Но у меня есть лишь я.
Примерно через неделю после собрания комитета Эдди приходит с работы пораньше и спрашивает, не хочу ли я взять Адель на прогулку к реке Кахаба. Недалеко от нашего дома расположен парк, одно из мест, куда Эдди водил меня, когда мы только начали встречаться. Мне нравится тишина этого места, извилистая тропа вдоль воды, тень деревьев, и от предложения Эдди у меня поднимается настроение. Он знает, что это место мне нравится. Оно имеет особенное значение для нас, потому что мы уже бывали там раньше.
И Эдди никогда не приходил домой рано.
Мысль о том, что, возможно, Эдди сам, без усилий с моей стороны, сделает мне предложение, вызывает головокружение, и, когда мы выходим из машины, я практически подпрыгиваю на носочках.
Со смехом Эдди берет меня за руку, а Адель бежит впереди нас и лает на белок.
– Ты выглядишь счастливой, – говорит он, и я подаюсь, чтобы поцеловать его в щеку.
– Так и есть, – отвечаю я.
И я действительно счастлива. До тех пор, пока Эдди не садится вместе со мной на скамейку у реки и не достает телефон.
– Извини, – произносит он, когда Адель, тяжело дыша, плюхается к нашим ногам. – Просто мне нужно отправить несколько писем, и я должен сделать это до конца дня.
Вот тебе и чудесная прогулка в парке. Я сижу, обливаясь потом и кипя от злости, Эдди строчит письма, а два парня плавают на байдарках по реке. По парку прогуливаются и другие люди, и, когда мимо нас проходят две женщины в спортивных шортах и облегающих топах, я замечаю, как они скользят взглядами по Эдди, а затем одна из женщин, брюнетка с такими же блестящими волосами и тонкой талией, как у Беа, смотрит на меня, словно думает: «Ха. Интересно, что это значит?». Теперь мое лицо горит не только от жары, и я тоже сижу и думаю.
Какого хрена все это значит?
Все внимание Эдди по-прежнему приковано к телефону, и я решаю пойти на хитрость.
– Мне нужен маникюр, – вздыхаю я, пошевелив пальцами перед лицом. – На днях я была у Эмили и не могла не заметить, какие у всех идеальные ногти. Ну, идеальные ногти и до фига украшений. Я бы вся изнервничалась, если бы надела больше одного кольца.
Ладно, последний намек, возможно, не выходит таким уж тонким, как хотелось бы, но на войне как на войне.
В ответ Эдди фыркает, но не отрывается от телефона.
– Беа всегда считала безвкусицей то, сколько драгоценностей они носят. Особенно если учесть, что они в основном просто сидят дома весь день.
– Ладно, что ж, я не должна обвешиваться бриллиантами, но мне, наверное, следует лучше заботиться о своих ногтях.
Продолжая смотреть в телефон, Эдди ловит мою руку и рассеянно подносит мои пальцы к своим губам. Мне хочется, чтобы он сказал что-нибудь о том, что ему и так нравятся мои ногти, или что он не замечает никакой разницы, но вместо этого Эдди говорит:
– Местный салон красоты вроде бы хвалят.
Кивнув, я отдергиваю руку и впиваюсь пальцами в край рубашки.
– Беа тоже туда ходила? – спрашиваю я и наконец завладеваю его вниманием.
Подняв глаза от экрана и моргнув, Эдди отвечает:
– Да, насколько мне известно. Все девушки в округе ходят туда.
– Женщины, – поправляю я и, увидев, что Эдди морщится, слегка выпрямляю спину. – Просто… им всем, по меньшей мере, за тридцать. Они не девушки.
Его лицо проясняется, и он дарит мне улыбку, которую я раньше у него не замечала – это не сексуальная ухмылка, не восторженный изгиб губ, который я вижу у Эдди, когда мои слова его очаровывают. Это… улыбка снисхождения. Покровительственная.
Она меня раздражает.
– Точно, извини. – Эдди снова возвращается к телефону. – Женщины.
– Слушай, я понимаю, что ты старше меня и, типа, больше повидал в жизни и все такое, но не надо смотреть на меня снисходительно. – Слова срываются с губ прежде, чем я успеваю остановиться, прежде, чем я вспоминаю, что должна быть той Джейн, которую Эдди хочет видеть, а не той Джейн, которой я на самом деле являюсь. С другой стороны, насколько я помню, иногда Эдди нравится Джейн, которой я на самом деле являюсь.
Он опускает телефон и полностью переключает внимание на меня:
– Я веду себя как придурок, не так ли?
– Да, немного.
Теперь он улыбается по-настоящему, снова берет меня за руку и сжимает.
– Прости. Я по горло в делах, но сегодня мне хотелось побыть с тобой и хоть ненадолго вытащить тебя из дома. Примерно всю последнюю неделю ты выглядела расстроенной.
С момента встречи с Джоном. Я сижу, лихорадочно размышляя, что можно ответить, насколько многим поделиться. Появилась лазейка, возможность, один из шансов смешать небольшую ложь с настоящей правдой, и мне приходит в голову мысль, что таким образом я могу получить желаемое намного быстрее, чем через намеки на пальцы и кольца.
– Наверное, мне просто интересно, к чему все это приведет, – отвечаю я, и Эдди хмурится, морщинка между бровями становится глубже. На реке один из байдарочников окликает другого, и еще одна пара женщин пробегает мимо, поглядывая на нас.
– Дело не в том, что мне не нравится жить с тобой, – продолжаю я. – Мне нравится. Даже очень. Но когда ты большую часть своей жизни пользовался чужой благотворительностью, потом ее проявление начинает тебя по-настоящему отталкивать.
Отложив телефон, Эдди выпрямляется, зажав руки между коленями.
– Что это значит?
Я продолжаю смотреть на реку, на семьи, прогуливающиеся по тропе с колясками. На пару влюбленных, обнявших друг друга за талию.
– Ты же видел, где я жила раньше. Ты же знаешь, какой была моя жизнь до встречи с тобой. Я не… Мне здесь не место.
Эдди фыркает в ответ.
– Ладно, но я по-прежнему не понимаю, что это должно означать.
Теперь я поворачиваюсь к нему, сдвинув солнечные очки на макушку.
– Это значит, что я не Эмили, не Кэмпбелл и не…
– Я не хочу, чтобы ты была одной из них, – возражает Эдди и берет меня за руку. – Я люблю тебя, потому что ты не такая, как они. Потому что ты не…
Он умолк и сглотнул так, что его кадык подпрыгнул. «Потому что ты не Беа». Я улавливаю это, и Эдди это понимает, насколько можно судить по тому, как он внезапно отводит взгляд. Но в первый раз я задумываюсь, что его слова значат. Он, видимо, обожал ее, так почему же ему нравится, что я на нее не похожа?
– Прости. – Эдди сжимает мои пальцы. – Прости, если я не дал тебе ясно понять, как сильно хочу видеть тебя рядом. Как сильно я нуждаюсь в тебе и насколько твое место здесь, да.
Повернувшись ко мне, он наклоняет голову так, что наши лбы почти соприкасаются, его губы почти касаются моих.
– Я чертовски влюблен в тебя, Джейн, – бормочет он, касаясь моего лица своим теплым дыханием, и от этих слов по моей спине пробегает электрический разряд. – Вот что важно. Не все это дерьмо с соседями, с Эмили, не что другое. Это все просто ерунда. Вот что важно. – Эдди поднимает наши соединенные руки и снова сжимает. – Это реально. Только это имеет значение.
Эдди целует мои костяшки пальцев, и я жду, почти перестав дышать, потому что нет лучшего момента, чтобы сделать предложение, чем сейчас, здесь, в парке, на закате, когда он так смотрит на меня, и мне даже не нужно изображать бурный восторг. Почему я раньше не понимала, что хочу этого?
Но затем Эдди отпускает наши руки и со вздохом отворачивается.
– И я постараюсь чаще бывать дома, ладно? Передам Кейтлин часть дел по управлению «Сазерн-Мэнорс». Управлять двумя предприятиями – это слишком сложно, но я не могу отказаться ни от одного из них прямо сейчас. Ты ведь понимаешь это, правда?
Я по-прежнему ощущаю прикосновение губ Эдди на своих пальцах и поражаюсь, как этот момент ускользнул от меня, с чего вдруг мы снова говорим о его работе, а не о помолвке. Мне остается лишь кивнуть и выдавить слабое «да». Прочистив горло, я слегка качаю головой. Господи, Джейн, возьми себя в руки. Придвинувшись ближе, я беру под локоть Эдди и кладу голову ему на плечо. Досада тяжелым и твердым комом засела в груди, и не только потому, что я совсем не продвинулась на пути к тому, чтобы занять место миссис Рочестер, а потому, что я искренне хочу, чтобы он хотел меня.
Потому что я хочу Эдди.
Следующее собрание Комитета по благоустройству района проходит в доме Эдди. В моем доме. Иногда я считаю себя хозяйкой здесь, но считаться хозяйкой и по-настоящему ощущать себя ею – две разные вещи, поэтому, относя пустые бокалы в раковину по окончании собрания, я не могу избавиться от чувства, что вернулась к тому, с чего начинала: к роли служанки, а не хозяйки дома.
Собрание проходит в основном бесцельно – на мой взгляд, дамы согласились на встречу только ради шанса снова побывать в этом доме. Все время, сидя в гостиной, обсуждая доски в «Пинтерест»[12] и «праздничный осенний декор», я наблюдаю, как собеседницы украдкой подмечают все изменения и новые предметы в интерьере.
Когда другие уходят домой, Кэмпбелл и Эмили остаются под предлогом, что помогут мне навести порядок, но я-то знаю, что им хочется еще немного поразведать.
– Дом выглядит великолепно, – хвалит Кэмпбелл, опуская бутылку из-под вина в мусорное ведро. – То есть так было всегда, но сейчас обстановка кажется более яркой, не так ли, Эм?
Эмили хмыкает, кивая и допивая вино в бокале.
– Верно.
Дом совсем не изменился с момента прошлого их посещения. Разве что несколько фотографий исчезло, но я не делала никаких кардинальных перестановок. Я не могу понять, пытаются ли эти женщины просто быть милыми или хотят что-то выведать, поэтому решаю действовать сама.
– Здесь все было так великолепно, что мне вообще не хотелось ничего менять. Беа действительно обладала превосходным вкусом. – Застенчивый смешок для пущего эффекта. – Я хочу сказать, наверняка именно благодаря этому она и построила успешную карьеру – благодаря превосходному вкусу.