Мама, скоро Рождество, — сказала Мэтти.
Я знаю.
Что мы будем делать?
А что ты хочешь? — спросила мать.
Ничего. He праздновать Рождество… или праздновать… Я не знаю…
Давай подождем несколько дней, а потом уж решим, — предложила Кэтрин.
Дочь издала нечленораздельный звук и, резко остановившись, закрыла руками лицо. Ее плечи начали непроизвольно содрогаться. Кэтрин попыталась обнять девочку, но та отпрянула в сторону.
Мама! Вчера ночью, когда я вытащила его подарок…
Мэтти разрыдалась. Кэтрин понимала, что ее дочь сейчас слишком ранима, слишком издергана, чтобы можно было давить на нее. Не ровен час, впадет в истерику.
Зажмурившись, женщина стала медленно считать про себя. Она всегда так делала, когда случалось что-то неприятное — ушибет ли лодыжку, случайно ударившись об открытую дверь посудомоечной машины, прищемит ли палец створкой окна…
«Один… два… три… четыре… один… два… три… четыре…»
Когда плач затих, Кэтрин обняла Мэтти и увлекла за собой, как овчарка подгоняет отбившуюся от стада овцу или корову. Девочка была слишком измучена, чтобы противиться матери.
Кэтрин протянула дочери гигиеническую салфетку. Мэтти высморкалась.
Я купила ему компакт-диск, — чуть слышно сказала она. — «Стоун тэмпл пайлотс». Он заказал мне его…
Грунтовая дорога была испещрена следами от протекторов. По обе стороны от нее лежали кучи пожухлой листвы, запорошенные снегом.
Мама, я не хочу отмечать Рождество дома. Я не выдержу этого.
Хорошо. Мы поедем к Джулии.
А как насчет похорон?
Кэтрин приходилось прилагать определенные усилия, чтобы не отстать от дочери. Вопросы слетали с губ Мэтти подобно легким облачкам пара. Женщина подозревала, что дочь провела бессонную ночь, мучая себя этими вопросами, а теперь вот набралась храбрости задать их ей.
Кэтрин не знала, что ответить на последний вопрос. Можно ли устраивать похороны без тела? Или нужно всего лишь заказать поминальную службу? Если будет поминальная служба, то что лучше: подождать несколько дней или сделать все немедленно? Что случится, если провести поминальную службу, а через неделю водолазы обнаружат тело Джека?
Не знаю, — откровенно призналась Кэтрин. — Мне нужно поговорить…
Она хотела сказать «с Робертом», но вовремя спохватилась.
…с Джулией.
Должна ли я присутствовать на похоронах? — спросила Мэтти.
Кэтрин задумалась.
Да, — наконец ответила она. — Я знаю, что это будет трудно, но врачи говорят: похороны любимого человека являются своего рода психотерапией. Тот, кто побывает на них, имеет больше шансов «вылечиться». Ты уже взрослая. Думаю, тебе надо будет пойти…
А я не хочу «вылечиваться», мама!
Кэтрин прекрасно понимала, что движет ее дочерью. Ей и самой хотелось перестать быть «разумной» и «взрослой» и превратиться в живущего эмоциями подростка. К сожалению, это было невозможно. Никто кроме нее не сможет позаботиться о Мэтти.
Папа не вернется, дорогая.
Дочь вытащила руки из карманов куртки и сложила их на груди. Ее ладони крепко сжались в кулаки.
Откуда ты знаешь? Мама! Как ты можешь быть уверена?
Роберт Харт сказал, что выживших нет. Никто не смог бы выжить после взрыва.
Откуда он знает?
Это едва ли был вопрос.
Некоторое время они шли молча. Мэтти усиленно махала руками из стороны в сторону, шагая все быстрее и быстрее. Кэтрин попыталась было не отстать от дочери, но быстро поняла, что лучше оставить ее в покое.
Внезапно девочка сорвалась с места и побежала. Скоро ее фигура скрылась за поворотом.
Господи! Дай нам силы пережить Рождество, — прошептала Кэтрин.
До праздника оставалось семь дней. Смерть Джека ввергла их размеренную жизнь в полнейший хаос. В то время как другие люди радовались и веселились, Кэтрин и ее дочь боролись со своим горем…
Запыхавшаяся Мэтти сидела на цементном блоке недостроенного фундамента. Услышав шаги приближающейся матери, девочка повернула голову и посмотрела на Кэтрин.
Извини, мама!
Взгляд женщины невольно притягивал открывающийся отсюда грандиозный видна Эли и его окрестности. Если бы они прошли чуть дальше и встали на вершине холма, то увидели бы раскинувшийся на востоке Атлантический океан, смогли бы вдохнуть просоленный влажный воздух.
Давай объявим мораторий на взаимные извинения, — предложила Кэтрин.
С нами ведь все будет хорошо? Да, мама?
Присев возле дочери, женщина нежно ее обняла. Мэтти положила голову матери на плечо.
Да. Конечно, — стараясь говорить убедительно, произнесла Кэтрин.
Дочь копнула носком сапога снег.
Тебе больно, мама, я знаю. Ты же его очень любила.
Да… Любила.
Знаешь, однажды я видела документальный фильм о пингвинах. Что ты о них слышала?
Не много.
Мэтти расправила плечи. Ее лицо внезапно озарилось легким румянцем. Рука Кэтрин спорхнула с дочкиного плеча.
Самец пингвина выбирает себе самку из сотен возможных кандидаток, — сказала девочка. — Как он это делает, непонятно. Пингвины ведь так похожи друг на друга. Сделав свой выбор, самец находит пять маленьких гладких камешков гальки. Это подарок его избраннице. Он кладет их один за другим перед самкой. Если ей нравится ухаживание пингвина, она принимает подарок. После этого они не расстаются до самой смерти.
Мило.
После фильма мы пошли в аквариум… Я тогда была вместе с классом на экскурсии в Бостоне… И пингвины… мама… это было так захватывающе… Они любили друг друга. Самец покрыл самку, лежал на ней… как одеяло… А после он задрожал и сполз. Знаешь, пингвины выглядели такими уставшими, но счастливыми. Они пощипывали друг другу перья на голове и шее… И парень… Денис Роллинз… ты его не знаешь… все шутил о сексе пингвинов…
Кэтрин погладила дочь по голове, опасаясь, что она снова разрыдается.
Знаешь, мама, я сделала это.
Рука матери замерла.
Я тебя правильно поняла, Мэтти? Ты «сделала это»? — тихо спросила Кэтрин.
Ты не сердишься?
А я должна сердиться?
Сбросив минутное оцепенение, женщина тряхнула головой и медленно закрыла невольно открывшийся от удивления рот.
Когда? — спросила она.
В прошлом году.
В прошлом году? — переспросила, как громом пораженная, мать.
Это случилось год назад, а она все это время ничего не знала.
Помнишь Томми? — спросила дочь.
Кэтрин моргнула. Она помнила Томми Арснота: симпатичный, замкнутый паренек с густыми каштановыми волосами.
Но тебе ведь было всего четырнадцать лет, — недоверчиво сказала мать.
Даже чуть меньше, — сказала дочь с таким видом, словно секс в тринадцать лет — это огромное достижение.
Зачем ты это сделала? — осознавая абсурдность самой постановки вопроса, спросила Кэтрин.
Ты расстроена?
Нет… Нет… Я не расстроена, просто… удивлена.
Я хотела узнать, как это бывает, — призналась Мэтти.
У Кэтрин закружилась голова. В глазах потемнело. Она зажмурилась.
Менструация началась у Мэтти в прошлом году, в декабре, позже, чем у большинства ее сверстниц. За год у нее было, насколько помнила Кэтрин, всего три менструальных цикла, так что ее дочь начала сексуальную жизнь раньше, чем физически созрела для этого.
Один раз? — с надеждой в голосе спросила Кэтрин.
Мэтти запнулась, словно частота ее половой жизни была чем-то настолько личным, что этого не стоило обсуждать даже с родной матерью.
Нет… несколько…
Кэтрин хранила молчание.
Все в порядке, мама. Все в порядке. Я не любила его. Это был просто секс. Я хотела узнать, что к чему, и узнала…
Тебе не было больно? — стараясь говорить ровным голосом, спросила Кэтрин.
Только в первый раз. Потом мне понравилось.
Надеюсь, ты была осторожна?
Конечно, мама. Ты думаешь, я способна так глупо рисковать?
«Как будто секс сам по себе не является огромным риском!» — чуть было не вырвалось у матери.
Я уже и не знаю, что думать, — вместо этого сказала Кэтрин.
Мэтти завязала волосы в пучок на затылке.
А Джейсон? — неуверенно спросила Кэтрин о теперешнем парне дочери.
Из всех подруг и друзей Мэтти лишь Джейсон имел смелость позвонить ей вчера и выразить свои соболезнования. Кэтрин он нравился: высокий светловолосый подросток, помешанный на бейсболе.
Нет, я с ним ни разу не спала. Он ведь очень религиозный. Джейсон говорит, что внебрачный секс противоречит его убеждениям. Я не настаиваю. Меня и так устраивает.
Ну и хорошо, — выдавила из себя Кэтрин.
Как любая мать, у которой подрастает дочь, она со смешанным чувством страха и надежды ждала неизбежного. Вот только, прокручивая в голове возможные сценарии будущих событий, Кэтрин и представить себе не могла, что ее ждет такое испытание. В своей наивности она полагала, что секс станет для ее дочери следствием настоящей любви, а не мимолетной блажью, что у нее остался в запасе год, а может быть и два, относительно спокойной жизни.
Мэтти обняла мать.
Бедная мамочка.
Ее тон был нежным, но не лишенным насмешки.
Знаешь, в Норвегии еще в начале восемнадцатого столетия, — сказала Кэтрин, — девушке, уличенной в добрачной половой связи, отсекали голову. Отрубленную голову выставляли на пике на всеобщее обозрение, а тело зарывали в землю прямо на месте казни.
Мэтти посмотрела на мать так, словно впервые ее видела.
Мам?
Это так… любопытный исторический факт… — поспешила успокоить дочь Кэтрин. — Я рада, что ты мне все рассказала.
Я давно собиралась, но как-то не было…
Мэтти запнулась и сильно укусила себя за нижнюю губу.
Ну, я думала, что ты расстроишься и расскажешь об этом папе.
На слове «папа» ее голос немного дрогнул.
Ты на меня не сердишься? снова спросила Мэтти.
Нет. Я не сержусь. Просто… секс — важная часть жизни, это не развлечение, это нечто особенное. Не нужно относиться к сексу как к забаве.