Кира посмотрела на поникшего старого адвоката и поругала себя за болтливость.
— Простите, что я вас расстроила…
— Иди, деточка, иди… — махнул рукой Абрам Ааронович, закрывая глаза другой рукой — и как же это он со своими мемуарами совсем забыл про своих друзей!
22
На обратном пути к дому Бурмистрова, они заехали в полицию, Кира написала заявление о потере паспорта и получила справку.
По дороге позвонила Федину. На звонок он не ответил, но прислал сообщение:
«Не могу говорить. Приеду вечером, скинь адрес».
Послав Федину адрес, Кира облегченно вздохнула — вроде все сделала, но вспомнила о приглашенном гости и попросила остановиться у ближайшего супермаркета: надо же закупить продукты на «званый ужин» и себе перекусить.
Наученная горьким опытом, Кира закупила продукты в два захода, чтобы тащить было полегче — «телохранительские» правила ей определенно не нравились.
Когда она покупала продукты, увидела большую, подарочную коробку элитного английского чая, вспомнила, кто любит такой чай, купила коробку и попросила отвезти ее в частный госпиталь в Мытищи.
Частный госпиталь куда ехала Кира, вернее, ее везли, прятался от любопытных глаз за высоким забором, за высокими густыми елями и зеленой листвой берез. Невысокие, больничные корпуса были выкрашены в разные постельные цвета. Госпиталь существовал на пожертвования юридических и физических лиц и проходили здесь лечения не только участники войн, но и молодые ребята получившие ранения при выполнении служебного задания.
Подъехав к воротам, Кира попросила Олега посигналить и, высунувшись в окошко, помахала рукой охраннику.
— Здравствуйте, Кира Дмитриевна, — открывая ворота, поздоровался охранник, запомнивший эту «дамочку» надолго и наученный горьким опытом не связываться с «родственницей» попечителей госпиталя — это в его смену, когда ее не пропустили к Шубину после положенного времени, Кира устроила сигнально-музыкальную какофонию, включив на полную громкость музыку в «Ягуаре» и сигналя до тех пор, пока у ворот не собралось все «ночное» начальство госпиталя.
Мерседес остановился у административного здания, и Кира, в сопровождении Виктора, похромала в кабинет главврача, неся в руках коробки с английским чаем, печеньем и конфетами.
Инна Валерьевна, как всегда, была на посту.
— Добрый день, Кира, — поздоровалась она, искренне обрадовавшись незваной гостье. — Какими судьбами к нам?
— Вот, — положив на стол коробки, Кира опустилась в кресло. — Здравствуйте, Инна Валерьевна. У меня к вам дело.
Виктор закрыл дверь и замер у двери.
— Присаживайтесь, — предложила профессорша, не знающая «телохранительские» правила, но телохранитель отрицательно покачал головой. Тогда она предложила гостье: — Может чай?
— Спасибо, Инна Валерьевна, вы уж потом сами, без меня… Мне очень нужна ваша консультация по одному вопросу… — Кира повернулась к Виктору и попросила: — Нам надо немного посекретничать, по нашим женским делам, и мне бы не хотелось, чтобы вы слышали разговор. Вы же не оставите нас одних?
Виктор опять отрицательно качнул головой — по «телохранительским» правилам «с «объектом охранения» у телохранителя должен быть визуальный контакт».
Выход нашелся быстро: профессорша достала из ящика стола статоскоп и Виктору ничего не оставалось делать, как превратиться в доктора, вставив в уши «медицинский диагностический прибор для аускультации (выслушивания) звуков, исходящих от сердца, сосудов, легких…».
— В двух словах опишу ситуацию, — отворачиваясь от Виктора, зашептала Кира. — Вчера я вышла замуж…
— Поздравляю! — перебила профессорша. — Надеюсь, за Пал Палыча?
— К сожаленью, нет, Инна Валерьевна.
— Неужели за синеокого Валентина Александровича? — продолжала угадывать профессорша, и, когда Кира отрицательно покачала головой, продолжила: — Жаль, жаль — значит, убежали от них обоих…
— Да нет, Инна Валерьевна, никуда я от Шубина не убежала — он в Германии лечится, а я вот замуж вышла, — Кира повздыхала и продолжила: — брак у нас с Вячеславом фиктивный — его арестовали и, чтобы не бросать имущество без пригляда, он на мне женился, а теперь мы пытаемся вытащить его из тюрьмы, чтобы разжениться.
— Мы это кто?
— Я и Шубин.
— Он все знает и помогает?
— Ну, да. Он такой молодец! Уже с палочками ходит, представляете…
— Представляю, — улыбнулась профессорша, глядя на засветившиеся глаза гостьи. — Главное, вы от него не убегайте, а то пропадет у него цель в восстановлении здоровья и тогда будет совсем плохо.
— Никуда я от него не денусь, — погрустнела Кира, подумав о том, как долго Павлу придется еще лечиться вдали от нее.
— А замуж вышли…
— Ой, да. Так вот о Вячеславе: его обвиняют в ужасном преступлении, но он не виноват — я точно знаю. У него непереносимость вида крови.
— Гематофобия.
— Гематофобия, — повторила Кира, стараясь запомнить. — Я бы хотела узнать — мог ли человек с такой фобией ударить человека ножом? Эта непереносимость у него с детства. И как можно подтвердить наличие этой фобии и подтвердить, что он не мог сделать того, в чем его обвиняют?
— По запросу адвоката мы можем освидетельствовать человека и дать свое заключение. Ударить человека ножом он точно не мог — это одна из десяти самых распространенных фобий, трудно поддающихся лечению.
— Просто я держу это пока в тайне, чтобы был «козырь в рукаве» у адвоката. Значит, по запросу адвоката вы создаете комиссию и выносите свой вердикт?
— Да.
— Спасибо вам огромное, Инна Валерьевна.
— Пал Палычу привет и мои искренние поздравления с успехами.
— Обязательно, сегодня же передам.
23
Наконец-то, они добрались до дома!
Въехав на участок, Кира вышла из машины и, прихрамывая, пошла к дому, но у дверей ее ждал Николай.
Он хмурил брови, обижаясь из-за того, что для частного расследования она наняла детективов из агентства «Панцирь», сняв «тяжкое бремя ответственности» с его плеч и сделав из него домоправителя. Теперь Николай следил за всем и всеми в доме: улаживал конфликты, менял замки, устанавливал решетки и видеокамеры в коридорах, проверял комнаты на наличие «жучков» и видеокамер и даже утверждал меню обеда и ужина.
— Я и сам бы все выяснил! — твердил он, хмуро глядя на расхаживающих по дому и участку молодых, крепких ребят, опрашивающих, фотографирующих, снимающих отпечатки. — Ладно бы еще Валентин Александрович нашим делом занимался — я видел его в деле и доверяю, как настоящему профессионалу. Он что — отказался?
— Валентин… — воспоминание о высоком, широкоплечем мужчине с простоватым лицом, квадратным подбородком и синими, как море, глазами навеяло легкую грустинку в Кирино сердце… «мой милый, славный Ланселот» — так называла она его когда-то, но это было так давно… «- Так! Стоп! — остановила себя Кира. — Ты замужняя женщина! И нечего вспоминать о своих бывших». — Валентин Александрович «временно отсутствует», так сказали в агентстве, и когда вернется неизвестно. Мы и без него справимся.
Но Николай не унимался.
— Ходят по дому посторонние люди, во все суют свой нос. Охранники и телохранители ворчат, обслуга в доме грозится уволиться…
— Кошмар! — притворно-испуганно воскликнула Кира, прижимая руки к груди. — Что же мы делать то без них будем?
— Вы все шутите, Кира Дмитриевна! Заварили кашу, а мне приходится расхлебывать.
— А ты, как хотел? Что бы пришел умный и честный дядя следователь, посмотрел своим соколиным оком на место преступления и — раз, два! — арестовал настоящего преступника?! Это только в плохих фильмах преступники дураки, а полицейские и следователи честные и справедливые ангелы с крылышками — в жизни так не бывает! Лучше иди и из машины пакеты принеси, а то с вашими «телохранительскими» правилами, я скоро спину себе сорву, таская такие тяжеленные сумки. Скоро гость придет, а у нас еще «конь не валялся».
Петр оказался тщедушным, молодым человеком с тусклыми глазами и прыщавым лицом, напускавшим на себя таинственность и гонор бывалого зека — все-то он знает, все видел, во всем участвовал. Но за столом вся его таинственность и гонор бесследно исчезли — он работал ложкой и вилкой, не забывая подливать себе в стопку, с таким завидным упорством, что хозяйка и телохранители только диву давались, и не остановился, пока все тарелки и бутылка не оказались пустыми.
Отвалившись от стола, Петр взглянул на хозяйку осоловелыми глазками и рыгнул.
— Пардон, — закрывая рот рукой, произнес он и милостиво разрешил: — Ну, теперь спрашивайте.
Нахмурив брови от такого наглого поведения гостя, Виктор вопросительно взглянул на хозяйку — не надо ли выгнать взашей прохвоста, но она только слегка качнула головой — похоже, и она научилась читать его мысли.
— Мне бы хотелось узнать у вас, какие порядки на зоне… Видите ли…
— Да не парься хозяйка — все знаю: мужика твоего скоро закроют, вот ты и захотела подсуетиться, чтоб ему, значит, легкую жизнь на зоне устроить. Одобряю — так хорошая баба и должна поступать, пардон, женщина.
— Это еще спорный вопрос: посадят его или нет, — быстро возразила Кира и тут же пожалела, что не сдержалась, — но даже в следственном изоляторе жизнь не похожа на курорт — мне бы хотелось изменить ее к лучшему.
— Если не бьют, значит, житуха нормальная.
Внутренне Кира вздрогнула от такой простой философии и поспешила успокоить свою совесть — деньги, что просил Борис Яковлевич на взятки она все же заплатила, но свидание ей пока не дали — может, тоже заплатить? Надо будет попенять Борису Яковлевичу — пусть расстарается.
— Вроде не должны, а там кто знает…
— Ладно, хозяйка, слушай сюда, — Петр отряхнул с рубашки невидимые крошки и принял важный вид. — Если по-простому, без базара, то все на зоне решают авторитеты — воры в законе. У них авторитет, деньги и власть. Их слово — закон для всей братвы. В каждой тюрьме есть свой назначенный «положенец», следящий за законом. В отряде или в камере главный «бугор» — он следит за порядком и докладывает обо всем «положенцу». Дальше идут козырные — те, которые отчисляют деньги в «общак». Ниже — безденежные «фраера», «блатные», «мужики». Ну, а дальше всякая шушера и «опущенные».