Женщина услышала, как щелкнул автоответчик, но осталась стоять на месте. Она была не готова услышать голос мужа, глубокий и нежный, с едва уловимым акцентом уроженца Бостона. Закрыв лицо руками, Кэтрин дождалась, когда автоответчик замолчит.
Убрав руки, она взглянула в проницательные глаза Роберта. Он тотчас же отвел взгляд.
Думаю, главная причина вашего приезда заключается в том, что вы не хотите, чтобы я разговаривала с прессой, — с вызовом заявила Кэтрин. — Что, скажете, я не права?
Незнакомый автомобиль вырулил на подъездную дорожку, ведущую к дому. Под колесами заскрипел мелкий гравий. Человек из профсоюза выглянул в окно, взял протянутый ему пиджак и торопливо надел его.
Вы не хотите, чтобы я сказала журналистам что-то, что поставит под сомнение компетентность пилота, — продолжала свой монолог Кэтрин. — Вы не хотите, чтобы они решили, что это была ошибка пилота.
Роберт снял телефонную трубку и положил на столешницу возле аппарата.
…После нескольких лет брака они перестали заниматься любовью в кухне. Они решили, что Мэтти стала взрослой девочкой и может неожиданно спуститься вниз в поисках чего-то вкусненького. Теперь, выпроводив дочку наверх слушать музыку на компакт-дисках или болтать с подружками по телефону, супруги вечерами сидели у стола, читая журналы, слишком уставшие, чтобы убрать в раковину посуду или даже просто поговорить по душам…
Я скажу ей… Сейчас же, — заявила Кэтрин.
Роберт Харт нерешительно топтался на месте.
Вы ведь, надеюсь, понимаете, что мы не можем оставить вас одну? — произнес он.
Они из авиакомпании? — спросила Кэтрин.
Из остановившегося автомобиля вышли два человека. Их очертания были едва различимы в утренней полутьме.
Да, — кивнув, ответил Роберт.
Кэтрин направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.
Лестница была крутой. Казалось, вверх поднимаются сотни ступенек.
«Должно быть, их никак не меньше пятисот», — теряя связь с реальностью, подумала Кэтрин.
Подсознательно она понимала, что запущенный механизм событий невозможно остановить. Она сомневалась, что отпущенных ей природой жизненных сил и стойкости хватит, чтобы взобраться наверх.
Зазвенел звонок. Выйдя из кухни, Роберт Харт поспешил к входной двери.
Мама, — сказала Кэтрин.
Роберт остановился и повернул к ней голову.
Перед смертью они кричат: «Мама!» Я права?
Солнечное сияние отражалось от хромированных частей автомобиля, проехавшего мимо задней стены магазина. Сегодня в помещении было душно и жарко, как в пекарне. В солнечных лучах плясала пыль. Она плавно оседала на столы красного и орехового дерева, на старую ткань и настольные лампы, на пахнущие плесенью книги. Было трудно дышать. Обиженно звякнул колокольчик над входной дверью. Сжимая тряпку для пыли в правой руке, Кэтрин оглянулась. Сперва ей показалось, что перед ней какой-то чиновник или другое должностное лицо, находящееся в деловой поездке и случайно свернувшее не на ту улицу. На мужчине была белоснежная накрахмаленная рубашка с короткими рукавами и плотные светло-синие брюки. На ногах — черные туфли, солидные и тяжелые, наподобие тех, что предпочитают носить пожилые люди.
Магазин закрыт, — сказала Кэтрин вошедшему.
Быстро оглянувшись, он посмотрел на табличку «Открыто», повернутую лицевой стороной вовнутрь помещения.
Извините, — сказал мужчина и повернулся, собираясь уходить.
Кэтрин всегда удивляла быстрота, с какой люди принимают решения или оценивают других людей. Секунда. Иногда две. Человек не успеет двинуться с места или вымолвить слово, а суждение о его внешности и характере уже готово. Вошедшему было чуть больше тридцати лет. Не склонен к полноте. Коренаст. Широк в плечах, но не производит впечатления пышущего здоровьем крепыша. Тяжелая, что называется, «квадратная» челюсть. Гладко выбритый подбородок. Чуть оттопыренные уши выглядели несколько комично на волевом лице.
Я произвожу инвентаризацию, но вы можете походить по магазину, — сказала Кэтрин. — Посмотрите, что у нас есть. Может, вам что-нибудь понравится.
Мужчина вступил в кружок света, пробивающегося через круглое окно над входной дверью.
Теперь Кэтрин могла лучше рассмотреть его лицо. От уголков глаз расходились тоненькие лучики морщинок. Зубы были не очень белыми и не очень ровными. Темные, почти черные волосы коротко подстрижены на военный манер. Будь они чуть длиннее, стали бы виться. Пряди на висках были немного примяты, словно мужчина только что снял с головы фуражку.
Засунув руки в карманы брюк, он поинтересовался, есть ли в магазине антикварные шахматные доски.
Да, есть, — ответила Кэтрин.
Они медленно пробирались через лабиринт старых вещей к дальней стене магазинчика. Впереди шла Кэтрин, за ней — мужчина.
Извините за беспорядок, — сказала она.
Ничего.
Даже не оглядываясь, Кэтрин чувствовала его присутствие. Осанка мужчины была неестественно прямой, а поступь — уверенной и пружинистой. Кэтрин невольно застеснялась своих потертых джинсов, красной безрукавки с бретельками и старых кожаных сандалий. Ее распущенные волосы прилипли к вспотевшему затылку. Ей казалось, что пот и жара в сочетании с поднявшейся в воздух пылью покрыли все ее тело тонким слоем грязи. В старинных зеркалах отразилась мозаика ее образов. К своему огорчению Кэтрин увидела, что блестящие от пота волосы на висках слиплись и теперь висят как две сосульки, белая бретелька лифчика выбилась из-под красной безрукавки, а спереди синеет безобразное, расплывшееся после стирки пятно.
Шахматная доска была прислонена к стене среди старых картин, написанных масляными красками. Мужчина присел на корточки и коснулся рукой доски. Стоя позади покупателя, Кэтрин разглядывала его мощные мускулистые бедра, широкую поясницу и ремень, глубоко впившийся в тело. Девушка впервые заметила маленькие погончики, белевшие на плечах мужчины.
Что это? — спросил он, заметив картину, спрятанную за шахматной доской.
Это был образчик импрессионистской живописи, пейзаж — старинный отель на скалистом морском побережье, с роскошным крыльцом и ухоженной лужайкой перед фасадом здания.
Мужчина выпрямился и указал на картину. Прежде Кэтрин не обращала на нее внимания.
Красиво, не правда ли? Кто художник? — спросил он.
Склонив голову набок, Кэтрин прочитала надпись на обратной стороне полотна:
Клод Лэгне. Тысяча восемьсот девяностый год. Эта картина была куплена на распродаже в Портсмуте.
Похоже на Чилда Хасана, — заметил мужчина.
Кэтрин промолчала. Она не знала, кем был этот Чилд Хасан.
Мужчина нежно провел пальцами по деревянной раме картины. Кэтрин вздрогнула, словно его пальцы коснулись не безжизненного дерева, а ее собственной плоти.
Сколько она стоит? — спросил он.
Сейчас посмотрю.
Вместе они подошли к столику, на котором лежала учетная книга. Кэтрин была несказанно удивлена, когда узнала запрашиваемую сумму. Она даже почувствовала неловкость, но магазин, в конце-то концов, принадлежал не ей, а бабушке, поэтому Кэтрин не решилась сбавить цену.
Когда она назвала стоимость картины, мужчина даже не моргнул глазом.
Я покупаю ее.
Он протянул деньги, а полученный чек небрежно засунул в карман рубашки.
Заворачивая картину, Кэтрин сгорала от любопытства. Ей не давали покоя вопросы: «Чем он занимается? Почему в среду днем не на своей военной базе?»
Чем вы занимаетесь? — не сводя глаз с погон на плечах мужчины, спросила она.
Перевожу грузы, — сказал он. — У меня выдался свободный день, поэтому я взял напрокат машину в транспортном агентстве аэропорта и решил прокатиться.
Вы летчик? — несмотря на очевидную глупость вопроса, спросила Кэтрин.
Скорее я летающий водитель грузовика, — внимательно глядя на нее, ответил мужчина.
Что вы перевозите?
Погашенные чеки.
Погашенные чеки?
Она засмеялась, пытаясь представить самолет, доверху набитый погашенными чеками.
Хороший магазинчик, — оглядываясь по сторонам, сказал летчик.
Он принадлежит моей бабушке.
Кэтрин скрестила руки на груди.
У вас разноцветные глаза.
Это наследственное. У моего отца были такие же.
Мужчина помедлил.
Оба глаза, если хотите знать, настоящие.
Ага.
У вас красивые волосы.
Это наследственное, — съехидничала Кэтрин.
Мужчина кивнул и примирительно улыбнулся.
Сколько вам лет? — спросил он.
Восемнадцать.
На лице летчика появилось удивление.
А сколько вам? — спросила Кэтрин.
Тридцать три. Я думал…
И что вы думали?
Я думал, что вы старше.
Между ними возник невидимый барьер в пятнадцать лет…
Мужчина положил руку на учетную книгу и, глядя в глаза Кэтрин, торопливо заговорил:
Я родился в Бостоне и вырос в Челси. Это бедный район. Попросту говоря, трущобы. Небезопасное место. Я учился в бостонской католической школе и в колледже Святого Распятия. Моя мама умерла, когда мне не исполнилось и десяти лет. Через несколько лет с отцом случился инфаркт. Закончив колледж, я был призван на военную службу. Из меня сделали военного летчика. Я побывал во Вьетнаме. Не женат и никогда не был. Сейчас я ни с кем не встречаюсь. Живу в Тетерборо. У меня однокомнатная квартира. Она слишком маленькая. Я…
Не так быстро, — прервала его Кэтрин.
Я хотел, чтобы между нами не было тайн.
С ясностью, редкой в ее годы, она поняла, что ситуация полностью находится в ее руках. От нее зависит, сжать ли руку и поймать шанс, предоставляемый ей судьбой, или открыть ладонь и позволить птичке улететь.
Я знаю, где находится Челси, — сказала Кэтрин.
Прошло десять секунд… Двадцать… Они молча стояли в жарком полумраке магазинчика. Кэтрин знала, что мужчина хочет прикоснуться к ней. Даже через разделявший их прилавок она ощущала жар, исходящий от его тела.