Жена поневоле — страница 12 из 71

— Краснов, Евгений! — позвала Кира и помахала рукой знакомому.

— Кира Дмитриевна, здравствуйте, — улыбаясь во все тридцать два зуба, подошел молодой, плечистый парень, но увидев предупреждающий жест телохранителя, остановился.

Кира обернулась и поинтересовалась:

— Виктор, а вы меня до какого места охраняете: до дома, до участка или по времени?

— До участка…

Шагнув за калитку, Кира снова посмотрела на телохранителя.

— … если на участке никого нет.

— Понятно, — смирилась «новая хозяйка», — тогда пойдемте в дом.

Хромая, Кира плелась по дорожке, буквально волоча пакет с продуктами по траве. С разрешения Виктора, Краснов взял у Киры пакет с продуктами, а потом подхватив ее на руки быстро понес к дому.

«— Красота! — подумала Кира, держась за шею улыбающегося Краснова. — Меня, как секс-символ, мужчины буквально носят на руках!»

Поблагодарив Евгения, Кира познакомила его с Николаем и попросила их разобраться с охраной дома и участка, а когда мужчины вышли из дома, стала осторожно подниматься на второй этаж, таща за собой пакет с продуктами — вдруг ей ночью захочется перекусить, а по «телохранительским» правилам нельзя есть продукты, выпавшие из поля зрения телохранителя или оставленные без присмотра — лучше уж она дотащит их в кабинет и оставит под охраной Лариона — съестное он точно не выпустит из поля своего зрения…

Неслышно Виктор вошел в гостиную, сел в кресло, вытянул ноги и закрыл глаза… но сел так, чтобы были видны холл, дверь и лестница — профессионал, он и во сне остается профи.

В отличии от Станислава свою работу Виктор любил и считал интересной. В том «проколе», что недавно случилось с его «объектом охранения», он частично винил себя: по писаным и неписаным законам телохранители должны находиться с «объектом охранения» двадцать четыре часа в сутки (по сменно, конечно), только тогда можно говорить о личной безопасности «объекта охранения», но эти правила по настоянию клиента были нарушены (вряд ли кто-то захочет, чтобы в туалет его сопровождал посторонний человек и находился с ним в одной комнате во время сна или любовных утех — а «утех» у «охраняемого объекта» было предостаточно, каждую ночь и по нескольку часов: со стонами, криками, розовыми, меховыми наручниками и кожаными плеточками) — телохранители охраняли «объект» только после выезда с участка, на участке и в доме «объект охранения» был полностью предоставлен сам себе. И вот что из этого вышло! Второго такого досадного промаха Виктор допустить не мог — поэтому ночи он будет проводить в доме, в гостиной, охраняя покой «новой хозяйки».

А Кира, доковыляв до кабинета, открыла дверь, «сняла» с поста Лариона, сказав волшебное слово «гуляй» и, войдя в кабинет и поставив пакет на письменный стол, повалилась на огромный, кожаный диван, пристроив больную ногу на подлокотник.

Повалилась и закрыла глаза…

Проснулась Кира от громкого собачьего лая и мужских голосов в коридоре. В комнате было сумрачно — вечер плавно перетекал в ночь.

С трудом поднявшись с дивана, Кира открыла дверь и зашикала на Лариона, Николая и Евгения.

— Тихо вы, наверно, все спят давно!

— Некому спать то — вы одна и спите в доме.

— В каком смысле одна? В доме что никого нет, кроме меня?

— Ну да, — Николай не мог взять в толк чем так удивлена «новая хозяйка». — Вячеслав Львович так распорядился.

— Понятно, — протянула Кира и подумала: — «Чтобы ему развлекаться с девицами не мешали».

— Кира Дмитриевна, вы в машине сумку оставили, — Евгений Краснов недовольно протянул ей лакированную сумочку, — там телефон разрывается. Я говорю Николаю, что надо отнести, а он против…

— Конечно против, человек спит, да и Вячеславу Львовичу не понравиться, что его жене ночью посторонние мужчины названивают.

— Пал Палыч не посторонний. Он даже очень близкий…

— Ну, вы еще подеритесь! Детский сад, штаны на лямках!

Оба молодых человека опустили глаза, но каждый остался при своем мнении.

— Ну, раз сил у вас хватает на споры, берите, ка, из спальни шкуры и тащите их куда подальше.

Кира забрала сумочку и сразу проверила печатку Бурмистрова — она и, правда, растеряха и забываха — печатка была на месте, спрятана в бархатный мешочек, мешочек в косметичку. И Кира тут же дала себе слово выучить еще и оба записанных на печатке кода.

Николай и Евгений прошли в спальню Вячеслава Львовича, сгребли все шкуры и отнесли на чердак в кладовку. В спальне стало легче дышать, но ложиться на огромную кровать Кира не решилась.

Выпроводив молодых людей, она вместе с Ларионом закрылась в хозяйском кабинете и смежной с ним спальне, закрыла балконную дверь и, натащив на диван маленьких подушек из спальни, устроилась сверху.

Теперь можно было спокойно позвонить Павлу.

Кира смотрела на телефон и думала — как она скажет ему, что вышла замуж… Его там удар хватит и все немецкие врачи прибегут его откачивать — Дмитрий Викторович уж постарается согнать всех…

Может, не говорить?

Пока он вернется после лечения, может, она уже успеет развестись — во всем разберутся, Вячеслава Львовича выпустят, и они тихонечко разведутся — толи было замужество, толи не было…

«— О-о-о! Вот так молодая жена! Про мужа то я совсем и забыла! Надо было позвонить Борису… как его там… Яковлевичу и все узнать о Вячеславе».

Кира порылась в сумочке, нашла листочек с телефоном и позвонила.

— Здравствуйте, Борис Яковлевич, извините за поздний звонок. Я Кира Дмитриевна Чичерина. Нам сегодня так и не удалось с вами поговорить и познакомиться по ближе…

— Доброй ночи, Кира Дмитриевна, — голос мужчины был тихим и безрадостным. — Да жаль, я все ждал, что вы мне позвоните… Целый день ждал.

Кире Чичериной было бы ужасно стыдно, что за всей этой суматохой первого дня своего замужества, она забыла о муже (деньги проверила, а о Вячеславе забыла), доверила чужому человеку заботу о нем и забыла…

Но сейчас с Борисом Яковлевичем разговаривала совсем даже не Кира Чичерина: добрая, заботливая и совестливая, а огнедышащий дракон в золотой, сверкающей чешуе, по имени Змей Горыныч, поставленный охранять «золотой запас» Вячеслава Львовича Бурмистрова. И этому чешуйчатому, холодному и равнодушному Змею Горынычу было совсем наплевать на отчитывание какого-то там адвокатишки, получающего деньги за свою работу и не желающего уважительно относиться к своему работодателю.

— Борис Яковлевич, вы там ничего не перепутали спросонья, — усмехнулся огнедышащий дракон по имени Змей Горыныч. — Это вы должны были позвонить мне, а лучше приехать и отчитаться о проделанной работе. По-моему, я и Вячеслав Львович платим вам за это зарплату! А если вы не справляетесь с порученной работой и не можете… или не хотите… обеспечить моему мужу комфортное пребывание в следственном изоляторе, то я найду другого, более расторопного и ушлого адвоката своему мужу. Надеюсь, мы поняли друг друга?! Завтра с утра жду вас с отчетом о проделанной работе! За сим, до свидания!

Змей Горыныч погладил себя по чешуйчатой, золотой груди, очень довольный своей жесткостью и превратился в добрую и чуткую Киру Чичерину.

Теперь можно было звонить своему любимому мужчине — Павлу Павловичу Шубину.

16 Вторник

Все это время с его отъезда в Германию на лечение Кира скучала по Павлу Павловичу Шубину — не по тому молодому, надменному красавчику Павлуше Шубину, в которого когда-то была влюблена без памяти, а по взрослому, незнакомому, состоявшемуся мужчине, заставившего ее изменить свои чувства к нему: от слезливой, унижающей жалости и «долговой обязанности» поддерживать больного человека перейти к восхищению его мужеством и упорством, целеустремленностью и терпением, увидеть в нем настоящего мужчину — серьезного, волевого, чуть надменного и чуть властного, но очень привлекательного и мужественного. Она влюбилась в него без памяти, как только смогла разглядеть в этом унылом, худом инвалиде-колясочнике, зацикленном на своей болезни, того единственного мужчину, без которого она дышать не могла… Влюбилась, поверила ему, и дала им обоим шанс быть вместе. И теперь она безумно скучала по его чуть заикающемуся голосу; по серым, внимательным глазам, следящим за ней с любовью; по его осторожным, нежным прикосновеньям к ее телу; по его жарким ласкам и вспышкам страсти, накрывающих их обоих с головой, дарящих наслаждения; по трепетным волнующим поцелуям, по твердым и одновременно чутким рукам, держащим ее руку и гладящим ее кожу… Возможно, это была еще не любовь (по ее мнению), но она была безумно влюблена в этого мужчину-инвалида и, как только поняла это, тут же рассталась с нежным и страстным любовником, с которым была (по своему, телом) счастлива. Ей очень нравилось, что этот властный мужчина, привыкший командовать людьми, становился рядом с ней заботливым и нежным, что сталь в его глазах и железные замки на его сердце плавились под ее требовательными поцелуями и нежными и страстными ласками, чувствуя над ним власть и одновременно признавая его власть над ней. Она могла «вить из него веревки», пользуясь его особым отношением к себе, но до какой-то определенной черты, после которой он замыкался, сжимал кулаки и отводил глаза, голос его становился жестким и равнодушным. И его неподчинение ей и жесткость в каких-то моментах тоже нравились — мужчина должен уметь отстаивать свое мнение и заставлять подчиняться (иначе какой он начальник!), и она с радостью подчинялась ему, когда его руки жадно ласкали ее тело, а губы трепетали от зарождающейся страсти… Кира понимала, что строить отношения со взрослым, состоявшемся мужчиной гораздо сложнее, чем с юношей — тогда она и не думала «строить отношения», они были просто влюблены друг в друга, а отношения строились сами собой, складывались, притирались и склеивались, а теперь все иначе. Но ей нравилось, что у него свое дело, которое он поднял с нуля, за которое он болеет и без которого не представляет себе жизни, что у него карьера и работа главные в жизни и никаких фанатичных увлечений (рыбалка, охота, альпинизм и т. д.) не наблюдалось — красть время у любимых и детей, чтобы побухать с друзьями и посидеть с удочкой из-за пары рыбок, Кира считала преступной тратой времени. Конечно, ей очень хотелось узнать какое место в его жизни теперь занимает она, возможно, не самое главное, но ей очень хотелось, чтобы место это было поближе к первому. Конечно, как мудрая женщина, он