аком соглашении и браке по расчету ты нам твердила!
Кира не стала разубеждать дочь — в какой-то мере она права: двадцать пять тысяч долларов в месяц хорошая плата за работу Змея Горыныча.
Ларион внизу громко залаял, Еврик вторил ему тоненьким заливистым лаем, с перепугу подвывая и не понимая из-за чего его скинули с хвоста и устроили весь этот сыр-бор — мать и дочь разом повернулись к двери.
— Пойдем, посмотрим…
Они вышли из библиотеки и спустились на один этаж вниз.
64
— Кира Дмитриевна! — Лаврентий стоял на ступенях лестницы и с опаской поглядывал на лающих собак, закрывая уши маленькими ручками. — Спуститесь, пожалуйста!
— Сейчас!
— Тебе обязательно с ним говорить? — тихо спросила Виктория, жалостливо глядя на мать бархатными, цвета горького шоколада глазами. — Я видела его всего несколько минут в гостиной с женщиной — он мне ужасно не понравился. Такой двуликий типус…
Благодаря своему временному увечью: ее естественная хромота и настоящая боль, возникающая при ходьбе, делали ее немного неуклюжей и зависимой от других людей (даже маленькая ступенька становилась для нее непреодолимым препятствием), чувства жалости и сострадания, возникающие в людях по мимо их воли при ее появлении, позволили Кире лучше понять приспособленчество и маленькие хитрости Лаврентия Павловича, во всю пользующегося человеческой жалостью, вызываемой его неординарной внешностью. Например, он прекрасно справлялся с высоким креслом в своем кабинете или в столовой дома Бурмистрова, доставая из-под него скамеечку, но иногда в присутствии людей (Кира была уверена, что делает он это нарочно) упрямо карабкался на кресло, забыв подставить скамеечку, и так укоризненно смотрел на гостей, ожидая их помощи, что кто-то обязательно бросался на помощь. Они с Виктором на эти уловки не поддавались — телохранитель делал вид, что не видит «проблемы», а Кира смотрела в глаза карлику, с интересом ожидая продолжения разыгрываемого спектакля.
— Не будем обсуждать взрослых, — понизив голос, сделала замечание Кира и призналась: — Я от него тоже не в восторге, но что делать — он друг Вячеслава Львовича. К тому же у него, наверняка, ко мне есть какое-то дело.
Виктория понимающе улыбнулась и ушла в свою комнату.
Навстречу ей из своей спальни выбежала Алиса.
— Мы на прогулку! — проинформировала она мать и крикнула: — Ребята, гулять!
Палевым клубком на тонких ножках Еврик покатился по коридору, радостно прыгнул на Киру, понесся вниз по лестнице за Алисой, мимоходом облаял, стоящего с открытым ртом, Лаврентия (видно он что-то хотел сказать Алисе, но не успел — «ураган по имени Алиса» промчался мимо) и вылетел в открытую дверь дома. Ларион же замер в дверях кабинета, с завистью поглядывая на разбитного друга, но долг не разрешал ему покинуть доверенный хозяйкой пост. Он сел, преданно глядя на приближающуюся хозяйку — каждая шерстинка его роскошной рыжей шерсти стремилась на улицу, но ум и верное сердце держали в лапах свои желания. Собачья морда выражала такую расстроенную покорность, что Кира не выдержала и улыбнулась.
— Иди, гуляй, — отпустила она собаку, и пес тут же сорвался с места и пулей понесся вниз по лестнице.
Завидуя дочерям, Кира спустилась в гостиную.
— Вы уже знаете, Кира Дмитриевна, — тихо начал Лаврентий, искоса поглядывая на сидящую в кресле Катерину, — что, возможно, самые худшие предположения вашего драгоценного следователя подтвердятся. Мы с Катериной сейчас поедем в морг на опознание и, если все подтвердится, я…если нам разрешат, займусь похоронами девочки. Нам с вами надо решить много вопросов.
«— Причем здесь я? — хотела спросить Кира, но вовремя сдержалась».
— Не в моей компетенции решать какие-то вопросы.
— Но Катерина в таком состоянии… Как бы вы поступили на ее…
— Не продолжайте! — недовольно перебила его Кира и трижды постучала по деревянной ручке кресла. — Мне кажется, Лаврентий Павлович, что задавать такие вопросы не очень корректно. С вашим опытом вы вполне справитесь с этой проблемой без моего участия.
— Извините, ради Бога, если я вас невольно обидел, — скромно потупив глаза, Лаврентий приложил маленькие ручки к груди, но в его раскаяние Кира не поверила — прозвище «двуликий Янус» было дано совершенно верно. — Конечно, я понимаю, что экспертизы, похороны, поминки — это, не ваше дело, но с другой стороны Майя дочь Славы — вашего мужа, и это все напрямую касается вашей семьи…
— Скажите проще, чего вы хотите? Денег или моего участия во всем этом?
— И того и другого… — волнующий голос приобрел мягкие, просительные нотки, но Кира снова не поддалась на уловку.
— Насчет денег поговорите с Вячеславом, а участие… Думаю, мое участие ни к чему хорошему не приведет — Екатерина Ивановна все должна решать сама, к тому же, я для нее, как и она для меня, чужой человек…
— Но Славе она не чужая.
Промолчав, Кира отвернулась к окну и вновь позавидовала дочерям: Виктория читает, Алиса гуляет, а ей приходится выслушивать такой бред — родные и близкие должны заниматься похоронами родственников, а не чужие люди.
Но от Лаврентия еще так просто никто не отделывался — хватка у него была бульдожья.
— Узнав о случившимся, я рассказал все Борису Яковлевичу, он как раз ехал в СИЗО… Насчет денег Слава не возражает, но похоже новость о том, что убитая девочка его родная дочь, настолько выбила его из колеи, что он немного не в себе — твердит о каком-то Змее Горыныче, говорит у него голов и возможностей больше, чем у него — вот пусть он и решает, как поступить. Так, что на счет денег, Кира Дмитриевна?
— Надо посоветоваться со Змеем Горынычем, — улыбнулась Кира своей шутке, но гостю шутка не понравилась — он скривился, будто глотнул из бутылки уксуса. И Кира тут же решила, что не будет тратить на похороны деньги из сейфа — в конце концов, это вполне законные траты, и их можно будет оплатить карточкой или по безналичному расчету.
— И вы туда же? Не ожидал от вас Кира Дмитриевна такого легкомысленного подхода к серьезному делу!
— Похороны скорее печальное дело, чем серьезное, но, по вашему настоянию, будем подходить к ним серьезно. Я тут посоветовалась со Змеем Горынычем, и мы решили: оплатить все затраты на похороны дочери Вячеслава, только все расходные документы я оставлю у себя.
От такой деловой серьезности Лаврентий немного опешил.
— Но все расходы на похороны не учтешь…
— Вы меня разочаровываете, Лаврентий Павлович! Так легкомысленно подходите к серьезному делу! Я понимаю ваши переживания и поэтому еще раз вам повторяю: расходные документы, чеки, квитанции я оплачу деньгами с карточки, оставив документы у себя для отчета о денежных тратах перед Вячеславом. И еще… сообщите мне, когда будут забирать тело из морга — мне надо проститься с девочкой.
Этот разговор о похоронный затратах заставил Лаврентия крепко задуматься — с деньгами эта женщина расставалась еще более неохотно, чем ее прижимистый муж.
Да-а, ручка у этой дамочки и, правда, была железная…
65
— Мам, что я нашла! — радостно зашептала Алиса, вбегая в гостиную. — Вернее, не я нашла, а Еврик.
Лицо девочки-подростка стало серьезным, большие, голубые глаза смотрели совсем по-взрослому. Алиса не остановилась в гостиной, а пошла дальше в небольшую комнату-кабинет, специально отведенную для курения. Она впустила в комнату мать, собак и плотно закрыла дверь, но этого показалось ей мало, и она закрыла окно, задернув его тонкой занавесью.
— Я понимаю, что это не наше, — начала она, повернувшись спиной к окну, — но они так красивы, что появилось желание оставить все это себе.
С трудом достав из кармана джинсов небольшой цилиндрический контейнер, Алиса отвернула стальную крышку и вынула из него бархатный мешочек. Пальцы ее подрагивали, развязывая тесемки.
— Я кидала собакам палки, — поясняла она, встряхивая головой, пытаясь откинуть с лица светло-русые кудряшки, — а потом мы пошли в беседку, но не в ту, что в саду между яблонь и вишен, а в дальнюю, которая в лесу… Ну, там, где ты сидела, я села на скамейку, а собаки стали бегать вокруг. Потом Еврик стал рыть землю под беседкой и Ларион тоже — он наверно подумал, что это игра такая… Я посмотрела, а в яме вот это!
Из мешочка на ладонь осторожно Алиса вытряхнула несколько довольно больших разноцветных камушков: синих, красных и зеленых.
— Ух, ты! Прелесть какая! — восхитилась Кира, любуясь искрящимися драгоценными камнями.
— И я думаю, что прелесть… — уныло согласилась девочка-подросток и с надеждой посмотрела на мать. — Оставить себе мы их, конечно же, не можем?
— Не можем.
Кира хорошо понимала, какие чувства бурлят в душе дочери, и от нее зависело во что сейчас они превратятся: в зависть и жадность или в разумное восхищение и равнодушное созерцание.
— Они очень красивы, но ты же понимаешь, что это чужие камни — нам они не принадлежат, и мы с тобой можем ими только любоваться.
— Понимаю…
— Не хочется тебя огорчать, милая, но скажу больше: этот дом, участок, машины тоже нам не принадлежат — так что, не стоит относиться к этому, как к своему, когда-нибудь нам придется с этим расстаться, и мне бы очень хотелось, чтобы расстались мы со всем этим без сожаления. У нас есть наша квартира на Цветном бульваре, куда скоро переедут бабушка с дедушкой, а мы будем жить в огромной, четырехкомнатной квартире на Динамо. У тебя и Вики будут свои комнаты, появятся новые друзья…
— А как же школа? Мы пойдем в новую школу?
— Как захотите — я могу отвозить вас по утрам в старую школу.
— Но «Ягуар» наш?
— Наш, — улыбнулась Кира, — а еще половина конюшни с двенадцатью лошадьми, один говорящий попугай, кот Маркиз и кобылка Дебби Слай.
В отличии от Виктории, конюшня, лошади, кот и попугай Алису не обрадовали и на подвиги не вдохновили, она предпочитала иметь что-нибудь более существенное и не живое (дом, например, или квартиру), и стала еще задумчивей.