лестнице…
Я замолчала, собираясь с духом перед последней частью истории.
– На выходе меня перехватила мама.
– Какая ты красивая, – сказала она, оглядывая мой топ. – Только надень пальто, на улице холодно.
Мне так отчаянно хотелось побыстрее уйти, что я забыла одеться. Я схватила пальто с вешалки.
– Ты идешь гулять с Дэниэлом? – дрожащим голосом спросила мать.
– Нет, – сердито бросила я, густо покраснев, как будто лгала, – у меня свидание с другим.
Мама была такого же цвета, что и я.
– Ты говоришь мне правду? – спросила она.
– Конечно правду. Дэниэл… куда-то ушел.
Рассказывать об этом было тяжело. Так тяжело, что слова застревали в горле. Но я должна. Я дошла до конца пути. Сейчас или никогда.
Росс держал меня за руку. Я глубоко вздохнула.
– Когда я вернулась – так получилось, что довольно рано, свидание оказалось неудачным, – мама билась в истерике. Они нашли записку Дэниэла со словами: «Меня нет». Не знаю ли я чего? Он что, убежал из дому? Только тут я догадалась: он отправился на наше место. Наше особое, тайное место.
Росс крепче сжал мою руку, и я говорила, не останавливаясь, изливая душу:
– Он висел под балкой конюшни в своей красной куртке, а Мерлин обнюхивал его ноги. А знаете, что было на замерзшей земле?
Росс покачал головой.
– Моя кукла. Моя старая кукла! Я в детстве с ней не расставалась. Амелия. Должно быть, он вернулся в дом, взял куклу из моей комнаты и написал записку. Понимаете, с Амелией ему казалось, будто я рядом до последнего мгновения…
Помню, маленькая Карла спросила про мою куклу, когда я везла ее на такси из больницы:
– Она до сих пор у вас?
– Нет, – ответила я ей, и это была правда.
Я попросила положить куклу в гроб Дэниэлу.
Горе, нахлынувшее от наконец-то позволенных себе воспоминаний, захлестывало меня, сдавливая горло. Дыхание стало судорожным, рваным. Я видела отца, рыдавшего над гробом не в силах поверить в то, что он видит. Видела мать, обхватившую себя руками и раскачивавшуюся, сидя на земле, повторяя одну и ту же фразу:
– Это наверняка какая-то ошибка…
Я повернулась к Россу:
– Разве вы не понимаете? Это же я виновата! Если бы я не пошла на свидание с тем мальчиком, Дэниэл не покончил бы с собой. Поэтому я больше не ходила на свидания. Только когда мы праздновали миллениум, папа потихоньку намекнул: пора двигаться дальше, жизнь продолжается.
– А вы уже встретили Эда, – тихо сказал Росс.
– Вот именно. Я и на юридический поэтому пошла – не в мире порядок наводить, а скорее в себе, если на то пошло. Мне хотелось иметь гарантию, что я никогда больше не совершу ошибки. – Я замолчала.
– А потом… – осторожно начал Росс.
– А потом я встретила Джо Томаса.
Глава 64. Лили
«Дорогая Лили!
Я искренне сожалею обо всем. Я совершила поступки, которые не должна была совершать, и не делала того, что мне приписывают. В любом случае сейчас я расплачиваюсь за них…»
Да-да, у этой истории есть постскриптум.
Никто не понимает, как Карла выжила: ярость Джо Томаса была чудовищна. Женщину-присяжную без чувств вынесли из зала суда, когда она увидела фотографии.
Одно можно сказать наверняка: «Маленькой итальянки» больше нет. Вместо атласной кожи у Карлы теперь шрам на шраме, один глаз уже никогда не откроется, угол рта сполз вниз. Только великолепные блестящие волосы остались прежними. Пожизненное заключение – это надолго, особенно когда красота уже не на твоей стороне.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ НА ПОЧВЕ СТРАСТИ!
БЫВШИЙ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ И ЕГО АДВОКАТ В СМЕРТЕЛЬНОЙ ГОЛОВОЛОМКЕ!
ВДОВА ХУДОЖНИКА ЗАМЕШАНА В ГРОМКОМ УБИЙСТВЕ!
Газеты много дней выходили с такими заголовками. Состоялись два громких процесса – над Джо и Карлой.
К счастью для последней, судьба снова подбросила ей рыцаря на белом коне – настоящего отца, который прежде не желал ее знать, потому что у него была другая семья. Но теперь его дети выросли, он развелся и нанял частного сыщика, чтобы разыскать свою дочь. Карла тогда еще жила в Италии. Папаша решил не форсировать события, но, охваченный сентиментальными чувствами, приобрел портрет, который детектив отыскал в лондонской галерее. Картина называлась «Маленькая итальянка», однако в сопроводительных документах упоминалось имя модели – Карла Каволетти.
Какое-то время папаше хватало портрета, но, когда он прочитал о первом суде над Карлой и смерти Франчески, в нем проснулась совесть. Он внес залог, заставив деда Карлы сказать, что это их сбережения.