— Зафира никто никогда больше не видел. Мы искали везде и всюду…
— Сочувствую вашей утрате, — терпеливо сказал Завиан, но Закари не слушал. Он протянул руку и попытался поднять рукав одежды Завиана, но тот сделал резкий шаг назад. Стефани заплакала. — Я должен идти.
— Пожалуйста. — Сильный голос Закари дрогнул. — Выслушайте меня. Во время коронации Стефани вы помогли ей, когда ей стало плохо. И она увидела шрамы у вас на руках, узнала ваши глаза… Зафир, я узнаю тебя…
— Хватит! — Завиан попытался отдернуть руку и… не смог. Он был не слабее Закари, но не сила парализовала его. Правда вдруг начала появляться перед ним из тумана воспоминаний…
— На руках моих братьев остались такие же шрамы… — Черные глаза Закари наполнились слезами.
— Это невозможно, — хрипло проговорил Завиан, но теперь в его голосе звучал вопрос. — Как это может быть? Я не мог возникнуть ниоткуда…
— Завиан, — впервые подала голос Стефани, — помните, когда мне стало плохо во время коронации и вы поддержали меня?
Завиан кивнул. Он больше не сопротивлялся, не настаивал. Он просто стоял и ждал.
— Прошло довольно много времени, пока я успокоилась. Тогда я вспомнила шрамы на ваших запястьях, вспомнила, что, когда смотрела в ваши глаза, мне показалось, что я узнаю их. У вас такие же глаза, как у ваших братьев.
Завиан молча стоял и смотрел, как его мир разваливается на части, как от него ускользает все, чем он владел, что знал.
— Я долго не решалась рассказать Закари. Каким образом вы, правитель Кьюзи, могли оказаться его братом? Я провела расследование. Несколько месяцев читала о вашей семье, о вас. Я читала в старых газетах, что у короля был только один наследник, и жители Кьюзи беспокоились, потому что этого наследника никто никогда не видел. Ходили слухи, что этот ребенок — больной.
— Я действительно был больным, — глухо произнес Завиан. — В раннем детстве у меня бывали припадки…
— Я нашла старую статью, сообщение о том, что вы находились в шаге от смерти… Это было через два дня после того, как пропал Зафир. В статье говорилось: достоверный источник во дворце сообщил, что народ Кьюзи должен готовиться к худшему. На следующий день та же газета объявила, что дворцовый лекарь сделал заявление. Да, юный принц действительно был очень болен, но что со временем он полностью поправится. За несколько часов болезненный ребенок, который находился в шаге от смерти, вдруг пошел по пути полного выздоровления… Есть только один снимок Завианаребенка. Его сфотографировали во время сна…
— Нет! — Завиан старался отринуть все это. — Слишком многие знали бы. Нет. — Он покачал головой.
— Пожалуйста! Я понимаю, как ужасно все это для вас, — взмолилась Стефани.
— Ничего вы не понимаете, — буркнул Завиан, резко распахивая дверь.
Подслушивающий Акмаль опять едва не упал. Судя по его бледному лицу, он ясно слышал то, о чем здесь говорилось.
— Это правда? — потребовал Завиан ответа у слуги.
— Конечно нет, ваше величество. Это выдумка, ложь.
Завиан не очень любил Акмаля, но никогда не сомневался в его правдивости. А его возмущение ясно показывало, что он не лжет и сейчас.
— Да, одно время вы были очень больны. Я был тогда маленьким человеком, но я говорил со старейшинами. Врач день и ночь сидел у вашей постели. И постепенно вы начали поправляться. Это было как чудо. Вам было так плохо… — Он посмотрел на своего сильного, мускулистого господина и заморгал. Акмаль стоял и моргал, как будто его мир тоже стал рушиться. — Нет… Они же не могли подменить… — Он покачал головой, отвергая такую возможность. — Нет. Я же был здесь. Я бы знал. — И он снова моргнул и открыл рот, чтобы чтото сказать, но не сказал. В комнате надолго воцарилось молчание. А потом он вдруг рассердился. Впервые в жизни Акмаль был груб с королевской особой. Он указал пальцем на властителей Адамаса, как бы обвиняя их: — Конечно, это неправда. Они лгут! Они не хотят признать, что Зафира нет в живых.
— Это правда! — Голос Завиана оставался властным. Он посмотрел в черные глаза своего брата и увидел свои собственные глаза, а потом посмотрел на свои шрамы, которые иногда горели по ночам. — Я знал со дня коронации, что чтото не так. Мои родители не хотели, чтобы я познакомился с вами. Теперь я знаю почему…
— Как давно ты открыл правду? — спросил Закари. Слезы выступили у него на глазах при виде горя брата.
— Минут пять назад, — признался Завиан. — Но она давно жила у меня в душе. Я думал, что схожу с ума. Я слышал детский смех… Я помнил, как гонялся по дворцу за птицей…
Закари в первый раз за время разговора почти улыбнулся:
— Я тоже это помню.
— А моя мать? — Лицо, которое он узнавал в своих снах, вдруг возникло перед Завианом, и он готов был, ни минуты не колеблясь, отдать все, что имел, лишь бы ее увидеть. — Энья, моя мачеха?
— Она умерла. — Закари побледнел, потому что только сейчас осознал, какой ужас испытывал его брат. Долгие годы он искал, молился, мечтал об этой встрече, но никогда не представлял себе, какой горькой она будет. — Наш отец тоже…
Завиан пришел в ярость: почему с ним так поступили?!
— Конечно, вы знали. Вы все знали! — бросил он в лицо несчастному визирю.
— Нет! — выкрикнул Акмаль. — Я тогда не был визирем… Я никогда не стал бы вам лгать. — И тут Акмаль не выдержал: — Я пытался спрашивать… много лет назад… но мне приказали молчать. Повелитель, — он заплакал, — была ночь, когда мы были уверены, что потеряли вас.
Завиан закрыл глаза.
— То есть мы думали, что потеряли принца Завиана. Но утром доктор сказал, что вы еще живы. А несколько недель спустя я увидел, как королева гуляет с вами в саду. Вы были еще слабы, в кресле… — Акмаль проливал теперь слезы, вспоминая то, что когдато так обрадовало его. — Тогда я в первый раз за несколько лет увидел вас… Вас всегда прятали, и видеть вас бодрствующим…
— Я говорил с вами?
— Нет, — признал Акмаль. — Довольно долго вы не говорили ни с кем. Только с вашими родителями. Мы думали, припадки повредили ваш мозг. Но потом вы окрепли. Вы были таким умным ребенком, но почемуто несчастливым. Ваше величество! — молил Акмаль. — Это не должно выйти за эти стены. Подумайте, что станет с вашим народом…
— Подумай о нашем народе, — возразил Закари, — о нашей семье. Мы потеряли брата, сына, принца крови… Он должен вернуться к тем, кто его любит, кто зря оплакивал его.
Но Завиан не слушал. Он хотел знать всю правду — не только ради себя, а и ради настоящего Завиана.
— Позови дворцового врача!
И когда врач явился, то он упал на колени и попросил пощады. Старые грехи настигли его.
— Так приказал король. Я был его врачом…
— Ты и мой врач! — Глаза Завиана горели гневом и ненавистью. — Я пришел к тебе, потому что думал, что схожу с ума. Эти сны…
— Мои пилюли должны были избавить вас от них.
— Это были мои воспоминания! — крикнул Завиан. Но в этот момент он не думал о наказании виновного. Он хотел знать правду. — Расскажи мне все.
Глава двенадцатая
Королева Инес альРамис шла, пошатываясь, по пляжу и думала, что же теперь будет.
Горе надо переживать наедине с собой. И тем не менее они скоро появятся… Советники. Кинокамеры. Журналисты. Старейшины. Еще советники.
И что еще хуже, будут вопросы. Как долго юный принц был болен? Значит, именно изза его болезни народ его никогда не видел? Отречется ли теперь король Сакр альРамис от престола? Уступит ли он престол Кьюзи своему брату, Ясану, чья жена Ришана родила трех здоровых сыновей с глазами голубыми, как у Завиана. Но тем их сходство с ним и ограничивается…
Как сердце Инес втайне ревновало к их здоровью! Старший, Кариф, такой сильный, упрямый, необузданный. Рафик, избалованный, жадный до удовольствий. И Тахир, буйный, непослушный ребенок.
— О, Завиан!
Инес, безутешная в своем горе, шла по пляжу. Она выпросила у короля и придворного врача несколько минут до того, как внешний мир ворвется к ним.
— Позвольте мне еще немного поплакать, позвольте еще немного побыть матерью, а не королевой. — Она выпросила для себя эту милость с условием, что, когда она вернется, о случившемся будет извещен старший советник, потом придворные, потом народ…
Ослепшая от слез, Инес побрела на королевский пляж — единственное место в Кьюзи, где она могла побыть в одиночестве. Сюда не допускались придворные, не могли проникнуть фотографы. Тут она могла быть самой собой. Могла поднять к небу заплаканное лицо и слать крики Богу, который ее не слышал.
— Завиан…
Она так любила сына! Ей хотелось упасть тут и умереть, потому что жить дальше без него невозможно.
Но она — королева. Она будет спокойно стоять рядом с королем, когда он, следуя велению чести, отречется от престола, потому что они не смогли дать Кьюзи наследника. Или через пресссекретаря сообщат народу, что у нее хватит сил сделать еще одну попытку…
Инес брела по пляжу и проклинала океан, небо, песок, солнце — за то, что они попрежнему есть, а ее ребенка больше нет. Она знала, что это должно произойти. Доктора предупредили ее, что ее столь долгожданный сын слишком слаб, чтобы выжить…
Но Инес отказывалась верить. В ход были пущены новейшие достижения медицины, древняя мудрость, редкие травы. Бесполезно. Слабенькое тельце Завиана слабело все больше от усилий остаться в живых, припадки мучили его чаще и чаще. И поползли слухи о том, что принц болен, слаб и никогда не сможет стать королем.
Надо было возвращаться во дворец, но она не могла. Не могла. Она вошла в океан.
— Я не могу жить без моего ребенка! Отдай мне моего малыша! — молила Инес, зная, что мольбы бесполезны.
Волны качнули ее, толкнули назад, и она испугалась, поняв, что делает. Она королева. Она должна надеяться, верить. Какой урок преподаст она своему народу, если позволит океану поглотить себя?
— Боже! — шептала она, выбираясь на берег. — Прости меня, прости. Прошу, укажи мне путь, подскажи, что мне делать. Покажи…