, поскольку опущенные ресницы и дрожащий голос не работают, я поворачиваюсь и смотрю ему в глаза.
– Да, – отвечаю я, и, честно говоря, мне приятно говорить правду. – Я так подумала. Ну, или допустила такую вероятность.
С усилием выдохнув и запрокинув голову, Эдди смотрит в потолок, а затем произносит:
– Что ж. По крайней мере, ты ответила честно.
Я делаю шаг вперед, обхватываю его запястья и опускаю руки вниз.
– Но я ошибалась, – настойчиво продолжаю я. – Теперь я это понимаю. И мне очень жаль, Эдди. Мне так жаль.
И мне действительно очень жаль – жаль, что я допустила мысль, что Эдди может быть причастен к смерти Беа и Бланш, и не только потому, что я почти разрушила все, чего добилась. Это я лгала Эдди, воровала у него, у всех, с кем сближалась. Это я притворялась не той, кем являюсь на самом деле. Это я в действительности совершила нечто ужасное.
Я прижимаюсь лбом к влажной груди Эдди, вдыхая запах мыла.
– Прости, – повторяю я и после долгой паузы чувствую, как его рука нежно ложится мне на затылок. – И ты был прав тем вечером. Мне следовало рассказать тебе о Джоне, мне следовало обратиться к тебе…
– Все в порядке, – бормочет он, но я боюсь, что это не так. Я боюсь, что позволила своим подозрениям и недоверию разрушить эту идеальную судьбу, эту новую жизнь.
– Ты думаешь, что это действительно сделал Трипп? – спрашиваю я, пока Эдди обнимает меня, желая, чтобы он подтвердил вину Триппа, заверил, что это ужасно, но очень просто, и виновник всегда был у нас перед глазами.
– Я не хочу думать, что он мог это сделать, – отвечает Эдди. – Сколько раз этот парень бывал у меня дома или играл со мной в гольф, черт возьми! – Он вздыхает, и моя голова приподнимается вместе с движением его груди. – Но у них с Бланш были проблемы в отношениях. Видит бог, Трипп пьет, как долбаный сапожник. Если он напился и они поругались…
Эдди умолк. Теперь я помню, как неуютно себя ощущала в компании Триппа: я никогда не воспринимала его поведение как реальную угрозу, но это не означало, что он не опасен. Кто вообще знает, на что способен другой человек?
– Полиция делает свое дело, – продолжает Эдди, все еще поглаживая меня по затылку. – Если они подозревают Триппа, я уверен, что у них есть на то веские причины.
– Прости, – повторяю я. – Эдди…
Но он опускает голову и целует меня.
– Ш-ш-ш, – шепчет он мне в губы. – Это не имеет значения, Джейни.
Новый поцелуй более страстный, и я крепко обнимаю его за талию, цепляясь не только за него, но и за этот момент, за этот шанс, который почти упустила.
После Эдди прижимается своим лбом к моему.
– Скажи, что доверяешь мне, – просит он хриплым голосом.
– Я тебе доверяю.
Впервые в жизни я говорю кому-то эти слова и думаю, что действительно доверяю Эдди.
Часть VIБеа
Сегодня Эдди не колебался. Он уверенно вошел и сразу присел рядом, коснувшись своим бедром моего. Его дыхание пахнуло на меня мятой, когда он спросил:
– Тебе здесь всего хватает?
В чем-то это облегчало мою задачу. Если он почистил зубы перед тем, как прийти ко мне, значит, рассчитывал – надеялся? – на это. Но и я тоже приготовилась: здесь не так много косметики, но я приняла душ, пощипала себя за щеки, чтобы вызвать румянец, расчесала волосы. Они слегка отросли, длина стала ближе к той, которая была у меня когда мы с Эдди познакомились, и я решила, что это только сыграет мне на руку. С того последнего визита, когда выражение лица Эдди изменилось при упоминании Гавайев, я понимала, к чему все идет, что самый простой и лучший способ сохранить себе жизнь, напомнить Эдди, что я нужна ему, – это заняться тем, в чем мы идеально подходим друг другу.
Сексом.
Но одно дело – планировать соблазнение мужчины, который убил твою лучшую подругу, мужчины, который держит тебя взаперти, мужчины, которого ты думала, что знаешь, мужчины, за которого вышла замуж. Совсем другое дело – осуществить свой план. Я взяла Эдди за руку, почувствовала мозоли на его ладонях и вспомнила, что мне всегда это нравилось – что он работает руками и этим не похож на Триппа Ингрэма с его мягкими, бледными пальцами.
Он был прекрасен, всегда был.
Сосредоточившись на этой мысли, я набрала в грудь воздуха и пробежала кончиками пальцев по его костяшкам. Нельзя было представлять, как эти руки касались Бланш, как затаскивали меня в эту комнату; вместо этого я подумала о тех временах, когда сгорала от желания ощутить их на своей коже, когда думала, что умру, если Эдди не прикоснется ко мне. Я испытывала это желание с самого начала.
– Беа, что ты делаешь? – пробормотал Эдди, когда я наклонилась к нему и коснулась губами его уха.
– Я скучаю по тебе, – ответила я и сразу поняла, что это правда.
Я действительно скучала по нему. Не по тому Эдди, который убил Бланш, – я не знала того Эдди, – но по Эдди из прошлого, тому, кто обезоруживал меня своей светлой улыбкой, своим обаянием, умением предугадывать любое мое желание еще до того, как я сама пойму, чего хочу. Я сосредоточилась на тех воспоминаниях: как мы жили до того, как переехали в этот дом, до того, как все стало хуже, чем я могла бы представить.
– Ты помнишь ту первую ночь на Гавайях? – спросила я, поднимаясь с кровати, чтобы встать перед Эдди, положив руки ему на плечи.
В ответ его руки легко, практически рефлекторно легли на мою талию.
– Я без разрешения вошел в твой номер, – проговорил Эдди, когда я скользнула руками с его плеч вниз по груди, придвигаясь еще ближе, так что ему пришлось раздвинуть ноги, чтобы позволить мне встать между ними. – Ты настаивала, что ты не такая.
Уголок его рта слегка приподнялся, ямочка углубилась; я наклонилась, чтобы поцеловать это место, и услышала, как Эдди шумно втянул носом воздух.
– Я и не была такой, – ответила я. – До тебя.
С этими словами я его поцеловала.
Это далось намного проще, чем я думала, возможно, потому, что мне всегда нравилось целоваться с Эдди. Или, может, потому, что, воскресив в нашей памяти ту первую ночь, я сама с легкостью ускользнула в те воспоминания. Мне хотелось, чтобы Эдди забыл, где мы находимся, что случилось, что он сделал, но и сама тоже перестала об этом думать.
Забыла. Ускользнула.
Прикосновение к губам Эдди избавило меня от ненужных мыслей, и я обвила руками его шею, притягивая его ближе, запустив пальцы в его воло…
– Нет, нет, господи, Беа, так нельзя!
Эдди оттолкнул меня, его дыхание участилось. Я отступила от кровати, и он так торопливо вскочил на ноги, что едва не потерял равновесие; его лицо покраснело, и с остекленевшим взглядом Эдди провел рукой по волосам.
– Мы не можем, – проговорил он, и внутри меня все оборвалось. – Мне не следовало приходить сегодня. Я не знаю, о чем, черт возьми, я думал, не знаю…
Эдди прошел мимо меня; я потянулась к нему, прежде чем он успел выйти. Эдди остановился, уставился на мои пальцы, слабо сжимающие его запястье. Сам воздух в комнате наполнился напряжением, сгустился и наэлектризовался. Прижавшись к Эдди, я положила ладонь на его щеку, и он не стал отворачиваться.
– Все хорошо, – мягко сказала я. – Все хорошо.
– Нет, не хорошо, – запротестовал он, но не шелохнулся, и я прильнула к его груди.
– Мы не станем этого делать, если ты не хочешь, – заверила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Но я этого хочу. И хочу, чтобы ты это понял. Я хочу этого, Эдди. Я хочу тебя.
И я действительно его хотела. Искренне хотела. Что, возможно, было хуже всего.
На этот раз, целуя Эдди, я не сдерживалась, не стала робко пробовать на вкус его губы и язык. Я поцеловала его, как в ту самую первую ночь, и он сдался, как я и предполагала. Удивительно, правда, как легко все получилось – как быстро наши тела вспомнили друг друга. Ты любишь меня, внушала я Эдди каждым поцелуем, каждым прикосновением, каждым вздохом. Помни, что ты любишь меня, что наши отношения хорошие, правильные и стоят того, чтобы беречь их. Помни, что ты – мой.
Но, пытаясь напомнить Эдди все это, я и сама это вспомнила: как приятно его касаться, как сильно я его любила.
Читатель, я переспала с ним.
Когда все закончилось и мы лежали в постели, все еще влажные от пота и не разомкнувшие объятия, затянувшаяся тишина побудила меня протянуть руку и провести пальцем по груди Эдди в области сердца.
– Ты знаешь, что я по-прежнему люблю тебя, – едва слышно прошептала я. – Ты же знаешь, я бы никогда не смогла тебе навредить.
Мне хотелось донести до Эдди истинный смысл своих слов: «Если ты выпустишь меня, я никому не расскажу о том, что случилось. Мы что-нибудь придумаем», – но этого нельзя было говорить напрямую.
Эдди тяжело вздохнул, отстранился от меня и потянулся за своей одеждой, небрежно брошенной рядом с кроватью. По скованности его движений я поняла, что зашла слишком далеко. Эдди догадался о том, на что я намекала, и ему это не понравилось.
Когда он ушел, не сказав больше ни слова, я задумалась, не придется ли мне начинать все сначала.
Беа выбросила из головы тот момент с Эдди и Бланш, когда увидела их за обедом в селении.
Ей следовало быть в офисе «Сазерн-Мэнорс», расположенном в соседнем городке Хомвуд, но она захотела заглянуть в один из бутиков в Маунтин-Брук и посмотреть, что у них есть на витринах. Вместо этого она видит, как ее муж и лучшая подруга сидят за столиком в кафе-ресторане, едят салаты и смеются, как в рекламе гребаного «Сиалиса»[20], и испытывает такой сильный прилив гнева, что едва не задыхается. Дело не только в том, что они сидят вместе, – дело в том, что они делают это так открыто, что любой может их увидеть, что люди обязательно увидят их, и пойдут разговоры. Люди могут даже начать жалеть ее.