— Бедная женщина… — выходя из кабинета и пряча иконки в карман, тихо произнес следователь, но которую из двух женщин он имел в виду, он и сам не знал — обеих ему было жалко, но по-разному…
62
Как всегда, на его долю выпало самое сложное!
После разговора с Константином Александровичем Лаврентий впервые за последние годы не знал, как поступить в сложившихся обстоятельствах.
Как сказать матери, что ее дочь убита?!
Убита с особой жестокостью и ее же собственным отцом!..
Смешно загребая короткими ножками, Лаврентий метался по холлу, не решаясь войти в гостиную и встретиться глазами со своей бывшей одноклассницей.
Одноклассницей! Когда это было?! Больше двадцати лет назад — очень давно, в другой жизни… Их ничего не связывает в этой жизни — только воспоминания! Тогда что он так переживает?!
Наконец, Лаврентий успокоился, открыл дверь гостиной и остановился на пороге.
Катерина сидела в кресле, гладила свернувшуюся у нее на коленях палевую лупоглазую собачку и невидящим взглядом смотрела в противоположную стену.
Не зная, как начать трудный разговор, Лаврентий подошел к креслу и осторожно положил короткую ручку на плечо задумавшейся женщины.
— Майка умерла? — не отрывая глаз от стены, с убийственной покорностью спросила Катерина. Рука ее дрогнула, и, почувствовав перемену настроения, собачка тут же вскочила на тоненькие кривенькие лапки и принялась лизать лицо женщины. — Я еще вчера знала это…
— Как вчера? — искренне удивился Лаврентий — он узнал это несколько минут назад, а во всякие предчувствия и мистификацию он никогда не верил.
— Ложилась вчера спать и уже знала, что с ней что-то случилось… А сегодня утром, когда услышала разговор про зарезанную девочку, окончательно поняла, что Майки уже нет на свете. Это меня Бог наказал, за то, что родила ребенка без брака… дал девочку — единственную радость в жизни и забрал…
Все это она говорила с покорным равнодушием смирившегося со своим горем человека, и этот остановившийся взгляд, и эта унылая покорность напугали Лаврентия.
— Катерина, — потрепал он женщину по плечу, пытаясь пробудить в ней другие эмоции, — ну, что ж теперь делать… раз все так получилось. Но ты же не думаешь, что это Слава мог совершить такое?
— Нет, что ты — он не мог… — женщина погладила собачку и опустила ее на пол. Еврик с громким лаем понесся наверх к своему новому, лохматому другу. — Зачем мне теперь жить на свете? А?
— Как это зачем? — задав вопрос, Лаврентий сразу не смог дать на него ответ — у Катерины не было ни мужа, ни родителей, ни других детей — дочь была единственным, родным человеком для нее. Теперь она ее потеряла и осталась совсем одна. — Ты красивая женщина, Катя, — может, еще выйдешь замуж, если своих детей не будет, воспитаешь детей мужа или усыновите ребеночка. Мы со Славой тебе поможем деньгами…
— Надо бы похоронить Майку поскорее, — не слушая друга детства, со светлой отрешенностью произнесла убитая горем мать и посмотрела в окно, — я за могилкой ее ухаживать стану… цветочки посажу — Майка любила цветочки, собирала букеты и расставляла их по комнатам.
— Да, да, конечно. Я все сделаю, не волнуйся ни о чем!
Она и не волновалась. Сердце ее, наконец-то, перестало болеть — все это время неизвестность о судьбе дочери грызла его изнутри, оставляя лишь тоненькую, трепещущую от нехорошего предчувствия оболочку. Когда стало ясно, что дочери больше нет — сердце перестало болеть. Оно просто окаменело от горя, а каменное сердце не болит и ничего не чувствует…
63
Напуганная предостережениями Федина, Кира всей кожей чувствовала угрозу собственной безопасности и безопасности своих дочерей. Угрозу не мифическую — где-то там за горами в дальнем далеке, а реальную, ощутимую и неумолимо надвигающуюся — словно уже стояла она, угроза, за дверью дома, помахивала ручкой и скалила беззубый рот.
Позвонив дочерям, Кира без сил опустилась на диван.
«— Кому верить? Кто поможет справиться с этой угрозой? — в растерянности думала она, перебирая в памяти людей, способных защитить ее от опасности. — Надо срочно переключиться на что-нибудь другое: например, на собственную безопасность! Как же мне выпутаться из этой ситуации и защитить себя и своих дочерей? Спасение утопающих — в руках самих утопающих…»
Поднявшись на третий этаж, Кира отыскала в библиотеке «Полную энциклопедию оружия», села в кресло и углубилась в чтение.
— Мама! Это невозможно! — Виктория распахнула дверь в кабинет и остановилась на пороге — матери в комнате не было! Она откинула со лба челку и нахмурилась. — Ларион, где мама? — обернувшись, спросила она у собаки, развалившейся на ковре в коридоре у лестницы, и строгим голосом приказала: — Найди мне маму.
Но собака не двинулась с места — он и так всю ночь караулил — пес просто поднял голову и гавкнул в сторону лестницы, поднимающейся на третий этаж, и снова положил голову на ковер — дневной сон очень важная часть его службы: ведь ночью ему приходиться сторожить дом и спать лишь одним глазом. К тому же встать ему мешал развалившийся на его пушистом хвосте Еврик — не найдя во всем доме более теплого и защищенного места он устроился на хвосте своего «друга и телохранителя» и, уткнувшись носом в волнистую, рыжую шерсть, похрапывал во сне.
Виктория побежала вверх по лестнице и стала по очереди заглядывать во все двери на третьем этаже.
— Ага, попалась! Вот ты где спряталась! — радостно воскликнула она, обнаружив искомого человека в библиотеке.
Кира вздрогнула, большая, толстая книга захлопнулась и поехала с колен, но она ее удержала и двумя руками прижала к груди.
— Мама! Это просто невозможно! — недовольно повторила Виктория и, автоматически прочитав название книги, тут же забыла все свои невысказанные претензии. — С каких пор ты стала увлекаться оружием? — подозрительно поинтересовалась она, подходя к креслу и протягивая руку к толстой энциклопедии. — На тебя так повлияло это скоропалительное замужество и количество охранников в доме, что ты решила восполнить пробелы в знаниях и общаться с ними на одном и том же языке?
— Ты что-то хотела? — вставая с кресла, спросила Кира у дочери, демонстративно убирая книгу на полку.
— Ах, да! — Виктория вспомнила свое недовольство, но теперь, после увиденного, оно почему-то не вызвало у нее былого неприятия. — Я хотела пожаловаться на твоего охранника… Представляешь! Вместо того, чтобы идти подальше от нас, рядом с бабушкой и дедушкой, твой Николай всюду таскался за нами с Романом, не давая нам ни минуты побыть наедине. Даже в кино с нами увязался!
— И правильно сделал. Николай телохранитель, а не охранник.
— Как это правильно? — шоколадные глаза дочери смотрели на мать очень строго, как на маленького провинившегося ребенка, и Кира смутилась.
— Послушай, Вика… Некоторое время вам с Алисой придется ограничить свои поездки в город и смириться с присутствием телохранителей. Это не значит, что вы должны их не замечать или, Боже вас упаси, строить козни и пытаться улизнуть от их опеки — речь идет о ваших жизнях и вы, как девочки серьезные и умные, должны понимать всю опасность таких поступков…
— Нас что могут похитить?
— Ну, это вряд ли… но нам необходимо исключить все варианты — в том числе и этот, чтобы не подвергаться давлению и шантажу со стороны заинтересованных лиц.
— Забавно!
— Ничего забавного в этом нет! — теперь Кира рассердилась не на шутку — она хмурилась и в упор смотрела на дочь. — Для того, чтобы завладеть имуществом Вячеслава Львовича, преступники пошли на убийство! На убийство ребенка! Пойми это, пожалуйста…
— Так зачем же ты ввязалась во все это, если это для нас так опасно?
Рассудительность старшей дочери всегда удивляла Киру — Виктория всегда знала, чего хотела, и приводила такие убедительные доводы в свое оправдание или в обоснование своего решения, что родители и бабушка с дедушкой только разводили руками, признавая их справедливость (лишь влюбленность затуманивала голову Виктории, заполняя собой каждую клеточку мозга).
— А ты бы бросила своего друга в беде? Отказала бы ему в просьбе, сказав: «Прости, дорогой, но это твои проблемы! Мне, конечно, было приятно с тобой общаться, получать от тебя подарки, но! Я не виновата, что тебя подставили, и выбирайся из этого дерьма сам — руки я тебе не подам! А вот когда выберешься, отмоешься, надушишься духами, тогда и приходи — я с радостью открою для тебя двери своего дома». Мне надо было так поступить с Вячеславом Львовичем?
На этот вопрос сразу Виктория не ответила.
— Не знаю… — задумчиво произнесла она и немного помолчала. — Возможно, я поступила бы так же, но подвергать свою жизнь и жизни близких опасности — это не выход из ситуации, а лишь обострение ее.
— Согласна, но ни моей, ни вашим жизням ничего не грозит — день-два и все выяснится, Вячеслава Львовича освободят… А пока нам надо исключить все непредвиденные возможности. И лучше это сделать совместно с профессионалами, чем отвлекать их на войну с нами, усложняя и без того их нелегкие обязанности.
— Я все поняла и, если хочешь, поговорю с Алисой. Хотя лучше ее сейчас не отвлекать: она закопалась в своих фотографиях после полета на воздушном шаре и дней пять из комнаты уж точно не выйдет.
— Ты умница! Когда включаешь голову… — Кира поцеловала дочь и пообещала: — Как только я немного разберусь со своими делами, мы поедем с тобой на конюшню, ты заберешь своего говорящего попугая и выберешь себе лошадку.
— Ты хочешь купить мне настоящую лошадь? — искренне удивилась Виктория.
— Если ты захочешь.
— Конечно, захочу, но… А деньги? Ведь лошадь, наверно, дорого стоит.
— Ничего, конюшня начинает приносить прибыль.
— Это хорошо — значит, у меня будет место работы на время учебы и по окончании Ветеринарной Академии. Ты же не думаешь, что я все шесть лет буду сидеть на твоей шее? Я поняла, почему ты согласилась на этот брак, — Виктория посмотрела на мать с нескрываемым уважением, — кроме всего, о чем уже говорилось, ты хотела обеспечить наше с Лиской будущее: новая, роскошная квартира, престижные институты и все такое… Теперь ясно, о к