Машина трогается с места.
— И всё-таки, что ты хотел здесь найти?
— Кто сказал, что поиски окончены? — усмехается Багратов. — Участок большой. Мы объедем его с другой стороны и посмотрим, что там.
Не знаю, откуда это в нём — интуиция и обострённое чувство сыщика, но Багратов оказывается прав. К участку можно подъехать с другой стороны, через пустырь, минуя мусорную свалку и небольшую рощицу деревьев.
Здесь тоже стоят ворота и высятся сорняки. Но в засохшей грязи возле ворот виднеются следы шин. Значит, здесь кто-то был. Дамир сбивает замок монтировкой и отпирает ворота. Внедорожник немного подкидывает от ухабов, приходится прорубаться сквозь заросли, словно через джунгли. Но спустя метров пятьдесят, мы оказываемся на довольно просторном участке. Да, у него неухоженный вид, но замок на двери дома висит новый.
— Настал момент для озвучивания твоего странного предположения? — спрашиваю я.
— Я думаю, что твой брат не продавал участок по-настоящему, лишь оформил сделку на липовое лицо. Возможно, это был его запасной план Б или укрытие на всякий случай.
— И что ты хочешь здесь найти?
Я оглядываюсь. Видно, что иногда здесь кто-то бывал. В углу одной из комнат стоит старая деревянная кровать, небольшая электрическая плитка и валяются упаковки от еды быстрого приготовления.
— Здесь пусто, Дамир.
— Ты говорила, что есть цокольный этаж. Только не могу найти дверь с лестницей.
— Она была вон там…
Я решительно иду в одну из угловых комнат. Она заставлена ветхой мебелью. Создаётся впечатление, что в эту комнату просто скинули всё старьё.
— Смотри, Эрика, глубокие царапины на полу. Этот шкаф передвигали.
Дамир решительно сдвигает меня в сторону плечом и налегает на шкаф. Тот поддаётся его усилиям. За шкафом находится дверь. Отворив её, мы замечаем лестницу, ведущую на цокольный этаж. Всё так, как я помню.
— Я пойду первым. Стой и жди сигнала…
Багратов спускается, через несколько секунд я вижу отблеск жёлтого света на лестничных ступеньках.
— Эрика, ты должна это увидеть…
Я спускаюсь следом и замираю, увидев просторное помещение с каким-то оборудованием. Багратов проводит руками по металлическому станку, объясняя:
— На этом оборудовании можно печатать фальшивые деньги. В тех бочках — необходимые химикаты. Бумага и всё остальное тоже здесь! — Багратов обводит рукой помещение. — Вот мы и нашли, куда всё исчезло вместе со смертью твоего брата. Он приостановил дела незадолго до своей смерти, сказав, что ему нужно новое помещение. Якобы за старым ведётся слежка. Потом его убили, и всё пропало — оборудование, деньги, десятки невыполненных заказов.
Багратов ловко лавирует между приборами и останавливается в углу.
— А теперь мне понадобишься ты и твоё фото, Эрика. Здесь сейф. Нужно ввести код.
Я выполню просьбу Багратова, вводя шестизначную цифру, указанную на обороте фотографии. Наверняка это не сработает, но слышится лёгкий щелчок, и дверь сейфа легко поддаётся.
Внутри сейфа на полках пачками лежат деньги — рубли, доллары, евро. Багратов вытаскивает бархатный мешочек, лежащий сбоку от денег, и раскрывает его. Внутри находится горсть бриллиантов. И я понятия не имею, на какую сумму тянет это всё. Есть ещё толстая записная книжка, исписанная бисерным почерком Эда — счета, имена, суммы. Его гроссбух.
— Знаешь, как я познакомился с твоим братом? Заказал ему несколько паспортов для своих людей. Он показал себя очень ответственным партнёром. Именно так мы начали сотрудничать, я иногда выводил деньги, минуя налоги, через его подставную фирму. Внезапно он пропал и парочка крупных переводов зависла в воздухе, — усмехается Багратов. — Потом я пришёл к тебе. Надеялся, что ты знаешь хоть что-то, но потом решил, что фирма, оформленная на твоё имя, тоже неплохо. Я знал, что прибрав деятельность его подставной фирмы себе, с лёгкостью смогу отбить те деньги, которые он украл у меня. Но здесь гораздо больше. Хватит с лихвой. А вот это… — Багратов стучит по гроссбуху Эда. — Его записи — просто подарок судьбы. Теперь я с лёгкостью улажу все неприятности с законом, выторговав для себя поблажки в обмен на имена и оборудование фальшивомонетчика.
Глава 33
Дамир
— О чём задумалась?
Эрика проводит рукой по волосам, поправляя и без того идеальную причёску, переводит задумчивый взгляд на меня, объясняя с грустной улыбкой:
— Я много лет считала, что знаю своего брата. Оказывается, я не знала о нём ничего.
— Ты до последнего не верила, что он замешан во всём?
— Разочаровываться в близких всегда сложно, Дамир, — тихим голосом отвечает она. — Иногда лучше не знать, на что они способны и помнить их с хорошей стороны.
— Говорят, что о мертвецах либо хорошо, либо ничего. Когда на тот свет уходят наши близкие, память сама вымарывает тёмные пятна их биографии. И думая о них, мы видим их в лучшем свете. Никому не хочется, чтобы изнутри полоскало едкой горечью злобы. Мы храним в памяти только самое хорошее, возносим достоинства на пьедестал, и благополучно забываем о недостатках. В этой, отредактированной версии близкого нам человека, очень мало от настоящего.
— Но тем не менее, мне хочется думать об Эде только лучшее. Когда-то мы были друг для друга всем, поддержкой, щитом и даже спасением. Ведь родители витали где-то там, в облаках, или пропадали на богемных тусовках. Очень часто в холодильнике стоял элитный, выдержанный виски или хорошее красное полусухое вино, но не было ни заварки для чая, ни кусочка хлеба! — вздыхает Эрика. — Мы заботились друг о друге. И я лучше буду думать о брате именно так, не затрагивая всю грязь, в которую он меня втянул.
Я обнимаю свою жену, погружаясь в белокурые волосы, пахнущие сладко и нежно.
— Я с тобой согласен. Мне знакомо это чувство.
— Неужели? — Эрика выворачивается так, чтобы встать ко мне лицом и поднимает взгляд, пытая им. Словно пронизывает насквозь и увернуться от ответа уже не получится. — О ком ты думаешь хорошо?
— Об отце, — отвечаю без колебаний. — Во времена развала он лишился работы и начал сильно пить. Колотил меня и маму. Однажды удар вышел слишком сильным, она ударилась виском об угол стола и скончалась на месте. Он подался в бега и попал в автомобильную аварию. Умер до приезда скорой помощи. Он бил нас по-страшному. Синяки не успевали сходить, а поверх них появлялись новые…
Эрика проводит пальцами по моему лицу, словно стирая негативные воспоминания едва ощутимой лаской.
— Но вспоминаю о нём я только хорошее. Он хорошо мастерил игрушки и искусно вырезал по дереву. Я вспоминаю о нём, когда он в детстве подарил мне целую армию деревянных солдат и миниатюрных копий военной техники. Он не высыпался на протяжении нескольких месяцев, чтобы сделать мне этот подарок.
— Это хорошее воспоминание. Я думаю, надо хранить такие моменты, — вздыхает Эрика, обнимая меня.
Я согласен с ней. В последнее время всё чаще нахожу общие точки соприкосновения. Каждый раз, когда наши мысли сходятся, когда она начинает говорить, а я подхватываю, или наоборот, я понимаю, что она — та самая женщина, которую я ждал. Ждал, сам того не зная, что жду особенную. Но теперь я нашёл её и не собираюсь отпускать, что бы она сама ни думала на этот счёт.
Я хорошо изучил Эрику за эти месяцы. Чувствую, что она не договаривает, что собирается с мыслями и силами, чтобы начать разговор. Я не хочу этого разговора. Предчувствую, что в нём для меня будет мало хорошего или не будет совсем.
— Дамир! — Эрика отстраняется и серьёзно смотрит на меня. — Мне нужно с тобой поговорить.
— А мне нужно тебя поцеловать. Я соскучился по тебе… — говорю на быстром выдохе и прижимаюсь к губам жены своими, чтобы лишить возможности отказаться. Не хочу слышать от неё ни единого «нет».
Эрика замирает под напором моих губ, но через мгновение обхватывает плечи пальцами, сминая ткань рубашки. Она словно отпускает себя и позволяет целовать её так, как давно хотел, жадно и безудержно.
Эрика отвечает взахлёб и сама ведёт пальцы вниз, трогая островки пуговиц. Уверен, ловкие пальчики справятся с этой задачей очень быстро. Я подхватываю её на руки и несу вверх, в нашу спальню. Нашу. Одну на двоих. На протяжении нескольких последних дней мне было сложно быть с ней рядом и не иметь возможности приласкать. Эрика выглядела потерянной и всем своим видом просила дать ей паузу. Я дал. Но теперь пора выходить из этого состояния затяжного и показного безразличия.
Мы неравнодушны друг к другу настолько, что когда остервенело избавляемся от одежды, слышится потрескивание электрических зарядов. Воздух становится плотным, густым и тяжёлым. Меня придавливает им сверху. Я становлюсь ещё ближе к Эрике, своей фиктивной-нефиктивной жене.
Последняя деталь одежды летит в сторону. Я подминаю Эрику на руки и опускаю на кровать. Наклоняюсь, позволяя ей ощутить жар и тяжесть своего тела. Моё желание требует немедленных действий, но я притормаживаю, растягивая момент предвкушения. Жена замирает подо мной. Я вижу, что в её взгляде тенями проносятся сомнения, и мне хочется кричать или крушить всё подряд, только чтобы эти тени исчезли навсегда.
Поднимаюсь над Эрикой, обводя взглядом пухлые, приоткрытые губы. Сейчас на ней нет ничего, кроме пары серёжек, браслета и обручального кольца с большим бриллиантом. Моя жена смотрится невероятно дорого, не из-за заоблачной стоимости ювелирных украшений. Её дороговизна в другом — чем обнажённее, тем лучше. Плавные линии миниатюрного тела, волнующие изгибы и завораживающая элегантность во всём, даже в том, как она поправляет волосы.
Наклоняюсь к её губам, согревая их ветерком дыхания. Она послушно подставляется под поцелуй. Разочарованно выдыхает, когда ей не удаётся поймать меня.