-Ну, что. Раскрытие у нас в три пальца есть. Сейчас проколем пузырь, поставим капельницу и сегодня уже узнаем, какую ленточку папке на выписку покупать.
-То есть я рожаю? – удивленно уточняю.
-А то! Давай на пост шуруй, оформляйся, потом в душевую, потом в предродовую. Давай-давай шевелись, Брониславкая! Фамилия-то какая у тебя красивая, мужа Славиком зовут?
-Нет. Игорь.
-О, у моего сына такое же имя. Воин! Все, вперед, будем Игоревича ждать.
-Или Игоревну.
-Или ее.
Документы оформили быстро, отправили в душ, провели одну неприятную процедуру, потом погнали в предродовую. Там меня уже поджидала Раиса Витальевна. Опять кресло, какие-то манипуляции вне моих глаз. Помогли слезть, указали на какую кровать ложиться. Тут прибежала молодая медсестра, с улыбкой воткнула в вену иглу, пододвинула штатив с капельницей и убежала. В палате я была одна, словно в этот день никто больше рожать не собирался.
Первые тридцать минут было нормально, я подремала. Проснувшись, ощутила, как схватки стали болезненными, невозможно было ни стоять, ни сидеть, тем более лежать. Я ходила взад-вперед, напевая себе под нос какую-то глупую мелодию. Когда вновь легла, забежала Раиса Витальевна, глянула раскрытие, довольно поцокала языком и убежала, одарив меня лучезарной улыбкой. Мне уже улыбаться не хотелось, хотелось ругаться матом и побыстрее родить, чтобы не мучатся.
Боль была скачкообразной. Амплитудной. Как вспышки. Мне было стыдно кричать, поэтому я грызла наволочку, до крови прокусывала свою руку. Вкус крови отрезвлял, заставлял терпеть. Внезапно ожил мой мобильник.
-Да, - шепчу в трубку.
-Таня! – голос Игоря звенит от напряжения, а я всхлипываю от боли. – Ты плачешь?
-А почему ты так рано звонишь? – дыхание мужа в трубке меня успокаивает. Удивительно, находясь черт знает где, он как-то благотворно на меня влияет.
-Не знаю. Неспокойно мне. Вот и позвонил. Все хорошо?
-Нет. То есть да. Я вообще-то рожаю…
-Блядь, - впервые слышу, как Игорь ругается, почему-то хочется смеяться. –Ты хоть в роддоме?
-Да.
-Ну ладно, это хорошо, - он растерян, слышно по его голосу. –Чем я могу помочь?
-Родить за меня.
-Серьезно? – я молчу, чуть ли до треска сжимаю мобильник, схватка заставляет меня не дышать. –Таня!
-Мне больно… - цежу сквозь зубы, зажмурив глаза, в уши стекают слезы.
-Держись, Танюш, - тихо говорит Игорь в трубку. От его «Танюш» меня пробирает дрожь, появляются силы выдержать эту агонию боли. –Ты у меня сильная девочка! Я верю в тебя! Позвони потом.
-Хорошо, - шепчу, с языка чуть не слетает «я тебя люблю», но вовремя прикусываю губу. От боли совсем не уместные фразочки вертятся в голове.
-Ну, что у нас тут, -Раиса Витальевна присаживается на кровать, смотрит раскрытие. – Так, Брониславская, собирайся, сейчас перемещаемся в родзал и бодренько тужимся.
-У меня нет сил.
-Ничего не знаю, обратно процесс не повернешь.
Звонок Игоря, его почти спокойный голос ободрил меня. Я дошла на своих ногах до соседнего родзала, сама залезла на родильный стол. Пытаюсь вспомнить, как правильно дышать, но все сбивается с новой схваткой.
-Тужься! – командует Раиса Витальевна.
Я делаю глубокий вдох и пытаюсь направить все силы в живот. Первый раз получается. Мне кивком головы показывают, что нужно напрячься для второго раза. Я чувствую, как малыш раздвигает все кости таза в разные стороны, как постепенно опадает живот. Пытаюсь собраться для последнего рывка. Стараюсь осторожно вздохнуть и начинаю тужиться, но, не совладев с дыханием, получает не в живот, как нужно, а в голову. Давление поднимается, перед глаза все плывет, воздух в легких внезапно кончается. Я судорожно пытаюсь сделать глубокий вдох.
-Нет! – кричит Раиса Витальевна, но не слышу ее. Я понимаю, что не могу сама родить, плачу от бессилия, стискивая кулаки. Доктор что-то говорит акушерке, не разбираю слов, только запоздало понимаю, что меня надрезают, давят на живот и через мгновение сквозь слезы вижу своего красного ребенка с поджатыми ножками.
-Игоревна у нас, - довольно сообщает мне Раиса Витальевна. – Красотка. Вся в папку!
Я пытаюсь рассмотреть малышку, но ее уносят в другую сторону, где обтирают, замеряют, слышу только кряхтение. Она даже не плачет. Мне ее возвращают чистенькую в пеленке. К тому времени меня уже зашили, на живот положили что-то холодное, похожее на кирпич, накрыли одеялом.
Она некрасивая. Если откровенно. Красная, черноволосая. У нее густая шевелюра, а не три волосины. Глазки маленькие, мутненькие, какого цвета- загадка. Ротик какой-то крупноватый. Нос прямой. В общем она не была похожа на милых младенцев, которые были изображены на этикетках вещей.
-Вырастет, будет папка ружье покупать, женихов отстреливать. Держи телефон, радуй мужа, - мне протягиваю мобильник, а дочку уносят. Я остаюсь одна в родзале. Пишу маме и Ритке смс, что родила. На имени Игоря некоторое время собираюсь с духом.
-Да, - с первого гудка поднимает трубку.
-Родила. Девочка.
-Ну, слава богу! – облегченно выдыхает, тихо смеется. –Перенервничал, всякой хрени надумал. Как ты?
-Пока норм, еще до конца не осознаю, что все уже позади. Теперь могу спать на животе!
-Ты об этом мечтала?
-Даааа.
-И на кого дочь похожа? – голос ровный, будничный, а я не знаю, как на него ответить. На какого похожа? На себя. Я не увидела черт Лешки, своих тоже не рассмотрела.
-Не знаю. Темненькая и смугленькая. Рано говорить, на кого похожа. Главное, что здоровенькая.
-Ты права.
-Игорь…
-Да?
-Ты приедешь на выписку? – тишина на другом конце провода меня пугает, но я не переспрашиваю, слушаю его молчание и, скрестив пальцы на руке, прошу его мысленно приехать.
-Хорошо. Думаю, я смогу вырваться с работы.
-Спасибо.
-Отдыхай, завтра позвоню.
-До завтра, - радостно шепчу в трубку, прикрывая глаза.
Может быть все у нас получится, и семья станется настоящей семьей.
14
***
Три дня больничного курорта пролетели быстро. Я лежала отдельно от дочери, поэтому все время спала. Раиса Витальевна шутила, что мне выпал шанс отоспаться на три года вперед. Малышку приносили каждые четыре часа, чаще всего сонную. Я боялась, что грудное вскармливание у нас не заладится, но пожилая нянечка порекомендовала мне массажировать грудь, сцеживаться и предлагать дочке грудь, даже если она спит.
Однажды мне ее принесли в бодрствующем состоянии. Мы смотрели друг на друга с интересом, я предложила ей грудь. Взяла, только мне пришлось стиснуть зубы от внезапной боли в соске. Нянечка пожурила меня за неправильное прикладывание и показала, как нужно давать грудь, чтобы ребенок именно сосал, а не мял сосок деснами. Все равно было больно, но я решила, что поборюсь за грудное вскармливание. Смесь продается в любой аптеке, купить всегда успеем.
Глаза у дочки посветлели. Они у нее должны быть голубыми по логике книг, которые я читала. Глаза у нее оказались серыми. И когда она зевала, жмурилась, а потом вновь устремляла на меня взгляд – мне мерещился Игорь. Я не понимала, как ребенок может быть похожим на другого человека, который по идеи никоим образом ее не касался. Но чем больше всматривалась в лицо малышки, тем больше видела черты мужа. Загадка. Скорей всего я просто часто стала думать об Игоре, переживать по поводу выписки, сможет он приехать или нет. Разговор накануне был коротким, о том, приедет Игорь или нет –ни слова.
-Брониславская! – в палату залетает довольная Раиса Витальевна. –Ну и муж у тебя! Ух! Настоящий президент!
-Президент? – недоуменно переспрашиваю, не понимая, о ком она вообще говорит.
-Ну, может не президент, а всего лишь депутат. Какой солидный он у тебя! При параде, со свитой, все, как и надо, только разве что без мигалок этих на машинах. Ты давай, не задерживайся, я документы уже папочке отдала, нянечка малышку одевает в выписной, так что жду тебя годика через три за вторым, – Раиса Витальевна широко улыбнулась, подмигнула и умчалась.
Я растерянно посмотрела на свою соседку, которую вчера подселили ко мне. Она ободряюще улыбнулась.
-Видимо твой муж конвертик ей хороший дал, обычно она так соловьем не заливается при выписке.
-Откуда ты знаешь?
-Я у нее третьего родила, так что уже знаю все оттенки ее настроения.
-Я ей скромный пакет собиралась отдать при выписке, но никак не деньги.
- Сдался ей твой пакет, конверт лучше повышает настроение, не хуже армянского коньяка, что любит она попивать. Ты, действительно, поторапливайся со сборами, а то муж от волнения с ума сойдет. Они все такие смешные, когда первый раз берут на руки детей.
Сдержанно улыбаюсь, поспешно наношу последние штрихи макияжа, прям чувствовала, что надо брать косметичку. Волосы заплела в красивый колосок. Поправив платье, провела руками по бокам. Ритка забраковала мое платье на выписку, поменяла его на более элегантное кремовое платье-футляр, положив еще бандаж, который хорошо подтянул живот. Отеки чудом исчезли, я с удивлением влезла в бежевые лодочки.
-Красавица! – восхищенно выдохнула соседка.
Благодарно ей улыбнулась, но не уверенности в своей неотразимости у меня не было, взяла пакет и покинула палату. Меня сразу же отвели в выписную, где в красивом кулечке с большим красным бантом посапывала дочка. С волнением в груди, с каким-то непонятным ожиданием я выхожу в коридор. Первое, что вижу, это пронзительные серые глаза на загорелом лице. Я даже не сразу обращаю внимание на то, что вокруг него находятся еще несколько незнакомых мне мужчин, мама, Рита. Мой мир сходится на нем. Игорь как-то неуверенно дергает уголком губ, идет мне навстречу с букетом нежно розовых роз.
-Ты… - он запинается, сглатывает. – очень красивая, - глазами пробегается по моему лицу, по платью, вновь возвращается к моим глазам. Я нерешительно улыбаюсь ему, беру букет цветов. Мы на какое-то время вдвоем забываем, где находимся, смотрим друг другу в глаза. Всматриваюсь в серебристые блики и не понимаю, о чем он думает, рад или не очень.