— «Преступление» было совершено вечером, ближе к ночи — мимо охранника и собаки не пройдешь не замеченным — первый обход с собакой в полночь. Значит, успели зайти в дом до этого времени. Давайте попробуем незаметно пройти в дом!
Кира осталась на дорожке у дальней беседки, а детектив с Викторией и Алисой пошли по газону, срезая путь, к служебному входу дома, спустились вниз по ступеням, вошли в дом, попав в подвал, прошли по служебным помещениям, по винтовой лестнице поднялись на чердак.
— Здесь преступник отсиделся, тело лежало вот тут… — Краснов показал на длинную, грубо сколоченную лавку, за которой стоял такой же дощатый пыльный стол и несколько наспех сколоченных табуреток (как они попали на чердак и почему их еще не выбросили оттуда, оставалось загадкой). — Потом преступник с телом спустился на третий…
— А тело то чье, — отвлеченно поинтересовалась Алиса, снимая лавку, стол и табуретки. — Я понимаю, что тело жертвы. А жертва то, кто?
— Кира Дмитриевна, не разрешила рассказывать страшные подробности.
— А вы и не рассказывайте, — вмешалась Вика, — просто скажите, кого же убили в этом доме.
— Никого в этом доме не убили, милые девушки, не волнуйтесь, — вздохнул Краснов. — Преступник перенес тело через забор, тело уже было мертвое.
— Понятно, — кивнула головой младшенькая. — Так кого убили то, мужчину, женщину?
— Да нет, — снова вздохнул Краснов. — девочку лет одиннадцати…
— Ничего себе! — тут же позабыв о съемке, вскинулась Алиса, уставившись на рассказчика широко открытыми голубыми глазами. — «Мамулечка» не говорила об этом — просто сказала, что ее мужа обвиняют в убийстве, которого он не совершал.
— Ну, правильно, — поддакнул Краснов, — не совершал. Его из-за его же денег подставили, а Кира Дмитриевна с Пал Палычем и Константином Александровичем хотят доказать его невиновность, и чтобы обвинения с него сняли.
— Ну, не знаю, — засомневалась Вика. — Что же полицейские сами не разберутся? Это же их работа, они должны…
— Да, мало ли кто, что должен! — перебил ее Краснов и презрительно скривился. — Ваш папаша тоже должен был свою убитую любовницу с ребенком похоронить, но почему-то, не захотел, а Кира Дмитриевна эту женщину с ребенком не разрешила в общей могиле, как бомжей, хоронить и за свои деньги похоронила, причем не малые. Мало ли кто, что должен, девушки… Главное, какие поступки человек совершает! Вот ваша мама, хоть и строгая, но добрая и справедливая — мы с ребятами, охраняя ее, оплошали, а она нас от увольнения спасла — вину на себя взяла и с Пал Палычем из-за нас так ругалась, что даже расстаться с ним пообещала, если он поступит несправедливо. Вот это женщина!
— Мама ругалась? — не поверили дочери. — Да она мухи не обидит!
— Муху, может, и не обидит, — засмеялся Краснов, — а вот с лошадью своей на раз справляется. Я видел — красота!
Девочки смотрели друг на друга и снова не знали, что делать и во что верить — их добрая, безотказная «мамулечка» командует, ругается с мужчинами и ездит верхом на лошади… Преступление, совершенное вне стен этого дома, уже не так сильно интересовало Викторию и Алису, но они дослушали рассказ очень симпатичного детектива до конца и, расставшись с ним у двери второй хозяйской спальни, побежали в дальнюю беседку к матери, чтобы узнать поподробнее об отце, женщине с ребенком, ее убийстве, ссоре с Пал Палычем и лошади — поскольку это все напрямую касалось и их. А «убийство» в доме Бурмистрова было, конечно, ужасным, но лично к ним не имело никакого отношения.
А Евгений Краснов, посмотрев в след сбегающим с лестницы дочерям Киры, поднялся на третий этаж в биллиардную.
Биллиардная завораживала Евгения — он любил в свободное время «погонять шары», ценя азарт игры, точность удара и тяжесть дорогого кия. Стол был действительно великолепный, сделанный из массива дерева на мраморных «колоннах», а не на простых ножках. Он не удержался и провел рукой по краю стола — погладил, когда еще доведется сыграть на биллиарде… Спустился по винтовой лестнице вниз и вернулся к своей машине — рабочий день его только начинался.
Лежа в кабинете, Ларион через закрытую дверь узнал запах молодого человека, который часто подкармливал его печеньем и сушками, и Ларион испытывал к нему симпатию, но сейчас он нес службу, а, как известно: дружба дружбой, а служба службой! Ларион даже хвостом не повилял, сознавая всю серьезность хозяйского поручения.
54
Высокие деревья окружали беседку в глубине участка, почти у самого забора. Одна единственная дорожка вела к ней и заканчивалась у ее порога, поэтому беседка была грустная, неухоженная, заброшенная, но в этой заброшенности и уединенности была своя прелесть: никто здесь не ходил и не мог подслушать «секретные» разговоры.
Кира хотела уйти из беседки, но важный телефонный звонок заставил ее сесть на скамейку и ответить.
— Абрам Ааронович, чем обрадуете? — с замиранием сердца, спросила Кира.
— Обрадую, обрадую! — довольно улыбнулся адвокат Бурмистрова. — Дело почти развалилось. Завтра к вам приедет следователь, будет опрашивать весь персонал, устанавливать алиби вашего мужа на момент смерти жертвы. Предупредите всех чтобы никуда не уходили. Осталось самая малость установить имя и фамилию жертвы.
— А как же… — засомневалась Кира. — Разве уже известно кто это все организовал, и кто виноват в смерти девочки…
— Вам то это зачем? Вячеслава Львовича выпустят, снимут с него обвинения, а следствие пусть ведется — это их дело искать, выяснять, предъявлять. Главное, что он пойдет свидетелем по делу, а не обвиняемым.
— Значит, Вячеслава скоро отпустят, и я смогу уехать отсюда?
— Надеюсь, что дня через два, три обвинения снимут, а вот сколько продлится следствие не могу сказать.
— А как на счет «кое-чего»? Все получилось?
— Да, благодаря вашей сговорчивости, даже свидание вам следователь разрешил.
— А когда?
— Не надо вам туда, Кира Дмитриевна, ездить. Процедура и обстановка там, я вам скажу, пренеприятнейшая, да и Вячеслав Львович против вашего свидания — занимайтесь своими делами, а мы своими, — подытожил Абрам Ааронович.
— Может, передачу собрать и отвезти?
— Не надо, — усмехнулся адвокат Бурмистрова. — Борис Яковлевич старается — каждый день в СИЗО, как на работу, с утра пораньше. Рассказал про ваш развод и похоже очень доволен этим.
— Про развод очень знающий нотариус подсказал — Игорь Юрьевич Костиков, что при разводе имущество до решения суда не подлежит продаже, разделу, обмену и прочее.
— Знаю, знаю, общались — преталантливейший молодой человек.
— Спасибо, Абрам Ааронович, что согласились помочь.
— У нас договор, Кира Дмитриевна.
— Договор, Абрам Ааронович, — подтвердила Кира, — и Кацусика Хокусай.
Поговорив с адвокатом, Кира позвонила Федину, но ничего нового он не сказал — в его задачу не входило найти преступников, главное было снять обвинение с Бурмистрова, и задача эта была выполнена.
— Но как жить, зная, что преступники на свободе?
— Не волнуйтесь, Кира, найдут. Обязательно найдут, — заверил Федин.
Но заверения Федина Киру не успокоили.
Звонить Павлу в таком взволнованном состоянии Кира не хотела — он сразу почувствует ее тревогу, но благоприятная минутка могла и не настать…
— Паш, я на минутку тебя оторву от твоих занятий.
— Лучше на час…
— Даже не рассчитывай! У нас минута. Говорим о главном!
— У меня главное… ты!
— Не надейся, что я скажу тоже самое! У меня главное — Абрам Ааронович обещал, что Вячеслава дня через два-три выпустят! Представляешь?! Потом мы быстренько с ним разведемся и все! Я свободна!
— Ты опять рвешься на свободу? Ты же вчера замуж хотела…
— Вчера хотела, а сегодня уже нет — хочу развестись и уехать куда-нибудь… на море, на солнце, на золотой песочек…
— Легкомысленная ты особа, Кира Чичерина, но я бы на твоем месте не был бы так оптимистично настроен: вдруг твой разлюбезный муженек, посидев в камере и все как следует обдумав, решит с тобой не разводиться.
— Как это? — опешила Кира. — Шубин, это ты нарочно меня пугаешь? Такого не может быть! Мы с Вячеславом обо всем договорились — он выходит, и мы разводимся.
— Я бы на его месте развод тебе не дал.
— Это еще почему?
— Ну, где еще найдешь такую бескорыстную дурочку, которая вытаскивает богатого мужа из тюрьмы, чтобы с ним развестись и не оттяпать у него кусок пожирнее? Другие на твоем месте засадили бы муженька на долгие годы, без права на развод.
— Ну, во-первых, я не другие, — возмутилась Кира, — а во-вторых, ты сначала женись на мне, а потом уже рассуждай. Может, я за тебя замуж еще и не пойду!
— Это почему? — удивился Павел.
— Потому! Минута кончилась! Все, пока, пока…
— Не, не, не, Кир, подожди! Так не честно! Скажи, как девочки отреагировали, что я…ну, что я отец Виктории? Может надо позвонить, поговорить?
— Мне кажется, что они пока это не осознали в полной мере — надо дать им время подумать, во всем разобраться, до завтра хотя бы.
— Может, подарки какие-нибудь…
— Даже не думай! Чтобы тебя за подарки любили? Это ты брось, Шубин! Девчонок задабривать подарками я тебе не дам! Ни тебе, ни Дмитрию Викторовичу… Ой, надо ему позвонить… Все Паш, пока, до вечера!
Кира отключилась и позвонила Дмитрию Викторовичу.
— Я выполнила свое обещание, — без предисловий сообщила она, как будто возобновила прерванный разговор, — рассказала дочерям правду, и Вика теперь знает, что вы ее родной дедушка.
— Спасибо… — только и смог сказать Дмитрий Викторович — горло у него перехватило, на глазах выступили слезы — все, что он так страстно желал — исполнилось: сын встал на ноги, а внучка узнала, что они родственники. Что еще он может сделать для этой женщины, подарившей ему самое дорогое в жизни — семью…
Подбежавшие дочери, засыпали Киру вопросами, и ей пришлось долго отвечать и рассказывать, в общих чертах, конечно, не вдаваясь в трагично-криминальные подробности…