Взял йогурт, сок, чая швырнул в чашку сразу три пакетика (Таня смешно называла их «утопленниками») — требовался чифирь. С чем-либо более твердым решил подождать. Но когда сосредоточенно досасывал йогурт, едва не поперхнулся: увидел в зеркале приближающуюся Таню. В голове успела мелькнуть безумная мысль: может, двойник? А что, раз уж пошла такая мода… Ведь представить себе, с чего это жена вдруг объявится рано утром в Киеве без предупреждения, тоже было нелегко. Через секунду, впрочем, Данилин не сомневался: перед ним неподражаемый сероглазый оригинал. Твердо решил не подавать виду, что удивился. Сказал хладнокровно:
— А я как раз о тебе вспоминал. Как говорят англичане, заговори о дьяволе…
— Я не дьявол, — серьезно сказала Таня. — Я твоя жена.
— А-а, — разочарованно протянул Данилин. — Ну, жена так жена. Присаживайся. Чифирем угощу.
И только тут он заметил, что Таня тащит почему-то две дорожные сумки. Одну знакомую, купленную в позапрошлом году на распродаже в Париже, и вторую, такого же типа. И тоже показавшуюся смутно знакомой.
— Ты с подругой? — поинтересовался Данилин.
— Угу, с подругой… Она в туалет пошла.
— Ее тоже угостим.
Но когда подруга появилась из туалета, Данилину стало не смешно. Нет, ну сколько можно шоков выдержать за сутки? Никакое сердце не справится. Да еще когда такое происходит. Совсем уж немыслимое.
Сначала, после такой ночевки, с утра пораньше появляется жена. А потом еще и любовница. В виде сопровождающей жену подруги. Причем любовница, которая, по некоторым сведениям, подала на него в суд за изнасилование.
— Я, — объявил Данилин, — отказываюсь говорить и задавать вопросы. Сами все говорение будете делать.
Так бывало после долгих часов перевода, да еще если устал зверски — с языка слетали немыслимые англицизмы.
Но Тане и Ольге было не до юмора и не до смешных англицизмов. Они уселись за стол и стали смотреть на него как на тяжелобольного. И, видимо, даже умирающего.
Потом переглянулись.
Они переглянулись! Данилин даже застонал. Он отказывался дальше понимать этот мир.
— Извини, что мы вот так явились, — сказала Таня. — Не было возможности предупредить. Вечером я звонила в номер, тебя не было… А потом мы всю ночь ехали на поезде.
И Данилин тут уже не выдержал. Не смог не задать вопроса.
— Вы ехали вместе?
— Ну да.
— Свят, свят, свят… Что же должно было случиться для… такого объединения? Может быть, вы приехали сообщить, что обе оставляете меня и создаете лесбийскую семью?
— Не смешно, — строго сказала Ольга.
— Фу, — сказала Таня. И перешла к делу: — Плохие новости, Алеша.
— Неужели?
— Ты как-то спокойно реагируешь? Знаешь уже, что ли?
— Догадываюсь. Вчера здесь был Щелин. Лично удостоил визитом, представляете? Аж в столицу Украины наведался. И соблаговолил побеседовать за ужином. Представляете, какое уважение? Как вашего… этого… кто я вам? Как мужика вашего уважают?
(А сам думал: «Боже, что я несу. Это нервное!»)
— Ты как-то пошл сегодня, — сказала Таня.
— Всю ночь не спал. И всю ночь переводил.
— Кому?
— Как кому? Джули, конечно! Одной… и второй…
Таня с Ольгой снова переглянулись. «Решат, пожалуй, что я совсем сдвинулся. Поосторожнее надо с шутками. Непонятными вне контекста», — думал Данилин.
— Послушай, соберись, пожалуйста! Сегодня ты можешь лишиться должности! Они хотят экстренное собрание коллектива провести и снять тебя.
— Откуда это известно?
Вступила Ольга.
— Вчера уже заседал Совет директоров. И потом Редакционный совет. Постановили — созвать собрание, раз. И рекомендовать выбрать на твое место Игоря, два.
— Но это же не по уставу! Выборы должны быть альтернативными! И никакие «рекомендации», как во времена КПСС, не предусмотрены!
— Но они и не запрещены, правда? Так что формально все в рамках… А на собрании встанет какой-нибудь, ну, не знаю. Чудаков, например, выдвинет какого-нибудь Шадрина, а обозреватели сразу полезут с Калиновским… Которые оба соберут голосов по десять. Игорь выиграет. И все будет по уставу, не придерешься.
— А Игорь понимает, что он — просто временная фигура? Что его используют и выбросят? А потом и вообще свернут все это новгородское вече.
— Я говорила с ним, — сказала Ольга. — Бесполезно! Он слушать ничего не хочет. Говорит: я заслужил. И я покажу, каким должен быть главный редактор. Не разъезжающий по заграницам и на тусовках пропадающий и не занимающийся копанием в историях «холодной войны». А такой настоящий профи, сам во все вникающий.
— И все за всех решающий… У англичан есть такой термин: «контрол фрик». Буквально: человек, помешанный на контроле. То есть не способный делегировать. Ему действительно каждую мелочь надо непременно контролировать самому. Для менеджера низкого и среднего уровня это хорошее качество. Иногда даже — отличное. Я таких искал для некоторых ролей. И в России их не так уж много. Даже ответсек — контрол фрик — ничего. Что-то в этом есть. И для ответсека — так-сяк. Есть свои плюсы. При колоссальной энергии Игоря, его опыте, организованности, он каким-то чудом справлялся. Правда, доводил себя до предела. А станет главным — сразу потонет в деталях. Общую картину не разглядит. Но в данном случае, впрочем, это неважно — недолго ему мучиться и газету мучить.
— И что ты намерен предпринять? — спросила Таня, а Ольга впилась глазами в Данилина. Это было главное, зачем они приехали, во имя чего они объединились: побудить его к действию. Увы, он должен был их разочаровать.
— А что я могу, по-вашему, сделать? На собрание я физически не успею, оно небось на утро назначено?
— На одиннадцать, — сказала Ольга.
— Ну вот видите… Даже на самолете, если билет достану, — никак. Пока здесь в Борисполь доберусь, пока в Москве — из аэропорта. И потом — по уставу главный редактор не может отменить собрание. А повернуть его в свою пользу — тоже невозможно. Ведь оно, надо думать, хорошо подготовлено?
— Да, — сказала Ольга. — В последние два дня только и разговоров, что ты сговорился с англичанами, продаешь им часть газеты, а сами «Вести» превращаешь в какой-то вечерний бульварный листок. Ну и намеки, конечно, что имеешь с этого немало… Некоторые опровергали, возмущались, но большинство — ты знаешь, всегда такому поверят. Если им про корыстный интерес объяснить… Потом еще пошел слух, что против тебя уголовное дело открыли, что ты и с бандитами связался. Ну, это так, до кучи, не то чтобы в это верят всерьез, но повторить такую сплетню про начальника всегда приятно.
— А про личную жизнь ничего не говорят? — спросил Данилин, внимательно глядя на Ольгу.
Кажется, та покраснела чуть-чуть, сказала:
— Про это я ничего не знаю…
Татьяна молниеносно насторожилась.
— Нельзя ли с этого места поподробнее?
— Да какие там подробности! Несут сейчас про Алешу всё подряд — мели, Емеля, твоя неделя! Такую чушь повторяют — например, что он роман крутит с милицейским следователем…
— Это с Бережным, что ли? — изумилась Татьяна.
— Да нет, там еще баба какая-то есть…
— Признайся, Алеша, было? — спросила Таня.
— Слушайте, это даже не смешно. Вы-то зачем этот бред повторяете? — рассердился Данилин. — Лучше объясните мне, кто эти сплетни в «Вестях» распространяет?
— Несколько человек очень активно работали, — сказала Ольга. — И видно, что скоординировано очень четко. Все отделы охватили. Даже среди обозревателей нашелся человек…
— Не хочу знать фамилии, — сказал Данилин. — Какая разница… Эх, люди, люди… Ну ладно, благодарности или уважения от них ждать не надо — это понятно. Но ведь собственного интереса не понимают. Разве не очевидно, что получить солидную, мощную английскую компанию в партнеры, в совладельцы тем более — это как раз лучшая гарантия независимости? Может быть, даже единственная!
— Ну так объясни людям все это! Почему они не знают твоей точки зрения?
— Я им много раз объяснял, что нужно искать новую нишу, новый облик. Намекал как мог. Готовил их. Насчет англичан не мог объявить — пока переговоры не завершены, не имел права. А откровеннее про «вечерку» — да, надо было, наверно, но утонули бы в дебатах, только конкурентам потенциальным идею бы подали… Вон, я слышал, люди, близкие к Лужкову, и так о чем-то похожем подумывают, только четко сформулировать пока не могут.
— Ну а так ты потонешь просто так — без всяких дебатов, — сказала Татьяна.
— Ну хорошо, что вы конкретно предлагаете?
— Звони немедленно в Москву и требуй переноса собрания на завтра. А завтра все изложишь, красноречиво, как ты умеешь… Даже если ты не убедишь их, по крайней мере попытаешься. Будешь знать, что сделал все, что мог.
— Кому звонить конкретно? Председателю Совета директоров? Так это Щелин. Он мне помогать не будет… Заместителю? Так это я. Секретарю совета? Ирочке Безродовой? Смешно! Гонцову?
— Да, а что же твой защитник Щелин?
— Сообщил грустную весть, что проект перестройки газеты откладывается на неопределенное время, равно как и контракт с англичанами. А мне посоветовал уйти из главных и уехать собкором в Англию. Как раз там корпункт сейчас пустует. А то, говорит, что-то правоохранительные органы на тебя так взъелись, так взъелись… Следователь Бережный приходил на редколлегию и всем рассказал, что меня вот-вот арестуют, обвинят в соучастии в убийстве. Говорил: очень сильные доказательства собраны. Какие конкретно — до суда не имею права сказать. А теперь, кажется, уже и ордер на мой арест подписан. Так что до редакции из аэропорта могу просто не доехать.
— Не может быть! — воскликнула Татьяна.
— Может, еще как может! И ты, дорогая женушка, внесла вклад в эту ситуацию, сама знаешь какой…
Ольга немедленно подозрительно уставилась на Таню, и Данилин понял, что еще чуть-чуть, и хрупкий союз будет разрушен. Но не мог же он, в самом деле, объявить вслух, что Татьяна наняла Леонова в качестве частного детектива — выяснить, не изменяет ли ей муж. И тот выяснил, надо думать… Данилин сказал примирительно: