— Добрый вечер… — приветствует Никольский.
Взгляд светло-карих, почти янтарных глаз скользит по Багратову и останавливается на мне. Вспышка узнавания озаряет лицо Никольского. Тонкие губы мужчины растягиваются в улыбке.
— Эрика Соломонова, если я не ошибаюсь?
Правая рука Никольского засунута в карман брюк, в левой зажат бокал со спиртным. Золотистая жидкость покачивается, вызывая у меня непроизвольную тошноту, подкатывающую к горлу. Воспоминания начинают тесниться плотным роем. Мерзкие и пачкающие.
— Пока ещё Соломонова, — вмешивается в беседу муж. — Но скоро станет Багратовой.
При последних словах Багратов неожиданно нежно целует меня в висок.
— Поздравляю с грядущим бракосочетанием. Эрика, ты добилась большого успеха. Я всегда говорил, что тебе будет сопутствовать удача.
Слова Никольского лживы. Все, как одно. Ничего подобного он не говорил и не собирался. Он говорил о другом и поступил так гнусно, что я начала сторониться всех мужчин и спряталась за мешковатыми, неудачными фасонами старомодной одежды и предпочла находиться среди пыльных полок библиотеки.
Глава 14
— Эрика не говорила мне, что знакома с режиссёром Никольским, — продолжает вести беседу Багратов.
— Я тесно общался с семьёй Эрики. Вместе с Агатой и Леонидом мы играли в составе одной актёрской труппы. Славные были времена… — Никольский улыбается, взглянув на меня. Его взгляд становится мутным и влажным. Если он вспоминает о событиях той ночи, то могу сказать, что он так и остался моральным уродом.
— Жаль, мне не довелось познакомиться с родителями Эрики, — говорит Багратов. — Я знал только её брата. Но и он скоропостижно скончался.
— Прими мои соболезнования, Эрика, — Никольский прикладывает ладонь к своей впалой груди и вперяет в меня взгляд. — Эдмунд был невероятно талантливым художником. Жаль, что он ушёл так рано.
— Согласен, Эд был весьма талантлив, — соглашается Багратов.
В его словах мне чудится скрытый намёк. Он явно имеет в виду не художественные наклонности Эдмунда, а его криминальные проделки.
В зале начинает играть лёгкая музыка. Никольский улыбается мне зазывно и интересуется у Багратова:
— Можно пригласить вашу невесту на один медленный танец?
Я стараюсь не дёргаться в сторону от липкого чувства омерзения, охватывающего меня с головы до ног. Мысленно я молю всех известных Богов послать Багратову хоть капельку благоразумия.
Никольский с ожиданием смотрит на Багратова. Я тоже замираю в сильных руках фиктивного мужа. Что он скажет? Согласится? Откажет? Если согласится, я сама откажу Никольскому. Я не обязана соглашаться. Мне противно дышать одним воздухом с этим самодовольным чудовищем.
Пауза затягивается. Никольский начинает нервничать под пристальным взглядом Дамира. Криминальный авторитет не сводит тяжёлого взгляда с лица Никольского и улыбается.
Дамир улыбается одними уголками губ. Это не улыбка, а жестокая маска. Будь у меня больше смелости, я обязательно бы заглянула ему в глаза, чтобы понять, какие демоны там прячутся. Но я не могу этого сделать сейчас, а Никольский чувствует неладное. Его глаза начинают бегать из стороны в сторону.
— Хотите потанцевать с моей Эрикой? — наконец, спрашивает Багратов. — Боюсь, вынужден отказать. Моя невеста ещё не подарила танец мне самому…
— Что ж. Тогда приглашаю вас на премьеру своего спектакля. Состоится через два дня. Я зарезервирую для вашей пары самые лучшие места… — с видимым облегчением выдыхает Никольский, принимая визитку Багратова и пряча её в карман пиджака. Кивнув на прощание, Никольский спешит затеряться в толпе.
Багратов отставляет свой бокал в сторону и уводит меня. Неожиданно с пол разворота вовлекает в танец. Я лишь крепче стискиваю тонкую ножку бокала с шампанским. Мои ноги едва касаются гладкого мрамора пола.
— Я могу расплескать на тебя спиртное.
— Я очень хорошо и плавно веду. Ты не прольёшь ни капли, — парирует Багратов.
Его пальцы знают своё дело. Он поддерживает меня бережно и уверенно, позволяя отдаться на волю партнёра и немного расслабиться. Я с благодарностью принимаю его поддержку и защиту именно сейчас, зарываясь лицом в чёрную смоль его рубашки.
— Ты не утомлена?
— Вечер едва перевалил за середину. Неужели тебе не нужно быть на нём до завершения?
— Я могу уединиться в комнате для мужчин. Буду пить виски и проигрывать сотни тысяч за одну попытку сыграть… Есть вещи намного интереснее, — предлагает Багратов.
— Например?
— Я могу предложить тебе покататься по городу. В моей компании. Почему-то чувствую, что на большее ты не согласишься. Но даже это будет небольшим шагом вперёд.
— К чему?
— К мирному и удобному сосуществованию, разумеется. Каков будет твой ответ?
Багратов останавливает движение. Вокруг нас плывут в медленном танце пары, но мы замираем без движения. Почему-то мне кажется, что Багратов понял всё, о чём я не сказала и никогда не скажу ни единой живой душе.
— Забери меня отсюда, — срывается непроизвольно с моих губ.
Мужчина решительно кивает. Я опускаю взгляд, наблюдая, как переплетаются наши пальцы. Позволяю ему увести себя, не задумываясь ни о чём, доверяя Багратову в этот момент безгранично.
Рокот мотора. Скорость. Бутылка шампанского. Громкий, ритмичный бит. Яркие пятна огней…
Ночь после бала я вспоминаю именно так, фрагментарно. Только отрывками, ничего связанного и значимого. Не было сделано почти ничего. Мы с Багратовым даже не разговаривали.
Проснувшись наутро, понимаю, что лежу одна в спальне, на огромной двуспальной кровати. Раздетая. На мне из одежды только трусики, стоящие целое состояние. Платье, украшения, даже едва заметные шпильки из волос — сняты. Я разоружена настолько, насколько это возможно.
Немного болит голова. Я позволила себе накануне выпить гораздо больше своей нормы. Принимаю душ и переодеваюсь в домашнюю, удобную одежду. Спускаюсь в столовую, встречаю управляющую. Она приглашает меня к столу, предлагая выпить лимонный фреш со льдом.
— Дамир Тамерланович сказал, что вам это будет просто необходимо, — говорит управляющая. — Когда появится аппетит, дайте знать, вам принесут завтрак.
Я благодарю её и выпиваю фреш. От холода, перекатывающегося по глотке, мысли становятся более ясными. Загружаю планшет с расписанием, составленным для меня. Нужно изучить, чем мне предстоит сегодня заняться. Помню, были запланированы занятия спортом, посещение салона красоты и сопровождение Багратова на ужин с важными шишками.
Но открыв расписание, я вижу пометку красным, сделанную Багратовым:
«Если чувствуешь себя плохо, отдыхай, я всё отменю!»
Поражаюсь проявлению его заботы обо мне.
Прошедшая ночь что-то изменила в наших отношениях. Безмолвная поддержка Багратова, его понимание того, как мне было неприятно находиться рядом с Никольским.
Но больше всего меня подкупило невмешательство Багратова в прошлое. Он мог, если бы захотел, надавить и вынудить меня признаться, что же случилось несколько лет назад. Но он не стал этого делать.
Дамир увёл меня в сторону без лишних слов и дал почувствовать себя в безопасности. Это дорогого стоит.
Несмотря на то, что причастность Багратова к смерти моего брата находится под большим вопросом, я испытываю чувство благодарности и решаю позвонить ему сама…
— Доброе утро, Дамир.
На том конце связи звучит изумлённая тишина, потом раздаётся мужской голос, разгоняя мой пульс до запредельной частоты:
— Ты уже не спишь? Я думал, что ты проспишь до обеда, как минимум.
— Намекаешь, что я вчера перебрала со спиртным и должна спать мертвецки?
— Заметь, это сказал не я. Как самочувствие?
— Прости за дурной каламбур, но фреш помог освежиться. Во сколько у тебя ужин? Ты отправишь за мной машину или приедешь сам?
— Я думал, что ты захочешь отдохнуть после вчерашнего.
— Но я же должна выполнять обязанности твоей жены по договору?
— Боишься потерять жалование? — позволяет усмехнуться себе Багратов. — Брось, твоё жалование сохранится. Как босс, я разрешаю прогулять тебе однажды. Не думаю, что после вчерашнего ты будешь в состоянии вытерпеть долгий и нудный вечер.
В груди стремительно холодеет, и паника сковывает меня целиком. Липкий страх погребает под собой. Я цепляюсь за телефон пальцами изо всех сил и молю, чтобы мой голос не дрожал:
— После вчерашнего? Что было вчера? Я сказала что-то лишнее?
Багратов не спешит отвечать, а я успеваю провалиться сквозь землю от стыда за эту жалкую минуту, что он молчит.
— Ты жутко молчаливая, когда выпьешь, — спустя неисчислимо большое количество секунд отвечает Багратов. — Тебе лучше остаться дома.
— Я хорошо себя чувствую. К тому же в твоём летнем домике ужасно скучно и нечем себя занять.
— И чем же ты привыкла себя занимать, Соломонова Эрика?
В голосе Багратова слышится скрытая издёвка с иронией. Я хватаю воздух ртом, понимая, что ему ничего не стоит подловить меня и загнать в угол. К тому же я совсем не уверена, что вчера не сболтнула лишнего про Никольского. Это было бы очень-очень плохо…
Та история осталась в прошлом. Мне бы не поверил никто, даже самые близкие люди — родители. Потому что они были очень дружны с Никольским и лебезили перед ним. Я попыталась намекнуть, но родители как всегда, были заняты собой и лишь пожурили меня, что я должна радоваться вниманию такого замечательного, видного и талантливого мужчины, как Никольский. Так что попытки добиться справедливости были пресечены на корню. Прогоняю мрачные мысли, пытаясь сосредоточиться на том, что есть сейчас.
— Так тебе нужна жена в качестве сопровождения, Багратов? Или не нужна? — немного резко спрашиваю я.
— Нужна. Я пришлю к тебе необходимых людей.
По всей видимости, он собирается прощаться, а я напоследок задаю ему ещё один вопрос: