Когда вечером мальчик наконец заснул крепко и безмятежно, мы уселись в гостиной друг против друга, усталые, но счастливые. И тут раздался телефонный звонок.
— Ты позвонила Джони?
— Нет, не успела.
Чарльз поднял трубку, а я буквально окаменела от напряжения. Муж отвечал односложно: «Да», «Конечно», «Я понимаю» — и закончил разговор словами: «Хорошо, завтра в десять часов».
Выражение его лица было непроницаемым.
— Это был Рей, — сказал он через несколько секунд. — Дженис не может отдать нам сына. Ей очень плохо. Она хочет вернуть его. Они уже связались с Джимом и сообщили, что завтра утром приедут забирать малыша.
Его лицо исказилось от боли.
Мы обнялись и молча пошли в детскую. Джонатан спал как маленький ангел. «Ну вот, приятель, ты возвращаешься в Иллинойс», — прошептала я.
Мои предчувствия меня не обманули. Я удерживала себя от состояния эйфории, чтобы избежать боли. Но мне все равно было больно. Мы поплакали с Чарльзом, а потом я позвонила маме, и мы поплакали вместе с ней.
На следующее утро мы привезли Джонатана в офис нашего адвоката. Словно в магазине Macy’s, я произнесла громким голосом: «Это отдел возврата товара?» Я знала, что Дженис была где-то рядом и должна была меня слышать. Я просто не смогла сдержаться.
Глава 7
Но у нас оставалась Джони. Я благодарила Бога за то, что не успела отказаться от ее ребенка. Теперь он был нашей единственной надеждой. И, хотя Джони не обиделась за то, что мы несколько дней не выходили на связь, я все равно боялась, что и она в последний момент передумает и оставит малыша себе.
Моя близкая подруга Эллисон тоже должна была вот-вот родить. Она переживала, как все пройдет. А я переживала, получу ли в итоге ребенка или мне снова разобьют сердце.
Джони должна была рожать в конце января. Последние дни перед заветной датой я старалась заглушить эмоции, просто делала все на автомате. Заполняла дни бесконечными делами по дому и работой.
Схватки начались в субботу вечером и продолжались всю ночь. Большую часть времени с Джони была ее сестра Ребекка, медсестра по профессии. Мы с Чарльзом сменяли Ребекку, когда ей надо было отдохнуть. Дело шло к рассвету, и врачи уже начали говорить о том, что придется делать кесарево. Но вскоре у Джони начались потуги, и она родила сама.
Элли появилась на свет 31 января 1988 года. И она была прекрасна. Когда я взяла девочку на руки первый раз, то все время повторяла: «Какая ты красавица, какая ты красавица». Мне хотелось прижать малышку к себе и убежать, убежать далеко от всех, кто мог бы у меня ее забрать. Стоило огромных усилий вернуть ребенка врачам и уйти с мужем из больницы. Мы поели в ресторане, нашли мотель и легли спать.
Дочка приехала домой 2 февраля. Через неделю она все еще была нашей, и я решилась отправить родным и друзьям сделанные своими руками открытки, на которых было написано:
Бесценный подарок Господа
Весна в зимнюю пору
В каждом конверте с открыткой были насыпаны звездочки и конфетти для того, чтобы вся вселенная радовалась вместе с нами.
Глава 8
Мои подруги, у которых уже были дети, часто жаловались на капризы, бессонные ночи, социальную изоляцию. Элли росла спокойной, здоровой и любознательной малышкой, и у меня не было ни одной причины сетовать на свое положение молодой матери. Даже когда Чарльз улетал в командировки, я все успевала, в том числе выспаться. Если мне нужно было куда-то съездить, я просто сажала Элли в машину, захватив с собой бутылочку молока и пустышку, и ни секунды не переживала, что у меня возникнут какие-либо проблемы.
Несмотря на это, я продолжала делать ЭКО. За три года процедур я несколько раз беременела, но все заканчивалось очередным выкидышем. Однако с появлением в нашем доме Элли неудачи уже не так сильно на меня влияли. Чего нельзя было сказать о Чарльзе. Муж винил всех. Врачей, вероятнее всего, меня и даже моих беременных клиенток, которые, по его словам, забирали у меня энергию.
Однажды перед очередной попыткой доктор Гонсалес попросил нас с Чарльзом пройти в его кабинет.
— Диана, вы уже знаете, что предполагаемая причина выкидышей — это физиология вашей матки. Она имеет форму буквы Т, что затрудняет имплантацию эмбриона[13]. Он должен появиться в той части матки, где ткань достаточно толстая. Если этого не происходит, то беременность заканчивается выкидышем.
— Доктор Гонсалес, я читала, что в наши дни это можно исправить хирургическим путем. Как вы считаете, стоит ли мне сделать подобную операцию?
— Нет, Диана, вам не стоит этого делать. Я буду говорить с вами, как я бы говорил со своей собственной сестрой. Я бы не рекомендовал операцию. Вам сделали слишком много процедур, и вы принимали слишком много гормонов. У вас с Чарльзом уже есть ребенок. Элли — замечательная девочка. Если бы вы были моей женой или сестрой, я бы посоветовал вам не ложиться под нож и прекратить ЭКО. Я знаю, что вы сейчас начинаете новый цикл процедур, и считаю, что вам его стоит провести до конца. Но пусть это будет последний раз.
Мы молчали. Чарльз сжал мою ладонь и посмотрел на меня. Его взгляд был нежным. Потом супруг перевел взгляд на доктора Гонсалеса.
— Спасибо. Спасибо вам за то, что вы разрешили нам остановиться, иначе Диана продолжала бы делать ЭКО, а я бы с этим соглашался, — сказал Чарльз.
Они с доктором посмотрели на меня. В горле пересохло, язык прилип к гортани, ладони вспотели, кожа стала холодной. Я делала глубокие вдохи. Не знаю, сколько времени я молчала. Когда я заговорила, мой голос дрожал.
— Ну… я об этом не думала… Но, наверное, вы правы. Действительно, я бы сама вряд ли остановилась, если бы вы не сказали. — Я глубоко дышала, чувствуя одновременно и грусть, и облегчение.
Когда мы поужинали втроем с дочкой и я осталась мыть посуду, а Элли с Чарльзом отправились в детскую делать композицию из сухих листьев, я посмотрела им вслед и подумала, что я — очень счастливая женщина.
В этот раз мне подсадили четыре эмбриона. Я прогнозировала, что приживется один или два. Однако доктор увидела на экране другую картину.
— Тут у нас четыре источника сердцебиения, — заключила врач.
— Четыре? — шокированным тоном переспросил Чарльз.
— Смотрите сами, — доктор Бракен показала на экран, — в этом плодном яйце видно сердцебиение, и вот в этом, если внимательно присмотреться, видно еще два. Есть всего одна плацента. Такое ощущение, что у них свои собственные наружные оболочки. Это близнецы!
Не надеясь ничего там разглядеть, я просто спросила:
— Доктор, я что, могу родить четверых?
Она рассмеялась.
— По крайней мере, так все выглядит. Но пока еще рано что-либо утверждать с полной определенностью. Я сделаю вам распечатку.
Мы с Чарльзом только переглянулись: как всегда, нам не нужны были слова, чтобы совершенно точно понять друг друга.
Выйдя из затемненного кабинета УЗИ, я держала в руках небольшую квадратную глянцевую фотографию, на которую мы с мужем с удивлением смотрели.
— Может, настала пора подумать о расширении дома или вообще строить новый, — паническим тоном произнес Чарльз по пути домой. Я заметила, что он плотнее сжал челюсти и мускулы на его правой щеке дернулись.
Я потянулась и поцеловала его в щеку.
— Все образуется. Все будет нормально, — заверила я.
Вечером я позвонила маме.
— Привет! Сегодня мне делали УЗИ, и вполне возможно, что у вас будет много внуков. Оно показало, что у меня могут родиться близнецы.
— О боже, Ди! Неужели ты сможешь выносить двойню?
— Поживем — увидим, — весело ответила я. И услышала, как мама втягивает в себя воздух. Я уже знала, что она сейчас скажет.
— Ди, я понимаю, что ты очень рада тому, что беременна, но, пожалуйста, не расстраивайся, если ничего не получится. Будь реалистом, — мама начала кашлять. — Секунду, дорогая, сейчас выпью сироп… Ну вот, я снова тебя слушаю.
— Мам, а ты говорила с врачом по поводу своего кашля?
— Да, говорила. Тот сказал, что ничего страшного.
— Ну не знаю. Мне твой кашель не нравится. И ты кашляешь уже очень долго. И Чарльз тоже так считает.
— Не волнуйся, я этим занимаюсь.
— Хорошо. Послушай, нас пригласили на свадьбу, и через три недели мы будем в Нью-Йорке. До этого времени обязательно сходи к врачу.
— Не переживай. Я этим займусь. Мы с папой возьмем у вас на день Элли, пока вы будете в городе. Сводим ее в субботу в парк, в ресторан Nathan’s и, наверное, съездим на пляж. Вы с Чарльзом можете целый день заниматься своими делами.
— Отлично! Элли это понравится. Очень по вам скучаю. Мы приедем около девяти вечера в пятницу.
Через три недели мы с Чарльзом приехали в Нью-Йорк. Его родители не знали о моей беременности. Муж им вообще ничего не говорил о том, что я лечусь от бесплодия. Элли всю дорогу спала и проснулась, только когда мы переезжали через мост Верразано. Фонари на мосту и фары машин осветили салон нашего автомобиля.
— Статуя Свободы… Мам, пап, а где статуя Свободы?
— Отсюда ее не видно, но завтра мы ее тебе покажем, — ответил Чарльз.
— Обожаю статую Свободы. Мы уже почти приехали?
— Да, скоро будем на месте. Видишь дорожный знак с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БРУКЛИН, ЧЕТВЕРТЫЙ ПО ВЕЛИЧИНЕ ГОРОД США»? Я вырос в Бруклине.
— Я люблю Бруклин, потому что в нем живут дедушка с бабушкой.
Элли пела, а мы с Чарльзом болтали. От вида панорамы небоскребов я почувствовала знакомый прилив адреналина. Я всегда ощущала возбуждение, когда приезжала в Нью-Йорк. Я вспоминала те годы, когда здесь росла. Как гуляла вдоль океана. На меня сильно повлиял этот город.
Дочка с радостью восприняла сообщение о том, что всю субботу проведет с бабушкой и дедушкой. Мы с Чарльзом прогулялись по Центральному парку. Шли вокруг озера по дорожкам и смотрели на людей и собак, вдыхали аромат жареных каштанов и свежих булочек. Зашли в Музей современного искусства, чтобы посмотреть новую выставку. И, ужасно проголодавшись, отправились в Бруклин, в ресторан