Возможно, это была книга Беа. Ее любимый роман, который Эдди сохранил себе на память. Я заглядываю под обложку.
Требуется минута, чтобы осознать, что я вижу. Поток слов, написанных от руки поверх типографских строчек, сбивает с толку и мешает читать. Взгляд падает на имя Бланш, и я чувствую, как мое сердце пропускает удар.
Убил мою лучшую подругу.
Запер меня.
Трясущимися руками я листаю страницы так быстро, что слышу, как рвется бумага. А потом вижу свое имя.
Джейн.
Во рту разливается горечь, из горла рвется стон, мышцы сводит судорогой.
Убил Бланш, запер меня, трахнула его, Джейн.
Слова расплываются перед глазами. Без сомнения, меня сейчас стошнит, но я не могу этого допустить, не могу, потому что Беа Рочестер не осталась в том озере, не гниет, как сказал Трипп, она здесь, она живет прямо над моей головой, и… о боже мой.
Я выскакиваю из шкафа, мои ноги скользят по мраморному полу в коридоре. Адель поднимает глаза и резко лает, но я бегу к лестнице, сжимая книгу в руке.
Код такой же, как и на двери дома у озера.
Наверху тоже есть шкаф, поменьше, на который я даже не обращала внимания, потому что почти никогда не поднималась наверх, и о боже, о боже, эти удары, этот шум, «дом издает всевозможные звуки, особенно летом», вот урод, это была она, это была Беа…
Руки дрожат так сильно, что у меня с трудом получается открыть панель в задней части шкафа, но я справляюсь и набираю цифры, отчасти не веря, что Беа окажется там. Что это может быть чертовски реально.
Жужжащий звук, щелчок, я толкаю дверь. Сначала я просто испытываю удивление, увидев, какая большая комната находится за дверью – как в гостиничном номере (ну почти), обставленном, уютном, несмотря на отсутствие естественного освещения. Большая кровать стоит в центре, а рядом с ней – женщина.
Теперь я точно уверена, что меня стошнит.
Беа Рочестер не утонула в ту ночь, когда погибла Бланш.
Беа Рочестер все это время была жива.
Беа Рочестер стоит прямо передо мной.
– Он дома? – спрашивает она.
У меня кружится голова, а желудок все еще бурлит.
Она сказала не «помогите», не «кто вы?», а «он дома?».
Я качаю головой.
– Н-нет. Он на работе, он…
– Неважно, – перебивает Беа и тянется ко мне.
После стольких часов, проведенных за разглядыванием ее фотографий, я не могу поверить своим глазам, увидев ее здесь, сейчас, передо мной. Возможно, именно поэтому я шагаю навстречу и беру ее за руки.
– Мы должны убраться отсюда до того, как он вернется, – говорит Беа.
Я киваю, произнеся:
– Трипп.
Она хмуро смотрит на меня, сбитая с толку.
– Что?
Я качаю головой, от шока мысли превратились в какое-то густое, липкое месиво.
– Я разговаривала с ним сегодня. Всего несколько часов назад, и он сказал, что был на озере в ту ночь, и что Эдди был на озере в ту ночь. Это был он, не так ли? Эдди убил Бланш. О боже мой.
Слова вырываются со стоном, и Беа хватает меня за плечи. Она меньше, чем я думала, но сильная, особенно для женщины, которая провела так много времени взаперти. Господи, взаперти. Запертой здесь.
Ее запер Эдди.
– Джейн! – зовет она.
Я представляю, как Эдди рассказывал ей обо мне, называл мое имя, и хочу закричать, но слышу другой звук.
Дверь шкафа открывается.
Часть XЭдди
Чем-то придется пожертвовать.
Эта единственная мысль крутилась у меня в голове в течение последних недель, и с этой же мыслью я паркуюсь в гараже, глушу двигатель и смотрю вперед через лобовое стекло. Триппа обвиняют в убийстве Бланш, Беа заперта наверху, а Джейн…
Проклятье, Джейн.
Вздохнув, я выхожу из машины и иду в дом. Уже поздно, погода дерьмовая, и я должен был прийти домой раньше, но специально тянул время в надежде, что Джейн ляжет спать. Я хотел поговорить с Беа. Беа придумала бы, как лучше поступить, как все исправить. Да, в прошлый раз я сорвался на нее из-за ее слов о том, что так не может продолжаться долго, но в то же время я понимал, что только Беа под силу вытащить нас из этой передряги.
Открыв входную дверь, я отмечаю, что в доме слишком тихо и холодно, особенно по сравнению с летней жарой на улице, но не придаю этому значения. И тут я вижу. Казалось, будто по дому прошел чертов торнадо. Как будто здесь проводили полицейский обыск.
Джейн.
Я даже не помню, как взлетел по лестнице. Опомнился, уже стоя у шкафа, открывая дверь. До меня не сразу доходит, что за картина открывается передо мной. Что двери уже распахнуты. Что Джейн внутри. Стоит передо мной рядом с Беа.
Это настолько похоже на кошмар или какую-то вызванную стрессом галлюцинацию, что я просто замираю, глядя на них. У Беа бледное лицо, у Джейн – почти серое, ее глаза кажутся огромными. И даже пока я смотрю на них, мой мозг пытается соображать, придумать объяснение, все исправить.
Слишком поздно я увидел, как Джейн тянется за серебряным ананасом, стоящим на столике у двери, – одной из тех безделушек производства «Сазерн-Мэнорс», принесенных мной сюда из других комнат, чтобы украсить помещение. Когда она замахивается на меня, а ее лицо искажается от страха и гнева, я осознаю свою ошибку.
Но Джейн тоже ошиблась.
Она промахивается и бьет слишком сильно; ананас врезается в мою щеку с таким хрустом, что я мгновенно чувствую, как ломаются зубы, рот заполняет кровь, и мир становится сплошной раскаленной добела болью.
Потом становится темно.
Мне следовало бы это предвидеть, черт возьми.
Голова раскалывается на части; а когда я открываю глаза, мне кажется, что они вот-вот выскочат из орбит. В животе неприятная тяжесть, и я поворачиваю голову в сторону, внезапно испугавшись, что меня сейчас вырвет, но этого не происходит. Я просто кашляю, содрогаясь от спазмов, и удивляюсь, почему, черт возьми, не догадался, что такое могло произойти. Беа слишком умна, чтобы просто сдаться и сидеть взаперти до конца своих дней; черт возьми, я сам слишком умен, чтобы бесконечно держать ее взаперти, но в ночь, когда все случилось, я перепугался и запаниковал, и это показалось… Ладно, даже тогда это казалось безумием, но я импровизировал. Так я всегда поступал, придумывал на ходу, приспосабливался к обстоятельствам.
Обычно все получалось. Но это же была Беа. Моя жена.
Конечно, пришла расплата: я лежу на полу, истекая кровью, лишившись нескольких зубов, – а Беа на свободе, где-то там, с Джейн. Эта мысль вызывает бурную волну паники, и я пытаюсь сесть, но не могу. Я сворачиваюсь на полу в позе эмбриона, мутным взглядом рассматривая лужу собственной крови, пока где-то внизу моя жена и моя невеста… Что, вызывают полицию? Пьют шампанское, чтобы отметить победу?
Господи, я надеюсь, что они предпочтут один из этих вариантов, потому что все остальные перспективы пугают до чертиков.
Не то чтобы я отправился на Гавайи с явной целью соблазнить Беа Мейсон и жениться на ней. Я не знал, что она окажется там, – я же не маньяк-преследователь, черт возьми, – но за прожитые годы научился вовремя замечать подвернувшиеся возможности, и Беа Мейсон, сидевшая на том пляже, показалась мне именно такой возможностью. Но не просто возможностью.
Реальной возможностью.
Сначала я не знал, кто она такая, – я не очень-то слежу за индустрией домашнего декора, но девушка, с которой я путешествовал, Чарли, была в курсе.
– Срань господня! – выдохнула она, когда мы сидели у бассейна.
Я оторвал взгляд от телефона и увидел проходившую мимо женщину в темно-фиолетовом слитном купальнике и цветастом саронге, повязанном вокруг талии. Она была хорошенькой и миниатюрной, и даже на расстоянии я заметил блеск бриллиантов в ее ушах, но не подумал, что в ней есть нечто, по-настоящему заслуживающее восклицания «срань господня!».
– Что такое? – удивился я. Чарли ударила меня свернутым журналом.
– Это же Беа Мейсон! – пояснила она и, когда я в недоумении уставился на нее, закатила глаза и добавила: – Владелица компании «Сазерн-Мэнорс», той, типа, огромной. Это там я купила ту клетчатую юбку, которая тебе так нравится.
Я понятия не имел, о какой юбке идет речь, но улыбнулся и кивнул.
– А, точно. Выходит, эта дамочка большая шишка?
– Для женщин – да, – ответила Чарли и сморщила нос. – Но мне интересно, почему она отдыхает здесь? Это даже не самый хороший курорт на острове. Если бы у меня были ее деньги, я бы отдыхала на Ланаи[24].
И вот тогда Беа Мейсон вдруг стала для меня намного интереснее.
У Чарли водились деньги. Очень много. Полагаю, на самом деле она ими не владела, они принадлежали больше ее семье, но на красивую жизнь ей хватало. А это означало, что у Беа Мейсон денег должно быть еще больше.
– А она правда владеет компанией? – спросил я небрежным тоном и вновь уткнулся в свой телефон.
– О да, – кивнула Чарли и потянулась, чтобы взять свой «дайкири» с соседнего столика. До меня долетел сладкий клубничный запах. – Она просто образец для подражания. Развила бизнес от небольшого интернет-магазина до крупного предприятия всего за каких-то пять лет. Мультимиллионер, сама всего добилась. Отец присылал мне журнал «Fortune», где выходило интервью с ней, и я еще подумала: «Вот бы мне так!»
Тогда я оторвал взгляд от телефона и мельком увидел, как Беа уходит. Меня привлекли в ней не только деньги. Деньги послужили большим соблазном, не стану отрицать, но мне понравилась сама мысль – что Беа с нуля всего добилась. И пока Чарли заказывала еще коктейль и продолжала читать свой журнал, я немного погуглил в Интернете.
Сайт компании «Сазерн-Мэнорс» показался мне очаровательным, хотя и немного слащавым, а фотографии Беа доказали, что я правильно оценил ее привлекательность. Она была не такой эффектной, как Чарли, всегда готовая к съемкам для «Инстаграм», а более утонченной, с классической красотой. Размер ее собственного капитала, конечно же, тоже добавлял ей определенного шарма. Двести миллионов долларов – такую информацию я нашел в «Гугле», хотя и понимал, что вряд ли это точная сумма. Капитал отца Чарли укладывался примерно в пятьдесят миллионов, но большая его часть была вложена в недвижимость и трастовые фонды. Чарли даже получала строго ограниченные суммы на содержание. Щедрые, безусловно, но это был не совсем карт-бланш.