– Ты думаешь, меня тоже захотят допросить?
– Детектив упоминала об этом, – рассеянно отвечает Эдди. – Только то, что мы с тобой должны прийти в участок вместе.
Я провела последние пять лет, избегая внимания, вопросов и уж точно – полицейских. Черт, если полиция начнет присматриваться к Эдди из-за случившегося, то станут подозревать и меня. Я его невеста, девушка, с которой он обручился менее чем через год после исчезновения жены. Сначала Джон, звонок из Феникса, а теперь вот это. Я буквально чувствую, как западня захлопывается вокруг меня, и, закрыв глаза, прижимаюсь лбом к груди Эдди, делаю глубокие вдохи.
Эдди поглаживает меня по затылку.
– Не принимай все близко к сердцу.
– Я и не принимаю, – машинально отвечаю я, но Эдди с сочувственной улыбкой кладет ладонь мне на щеку.
– Джейни, ты бледная, как будто привидение увидела.
Перехватив его руку, прежде чем Эдди успевает убрать ее, я прижимаюсь лицом к его теплой ладони. Меня все еще разбирает дрожь.
– Понимаю, это трудное испытание, – говорит Эдди. – Я сам до сих пор пытаюсь осознать происходящее. Но я хочу, чтобы ты знала, что тебе не о чем беспокоиться, хорошо? Я буду рядом, и мы вместе со всем справимся.
Он говорит спокойным, размеренным тоном, но меня это не успокаивает; на самом деле я начинаю волноваться еще больше, поэтому отхожу от Эдди, пригладив волосы.
– Эдди, твою жену убили, – напоминаю я. – Есть о чем беспокоиться. Невозможно не беспокоиться.
Подобные вещи не должны были произойти здесь. Здесь я должна была находиться в безопасности, это место должно было стать убежищем для меня. Хотя Бланш и Беа исчезли еще до моего появления в Торнфилд-Эстейтс, в глубине души мне кажется, что это моя вина. Неужели это я принесла сюда несчастья? Эту мерзость, это насилие? Может, все это прицепилось ко мне, как какой-то вирус, и теперь заражает любого, кто приблизится ко мне? Глупая, эгоцентричная мысль, которая не имеет никакого смысла. Но еще меньше смысла в том, что Беа и Бланш могли вляпаться во что-то и в результате погибнуть. Кто желал навредить кому-то из них и по какой причине?
И почему Эдди так спокоен?
– Знаю, это чертовски ужасно, – вздыхает он. – Поверь мне, я знаю, – закрыв глаза, он сжимает двумя пальцами переносицу, – но сейчас мы ничего не можем с этим поделать. Переживаем мы или нет – это ничего не изменит.
Переживаем мы или нет – это ничего не изменит. Мне хочется возразить, что это чертовски нормально – переживать из-за того, что кто-то мог хотеть смерти твоей жены и ее лучшей подруги, но что-то останавливает меня. Эдди берет меня за руки.
– Сосредоточься на свадьбе, – просит он, – на нашей дальнейшей жизни. Только не думай об этом.
– Просто… мне не очень хочется связываться с полицией, – отвечаю я.
Эдди в замешательстве хмурится.
– Почему?
«Говоришь как богатый белый парень», – проносится у меня мысль, но вслух я этого не говорю, тщательно обдумывая свой ответ. Это еще один момент, когда я чувствую, что добавить немного правды в ложь не помешает.
– Я жила в одной приемной семье, – поясняю я. – В Аризоне. В этой семье не очень-то хорошо обращались с детьми, понимаешь?
Оглянувшись на Эдди, я вижу, что он пристально наблюдает за мной, склонив голову и скрестив руки на груди.
– В общем, когда мне было шестнадцать, приемные родители подумали, что я их обкрадываю, и вызвали полицию.
Я действительно обкрадывала их, но, учитывая, что они тратили большую часть детских пособий на себя, а не на меня и еще двух приемных детей, я считала, что беру свое по праву.
– Офицер, которого прислали, был другом моего приемного отца, поэтому забрал меня в участок, и это было…
Рассказывая об этом, я вспоминаю, как сидела в участке, наполненном вонью горелого кофе и чистящих средств, и дрожала от такой ярости, что едва могла говорить. Но я не могу рассказать Эдди о своем гневе – он этого не поймет.
– Это было страшно, – наконец говорю я. – И, думаю, я так и не смогла от этого страха оправиться.
Конечно, это не вся история. Никаких упоминаний о настоящей Джейн, о той последней ночи в Фениксе.
Но большего Эдди знать и не нужно.
Прищелкнув языком, он притягивает меня обратно к себе. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.
– Я не хочу быть втянутой в это дело. Прости.
– Не извиняйся. – Он целует меня в лоб. – И ни о чем не беспокойся. Беа и Бланш больше нет. Здесь ничего не поделать.
Но, когда Эдди отпускает меня и отворачивается, я вижу, как его прижатая к телу рука сжимается в кулак и разжимается.
Блюда начали прибывать на следующий день[15].
Первой появилась Кэролайн Макларен с куриной запеканкой и крепкими объятиями.
– О боже, все это так ужасно, – произносит она, а затем, постучав по фольге, покрывающей стеклянное блюдо в ее руках, добавляет: – Нельзя ставить в посудомоечную машину.
Эмили и Кэмпбелл отстают всего на пару часов; они приносят три больших бумажных пакета, набитых едой из местного магазина деликатесов, того самого, где готовят изысканные блюда, которые можно выдать за приготовленные собственноручно. Пока я убираю покрытые фольгой контейнеры в морозилку, Эмили и Кэмпбелл обосновываются за кухонным островком и потягивают кофе со льдом, который принесли с собой, что немного обидно, потому что сегодня я бы с удовольствием выпила чего-нибудь покрепче. Я знаю, что дамы просто умирают от желания атаковать меня вопросами, и мне не помешало бы подкрепить чем-нибудь силы.
– Как Эдди, держится? – интересуется Эмили, когда я, закрыв морозилку, поворачиваюсь к ним. Снаружи начинается дождь, и я вспоминаю тот первый день, когда встретила Эдди, – серое небо, скользкие дороги.
– С трудом, – отвечаю я. – По-моему, он до сих пор в шоке, если честно.
– Как и все мы, – подхватывает Кэмпбелл, поигрывая соломинкой в напитке. – Я имею в виду… просто никому из нас не приходило в голову, что их убили. Никого из моих знакомых никогда не убивали.
Впервые я замечаю, что у нее красные глаза, и что Эмили не накрашена, и все такое прочее. Вот черт. Я была так уверена, что дамы пришли сюда, чтобы порыться в чужом грязном белье, но Беа и Бланш были их подругами – две близкие им женщины, чья смерть казалась трагической, но, по крайней мере, случившейся по стечению обстоятельств. Должно быть, дам привела в ужас новость, что их подруг кто-то убил, а я-то подумала, что они просто хотят сплетен.
– А как вы сами держитесь? – спрашиваю я, прислонившись к стойке, и они переглядываются.
– О, дорогая, при чем здесь мы? – возражает Эмили, отмахнувшись, но Кэмпбелл отвечает:
– Тоже не очень.
Они снова обмениваются взглядами, а затем Эмили, вздохнув, кивает.
– Все это просто не укладывается в голове. Что кто-то хотел их смерти, что в нашем районе внезапно появилась полиция и задает вопросы…
Я уже начинаю привыкать к этому ощущению, когда душа уходит в пятки, а тело окатывает холодом каждый раз, когда появляется какая-то новая, неприятная информация.
– Вас тоже опрашивали?!
Кэмпбелл со вздохом выпрямляет спину.
– Пока нет, но на этой неделе у меня запланирована беседа с полицией. А у тебя, Эм?
Эмили снова кивает:
– Да, у меня в пятницу.
Я представляю, как Эмили и Кэмпбелл сидят в полицейском участке и отвечают на вопросы о Беа и Бланш. Обо мне. Ведь детективы обязательно обо мне спросят, не так ли? Откуда я взялась, как скоро после моего появления мы с Эдди начали встречаться? Полиция обязательно выяснит, была ли я здесь прошлым летом, и при этой мысли меня охватывает желание, чтобы Эмили и Кэмпбелл ушли. Я хочу свернуться калачиком на диване и ждать так до тех пор, пока все само собой каким-то волшебным образом не разрешится.
Но тут Эмили тянется ко мне через стойку и сжимает руку.
– Это просто несправедливо, что тебе приходится разбираться со всем этим.
Мне инстинктивно хочется огрызнуться, найти в выражении лица Эмили признак того, что на самом деле ей нравится вся эта ситуация, но я вглядываюсь и ничего не вижу. Ее взгляд светится искренним теплом и сочувствием, а я вспоминаю те времена, когда во время школьных обедов сидела за столом в одиночестве, застенчиво теребила край футболки, полученной в «Армии спасения»[16], и понимала, что у меня никогда не будет модной обуви или компакт-диска, о которых все вокруг только и говорят.
Я всегда думала, что хочу лишь разбогатеть, но, глядя теперь на Эмили, понимаю, что и этого тоже всегда хотела. Чтобы кто-то переживал за меня, принял в свой круг. И хотя это чертовски странно, что из множества людей в моей жизни именно эта команда «степфордских жен»[17] признала меня своей, это действительно так.
И я благодарна им за это.
– Спасибо, – отвечаю я, пожав руку Эмили в ответ.
Мой телефон, лежащий на стойке, звонит; я бросаю на него взгляд, а Эмили и Кэмпбелл встают.
– Ответь на звонок, дорогая, – предлагает Эмили. – Мы сами найдем выход.
Я слышу, как они направляются к двери, но сама смотрю на экран телефона. Код города 205 – Бирмингем. Возможно, звонок из полицейского участка.
Если бы тебя в чем-то подозревали, то уже приехали бы за тобой, говорю я себе, проводя пальцем по экрану, чтобы ответить. Разговаривай нормально. Разговаривай спокойно.
– Алло!
Мой голос чуть дрогнул на последнем слоге.
– Джейн!
Это не полиция, не детектив Лоран. Это Джон, мать его, Риверс.
– Чего ты хочешь?
Я наяву вижу, как он ухмыляется на другом конце провода.
– Я тоже рад тебя услышать.
– Джон, я не… – начинаю я, но он обрывает меня.
– Я знаю, что у тебя куча дел, как и положено домохозяйке из Маунтин-Брук, так что скажу быстро. Церковь собирает деньги на новую звуковую систему, и я подумал, что ты захочешь внести свой вклад.