Поставив бутылку, я слышу какой-то шум.
Стук раздается откуда-то сверху, он в точности похож на тот, который я слышала тогда, когда копы впервые пришли рассказать нам о Бланш. Застыв на месте, я прислушиваюсь.
Бум. Бум. Бум.
Как будто кто-то поднимает и роняет что-то тяжелое.
– Эй? – окликаю я. – Там кто-нибудь есть?
Отлично, вот и сюжет фильма ужасов. Вот-вот я побегу в погруженный во тьму подвал в одном нижнем белье.
Снова раздается глухой удар, и мое сердце бьется быстрее. Я медленно, тихо пересекаю гостиную, обратив слух к потолку, но больше ни звука. Я не слышу ничего, кроме урчания кондиционера и собственного хриплого дыхания. От пронзительной, гнетущей тишины меня прошибает холодный пот, и, когда раздается телефонная трель, я взвизгиваю. Даже руки слегка дрожат, пока я вынимаю телефон из маленького кармана штанов для йоги. На экране имя Эдди.
– Привет, красотка, – произносит он в ответ на мое приветствие. – Просто звоню, чтобы узнать, как у тебя дела.
Его голос звучит так расслабленно, небрежно, что мое сердцебиение немного замедляется, а страх постепенно уходит. Судя по шуму на заднем плане – стуку молотков по доскам, отдаленному жужжанию бензопилы, – Эдди на стройке, и я пытаюсь представить, как он стоит там в помятой рубашке и солнечных очках.
– Мы виделись всего два часа назад, – напоминаю я ему. – Уже соскучился?
Я стараюсь говорить кокетливо, сексуально, но, видимо, Эдди улавливает что-то в моем голосе, потому что спрашивает:
– Эй, у тебя все в порядке?
– Я в порядке, – уверяю я, хотя продолжаю прислушиваться к потолку. – Просто услышала какой-то звук в доме.
– Что за звук? – уточняет Эдди, и внезапно я чувствую себя очень юной, напуганной шумом в доме, как ребенок, оставшийся без взрослых.
– Какой-то стук. – Я качаю головой, хотя Эдди меня не видит. – Или несколько ударов. Это так глупо, я знаю. Теперь я крадусь наверх, как героиня в готическом романе или плохом фильме ужасов.
Я ожидаю, что Эдди рассмеется или пошутит. Но он лишь говорит:
– Это большой дом, Джейн. Он издает всевозможные звуки, особенно летом.
– Конечно, – соглашаюсь я. – Я же сказала, это глупо.
– Почему бы тебе не вернуться в постель, Нэнси Дрю? – льстиво уговаривает Эдди.
Меня пронзает вспышка раздражения, сердитого и горячего, но я подавляю ее. Эдди пытается быть милым, а мне нельзя продолжать так поступать, нельзя продолжать пытаться уничтожить то хорошее, что у меня есть.
– Ну, прямо сейчас я вся потная и липкая, так что лучше пойду приму душ, – отвечаю я, и Эдди издает низкий звук, который обычно вызывает во мне желание.
– Хотел бы я сейчас оказаться рядом с тобой, а не здесь.
– Ты всегда можешь прийти домой на обед. – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал не менее игриво.
Эдди вздыхает, а я на самом деле испытываю некоторое облегчение, когда он произносит:
– Если бы я мог. Но сегодня у нас ответственный этап работ в доме Конноров, а потом мне нужно заскочить в «Сазерн-Мэнорс». Но я буду дома к пяти, обещаю.
– Ловлю тебя на слове, – отвечаю я.
Закончив разговор с Эдди, я продолжаю стоять в коридоре, положив руки на пустой теперь стол. Над ним висит зеркало – в нем отражаюсь бледная, несмотря на пробежку, я, волосы растрепанные и слегка сальные, а под глазами осыпавшаяся тушь.
– Соберись, тряпка, – бормочу я отражению, обеими руками убирая волосы с лица. Девушка в зеркале похожа на дикарку, и я скалю зубы, а затем с тихим смехом качаю головой.
И тут стук раздается вновь.
Выгуливая собак в этом районе, я порой размышляла о том, где такие люди, как Кэмпбелл, Эмили и Кэролайн проводят день, когда выезжают из Торнфилд-Эстейтс на своих огромных внедорожниках. Как оказалось, неподалеку. Сегодня мы собираемся на заседание Комитета по благоустройству района в «Жареном зерне». Кэмпбелл и Эмили в спортивной одежде, но я оделась немного более элегантно, выбрав серую юбку-карандаш и розовую блузку, подходящие туфли на каблуках. Я все еще не такая загорелая, как они, мои волосы не такие блестящие, но мое отражение в больших солнцезащитных очках Эмили подсказывает мне, что теперь я намного больше похожа на этих дам, чем какие-то несколько месяцев назад.
Мысленно отметив, что надо бы не забыть спросить Эмили, к какому парикмахеру она ходит, я опускаю руку в свою сумку – в этой большой кожаной сумке, очередном моем новом приобретении, могла бы поместиться Адель – и вытаскиваю папку, на которой красивыми, украшенными завитками буквами аккуратно написано «КпБР».
– Вы только посмотри-и-ите на не-е-е! – Эмили тянется, чтобы игриво толкнуть меня в руку. – Как она подготовилась!
Я улыбаюсь, умолчав о том, что просидела над этой папкой до часа ночи, а потом вылила на себя полтюбика консилера, чтобы замазать круги под глазами. Или что, пока я сидела на полу в гостиной, вырезая фотографии из журналов и складывая их в пластиковые папки, сверху снова доносились странные звуки, о которых Эдди просил меня не беспокоиться – всего два удара, достаточно слабые, чтобы на этот раз я не подпрыгнула и не закричала, но все-таки поставила в уме галочку о том, что не помешало бы вызвать дезинсектора.
Я с широкой улыбкой кладу папку на стол, сверкнув на солнце кольцом. Как и было рассчитано, Кэмпбелл наклоняется вперед, чтобы получше рассмотреть кольцо.
– Когда свадьба? – спрашивает она, и Эмили тоже слегка оживляется.
И снова в цель. Сплетни – валюта.
Открыв папку, я перелистываю страницы.
– Честно говоря, мы еще не решили. Мы планировали устроить все в ближайшее время… Ну, знаете, какую-нибудь скромную церемонию. Непринужденно, по-домашнему…
– Не сомневаюсь, что эта ситуация с Триппом усложнила планирование свадьбы, – сочувственно вздыхает Эмили.
Я поднимаю взгляд.
– Мы в основном стараемся не думать об этом.
Это правда. Обе женщины хмыкают в знак согласия, а затем Кэмпбелл со вздохом разворачивает к себе мою папку. Она листает фотографии, но на самом деле не смотрит на них.
– Я позаимствовала пару идей из журнала «Southern Living», – поясняю я. – Помните, мы обсуждали цветочные клумбы в начале квартала? В этой папке на четвертой странице…
– Вы в курсе? Полиция выяснила, что Трипп был на озере.
Эмили говорит это почти шепотом, и я удивленно вскидываю голову. Это что-то новенькое. По-видимому, я не так шокирована, как Кэмпбелл: она подскакивает так резко, что с грохотом ударяется о стол из кованого железа. Кэмпбелл срывает с себя солнечные очки – голубые глаза под ними широко распахнуты.
– Ты, мать твою, сейчас шутишь?! Он ездил туда?! Серьезно?!
Эмили кивает, а я придвигаю папку через стол обратно к себе.
– Так сказали в полиции. Наверное, его кто-то видел? Или обнаружились какие-то чеки от поездки? Только настоящие, а не такие, как у Кардашьян[21].
Последние слова смешат меня – кто знал, что Эмили умеет шутить? – но Кэмпбелл продолжает смотреть на нас, покачивая в пальцах очки.
– Выходит… он действительно это сделал. Убил их.
– Ну конечно, это он их убил.
Я говорю это резче, чем хотела, поэтому они оборачиваются и смотрят на меня. Вот черт. Прочистив горло, я перелистываю несколько страниц в папке.
– Я просто хочу сказать… Полиция выполняет свою работу. Если Триппу предъявили обвинения, значит, на то есть веские причины.
Эмили кивает, но на лице Кэмпбелл по-прежнему сомнение, она покусывает нижнюю губу и покачивает ногой.
– Это так странно, – произносит она. – Трипп мог вести себя как мудак, когда напивался, не поймите меня неправильно, но он не был… жестоким. И он любил Бланш.
Я тоже так считала, но теперь мне все больше кажется, что Трипп так убивался после смерти жены, бродил по дому и пил весь день не из-за скорби, а из-за чувства вины.
Эмили вторит моим мыслям:
– Но ведь у них были проблемы в отношениях, Кэм. И ты это знаешь.
Они обе бросают быстрые взгляды на меня, потом друг на друга, и я понимаю, в чем дело.
– Трипп рассказывал мне, – сообщаю я им, – что ходили слухи об Эдди и Бланш.
Дамы снова переглядываются, и я опасаюсь, что они могут попытаться заморочить мне голову, но затем Эмили, пожав плечами, говорит:
– Ну, то есть они проводили много времени вместе, а Беа постоянно где-то пропадала.
– Постоянно, – качает головой Кэмпбелл. – Эта компания была детищем всей ее жизни. Особенно в последние несколько месяцев. Мы ее почти не видели.
– Это правда, – добавляет Эмили. – Когда мы только переехали в этот район, Беа определенно проводила с нами больше времени. – Она улыбается, похлопывая по моей папке. – Она тоже таким занималась. Но прошлой весной стала пропускать собрания, не появлялась на вечеринках…
– Но неужели ты думаешь… – Недосказанность повисла в воздухе, они смотрят друг на друга.
– Нет, – наконец отвечает Эмили, – но незадолго до трагедии Беа и Бланш вели себя как-то странно.
Откинувшись на спинку стула и тяжело вздохнув, Кэмпбелл не отрывает взгляда от Эмили.
– Что? – отбивается Эмили, прихлебывая кофе. – Это правда, и они обе мертвы. Не похоже, что мои слова теперь кого-то могли бы ранить. Кроме того, – добавляет она, взмахнув унизанной сверкающими кольцами рукой, – тут нет ничего пикантного. Думаю, причина как-то связана с мамой Беа. Все началось еще до того, как Эдди вообще появился на горизонте.
По дамам заметно, что подобные сплетни им неинтересны, но, черт возьми, как же мне хочется узнать об этом больше! Я уже не в первый раз слышу, что между Беа и Бланш возникали какие-то недопонимания, – Трипп тоже об этом говорил, – но по какой именно причине? Я знаю, что не до конца разобралась в этой их дружбе, и не могу избавиться от мысли, что, выяснив недостающую информацию, найду ключ к пониманию Эдди.
– У Беа был вспыльчивый характер? – пробую я зайти с другой стороны.