— Да, да, конечно… — быстро согласился Лаврентий Павлович, но поскольку между ними было что-то вроде войны, он не упустил возможность ткнуть противника носом в его проступок. — Ну, вы и учудили, Кира Дмитриевна, с подарочками явились — это же не день рождения, да и наряд у вас прямо скажем… не соответствует месту. Особенно платочек!
— Вам не нравится мой платочек? — довольно равнодушно поинтересовалась Кира. — А подарочки… дети любят подарки, даже после смерти…
— Ну, почему, платочек очень даже ничего, — ехидненько усмехнулся друг Бурмистрова. — В байкерской среде он, наверно, произвел фурор! Позвольте поинтересоваться, уважаемая Кира Дмитриевна, где же вы пропадали всю ночь? Охрана сбилась с ног разыскивая вас! До вас нельзя было никак дозвониться! Я звонил двадцать раз — мне срочно нужно было решить с вами важные вопросы по похоронам — вы же были «недоступны» всю ночь! Судя по виду, вы сбежали на байкерские покатушки? А мой друг в курсе «ночных развлечений» его молодой жены?
Звонкая увесистая пощечина была ответом на хамство.
Ручка у Киры была тяжелая, и от «знакомства» с ней голова Лаврентия Павловича так сильно мотнулась в сторону, что он еле устоял на маленьких ножках.
— В следующий раз, если вы будете говорить обо мне гадости, выдумывать и распространять обо мне слухи, порочащие мою репутацию, я вызову вас на дуэль, Лаврентий Павлович, и мы будем с вами стреляться! А сейчас застрелить вас у меня не получится… — Кира достала из сумки пистолет, и протянула его Николаю, глаза у Лаврентия выпучились от испуга и неожиданности, и он сделал несколько шагов назад — чего-чего, а пистолета в дамской сумочке увидеть он не ожидал, — все пульки ушли на преступников и крыс. Пусть побудет у тебя, от греха подальше, — обратилась она к Николаю, — надо отдать его Евгению… Поехали, Николаша, в парикмахерскую! Головку мою распрекрасную приведем в порядок, а то девочки испугаются моего байкерского видочка…
Кира повернулась и шагнула за порог, но сделав несколько шагов по дорожке обернулась. Сверху вниз она устало посмотрела в глаза насмехавшегося над ней человека и медленно стянула цветастый платок с головы.
— Так вам лучше видно в каких «ночных развлечениях» сегодня ночью побывала молодая жена вашего друга? — равнодушно спросила она и пояснила: — Убить меня хотели, Лавруша, да не вышло…
И Кира медленно пошла к машине за Николаем, на ходу повязывая шелковый, цветастый платок на голову.
С открытым ртом, молча, стоял Лаврентий Павлович на пороге комнаты «прощаний», держась за покрасневшую щеку и растерянно глядя в спину молодой еще, такой обыкновенной на первый взгляд, но такой не понятной сейчас для него и, как оказалось, такой воинственной, вооруженной женщине-амазонке с седыми, старушечьими прядями на висках…
76
Всю дорогу до Южного Бутово Кира пыталась дозвониться Павлу, но…
Она оставила ему еще сообщение, потом еще одно, а когда вышла из машины и пошла по дорожке к дому, раздался телефонный звонок.
Не глядя на номер, Кира быстро ответила, но вместо ожидаемого знакомого голоса Шубина в телефоне на нее обрушилась тишина.
— Я слушаю! Говорите! — громко заговорила Кира, думая, что это неполадки со связью.
И вдруг, тишина в трубке стала какая-то торжественно-умиротворяющая и радостная, где-то далеко-далеко и высоко-высоко еле слышно донесся чей-то смех и голоса и в телефоне раздался до боли знакомый и любимый голос…
— Кирочка, деточка моя, я тебя люблю…
— Бабулечка! — ахнула Кира и быстро-быстро заговорила: — И я тебя люблю! Люблю и помню! У нас все хорошо! Не волнуйся о нас! О Майе позаботься, пожалуйста, ей сейчас одиноко и страшно… Бабулечка! Ты слышишь?
— Да, детка. У тебя все будет хорошо! Главное: «не обижать живое и неживое»…
— И «держать спину»…
— Умница…
В телефоне все смолкло и отключилось.
Кира машинально посмотрела на номер — номер был с двумя пятерками на конце, тот который она купила для телефончика Майи.
Вытирая слезы, катившиеся по щекам, Кира подняла голову и посмотрела в небо. В высоком голубом небе неспешно плыли белые пушистые облака, ярко светило солнце, и было так возвышенно и безмятежно прекрасно, что Кира на минутку задумалась о вечном…
— Спасибо! — поблагодарила она Бога, за возможность поговорить с близким родным человеком…
Кира еще постояла немного, глядя в небо, мысленно поговорила с бабушкой и Майей, попросила их подружиться и не волноваться о них, пообещала быть «хорошей девочкой» и повнимательнее относиться к родителям.
Постояла, повздыхала и пошла к дому.
В доме Бурмистрова все было по-прежнему: недовольная экономка, обиженная горничная и очень чувствительная повариха — женщины постоянно находились в доме, и избавиться от их присутствия не было никакой возможности, но Киру теперь их присутствие и пустая болтовня больше не раздражали.
— Кира Дмитриевна, — заныла повариха, лишь только хозяйка переступила порог дома, — девочки так плохо едят — что ни приготовь, воротят носы… А ведь я долго работала в ресторане «Арагви» — там плохих поваров не держат. Вячеслав Львович всегда был доволен моей готовкой!
— Простите их Лидия Владленовна, — не останавливаясь в холле, извинилась за поведение дочерей Кира и, войдя в гостиную, предложила тащившейся за ней следом поварихе: — Может, стоит готовить еду попроще: салатики, отварную картошечку с укропчиком или жареную с мясом, курицу, но не в апельсинах и ананасах, а чесноком… И поменьше всяких пряных трав.
— Но они полезны для растущего организма! — обиженно воскликнула женщина, складывая на груди пухлые руки.
— Конечно, полезны, но вряд ли дети по достоинству оценят их вкус и полезность. Давайте все же ограничимся простой едой, а всякие травки можно положить на стол на отдельной тарелке — кому надо, тот возьмет. Кстати, что у нас сегодня на ужин?
— Для вас — салат из авокадо с креветками и мидии в белом вине «Маринара».
— Так… — обреченно вздохнула Кира. — А что вы готовите всем остальным?
— Овощной салат и отварное филе лосося в соусе «паприка» с картофельным гратаном.
— С картофельным чем?
— Гратаном… — повариха восприняла хозяйское незнание, как оскорбление. — Картофель надо натереть на крупной терке, выложить на противень, залить сливками, посыпать тертым сыром и выпекать в духовке. И десерт — тарталетки с бананово-ягодным кремом.
— Значит, так, Лидия Владленовна, мидии, салат с креветками и десерт отменяется — мы с девочками будем есть тоже самое, что и все.
— Но, как же… продукты для вас уже закуплены?
— Все просто — если вам хочется с этим возиться — приготовьте, кто-нибудь их съест. А на будущее, Лидия Владленовна, учтите — все изыски в этом доме, до особых распоряжений, отменяются!
— Но Вячеслав Львович…
— Он сейчас в следственном изоляторе — на завтрак и ужин получает положенный горячий чай в алюминиевой кружке и птюху. Ему сейчас не до разносолов: картошка в мундире да колбаска «Докторская» — вот предел кулинарных изысков и его мечтаний. В тюрьме, дорогая моя, гурманов и приверед не бывает — они быстро забывают свои привычки. Так что… «Проще надо быть, Лида! Проще…»
После такого экскурса в тюремные казематы и хозяйского панибратства повариха замерла с открытым ртом, а Кира, довольная произведенным эффектом, поднялась на второй этаж и прямиком отправилась в душ — наконец то, она смоет с себя въевшийся запах паленого, пепел, тяжелые воспоминания о прошлой ночи и отдохнет!
Но, услышав радостный лай Лариона, Виктория и Алиса выскочили из своих комнат.
— Мам, так не честно! — тут же ополчилась на мать Алиса, как только Кира вышла из душа в широченном махровом халате и с полотенцем на голове. — Ты нарушаешь наши традиции! Первое Сентября мы всегда празднуем все вместе, а ты уехала неизвестно куда!
— Лиска, отстань от мамы — видишь, она устала, — вступилась за мать рассудительная Виктория, она все замечала (Кира похвалила себя, что не послушалась Николая и заехала в парикмахерскую покрасить волосы — чтобы сказали дочери, увидев ее поседевшей раньше времени), всем сочувствовала и, восстанавливая справедливость, добавила: — Папы, между прочем, тоже не было с нами, но ты его не упрекала, когда он тебе звонил. Так что не надо обострять! Мы хорошо провели время с бабушкой и дедушкой…
— Классно провели! — перебила сестру нетерпеливая Алиса. — Сначала поехали на вокзал провожать Ромку, а потом мы все ходили в Макдоналдс! Наелись вкусняшек! Представляешь, мам?! Мы — это я, Вика, бабушка с дедушкой, Виктор и Стас…
— Виктор Михайлович, — машинально поправила Кира, желая побыстрее закончить неприятный разговор — воспоминания о бывшем муже навевали на нее уныние и скуку.
— Ну, Виктор Михайлович, — покладисто согласилась младшая дочь.
Они были такие разные — ее дочери: Виктория невысокая, фигуристая шатенка с внимательными, шоколадными глазами, Алиса длинноногая худышка со светло-русыми волосами и задорными голубыми глазами. И интересы у них были разные: Вика любила животных, Алиса увлекалась фотографией, но это не мешало им дружно жить в одной комнате, хотя и разделенной невидимой границей пополам — на одной половине поддерживался идеальный порядок, на второй процветал бедлам, и все стены были увешаны фотографиями.
— Хотя сам он сказал, что называть его — Виктором! — уточнила Алиса — для нее телохранитель был не просто охранником, но еще и наставником: о съемках он знал столько, что она только диву давалась — подлетела к матери и повисла у нее на шее. — Мамулечка! Не отдавай никому Виктора Михайловича! Ну, пожалуйста! Знаешь, как мне девчонки в классе завидуют — шестисотый «Мерседес» и дядечка-охранник с пистолетом!
И тут Кира отчетливо поняла, что ее дочери начали привыкать к богатству — почувствовали себя «хозяйками жизни» и в них начали зарождаться снобизм и пренебрежительное неуважение к людям, выполняющим свои обязанности по обеспечению их комфортной жизни. Срочно надо с этим бороться! Но как?