Я покачала головой.
— Эти статуэтки очень странные. Я думаю, что их лучше убрать. Давайте я спрячу фигурки в шкаф. Когда будете выписываться, сможете взять… или выбросить. Сделаете все, что хотите, но я бы на вашем месте от них избавилась.
В клинике я провела пять дней. Врачи предупреждали, что выздоровление может быть долгим и болезненным, но я чувствовала себя вполне прилично, возможно, потому что радостно предвкушала момент, когда увижу свою грудь без бинтов.
Домой из больницы меня привез не муж, а подруги Пег и Сюзан. Дома меня никто не ждал, разве что пустой холодильник и раковина, полная грязной посуды. Я убедила приятельниц, что с минуты на минуту придет наша помощница Камилла с детьми и она поможет мне прибраться, но как только за Пег и Сюзан закрылась дверь, я встала к раковине с желанием снова плакать и жалеть себя.
Ужин прошел на удивление хорошо. Дети были счастливы меня видеть, Чарльз пришел вовремя, а Камилла действительно помогла приготовить жаркое.
— Надеюсь, что вы, ребята, будете помогать своей маме. Ей в ближайшие дни надо отдыхать и поправляться, — сказал Чарльз.
Позже, когда Элли и Сэм разошлись по своим комнатам, муж сказал мне очень официальным тоном:
— У меня все меньше пациентов, Ди. По сравнению с третьей неделей ноября моя занятость сократилась на десять часов.
— Ты все еще работаешь 31–33 часа в неделю. Это вполне нормальный показатель, — заметила я.
Дыхание мужа стало учащенным.
— Нас вновь ждет финансовый крах. Надо понять, где можно занять денег. Этот вопрос мы должны решить с тобой вдвоем.
«Я ничего не хочу решать с тобой вдвоем, — подумала я. — Я просто хочу как можно скорее с тобой развестись».
— Ты сделала себе операцию. И в этом причина наших денежных проблем, — заявил Чарльз.
Я чуть не задохнулась от возмущения. Он всегда безрассудно брал ипотеки, тратился на звонки любовницам и несколько подписок журналов, которые едва ли читал, покупал годовой абонемент в фитнес-клуб премиум-класса, его офис был современно и дорого обставлен. Но я сдержалась, сделала пару глубоких вдохов и предложила:
— Самый простой и быстрый способ — сдать два офиса наверху.
— Ну что за чушь, Ди! Ты подумала, как негативно это отразится на энергии всего здания! — с этими словами Чарльз пошел спать, а наутро уехал на работу, не прихватив с собой обед. То есть планировал взять ланч в ресторане. «Уже включил режим экономии», — с горечью подумала я про себя.
Глава 28
На следующий день Чарльз заболел и отменил пациентов. На улице сильно похолодало, завывал ветер. На ветках, в солнечных лучах, словно игрушки на рождественской елке, блестели сосульки. Периодически сильный порыв сдувал их, и некоторые со звоном ударялись друг о друга и разбивались об оконное стекло.
Мне не хотелось, чтобы дети весь день провели у телевизора. Сама же я еще не отошла от операции настолько, чтобы развлекать их с утра до вечера. Поэтому я позвонила родителям друзей Элли и Сэма и договорилась, чтобы мои дети провели у них вторую половину дня с ночевкой и вернулись завтра утром. Сразу после обеда Камилла заехала за ребятами, чтобы развести их по гостям. А мы с Чарльзом остались в доме вдвоем.
Я растопила камин. Мне нравилось тепло огня и потрескивание пахучего дерева. Я сделала себе рисовый пудинг, легла на диван и слушала пластинки Джона Колтрейна[23] и Клео Лэйн[24]. «Вот именно так должен выздоравливать человек после тяжелой операции», — подумала я, наслаждаясь покоем.
Около пяти ко мне присоединился Чарльз. Мужа знобило, и он предложил сделать нам глинтвейн. От этого напитка он совершенно расслабился и положил голову мне на колени. За последние месяцы это был первый интимный момент между нами.
Чарльз безостановочно говорил, слова лились потоком, который он, по всей видимости, совсем не контролировал. В основном муж стенал и жаловался. Его тирада продолжалась несколько часов.
Некоторые из высказываний Чарльза можно было воспринять в качестве извинений: «Я не хотел сделать тебе больно». Другие звучали как обвинения в мой адрес: «У немощных людей больше всего власти, они оттягивают на себя все внимание». Были и сожаления: «Моя самая большая ошибка — то, что я не смог отговорить тебя от операции. Если бы я позвонил твоему врачу и ее отменил, ты не смогла бы поставить нас на грань банкротства».
Это была грандиозная драма, разыгрываемая единственным актером, самовлюбленным манипулятором. Чарльз искренне верил, что мог одним звонком отменить мою операцию. Что только она, а не годы бездумных трат привели нас к разорению.
Все это время я молчала и лишь раз позволила себе вставить слово.
— Тебе стоит подумать о том, чтобы отказаться от аренды офиса в Вашингтоне. Посчитай, сколько пациентов не могут приехать сюда: возможно, их так мало, что они совершенно не окупают аренду.
Муж никак не прокомментировал это предложение, а только сказал:
— Мне надо подняться. Я совсем раскис.
Но при этом остался на диване. Чарльза и правда разморило, и уже с закрытыми глазами, перед тем как провалиться в сон, он добавил:
— Если бы мы только могли с тобой помириться и наладить отношения… Но… боюсь, мы слишком разные.
Мы так и заснули у камина, я — положив голову на спинку дивана, он — на мои колени.
Утром я проснулась от запахов яичницы и кофе на кухне. Чарльз приготовил нам обоим завтрак.
— Мне уже гораздо лучше, — бодро сообщил он. — Но я планирую не работать еще пару дней, не хочу никого заразить. После завтрака сам заеду, заберу детей.
И я снова поддалась! Снова начала думать: «Что, если Чарльз и правда готов работать над отношениями, чтобы сохранить брак?! Что, если у нас и правда может получиться?! Предыдущий вечер показал, что в чем-то муж готов взять вину на себя, в чем-то готов пойти на компромисс. Может быть, стоит ухватиться за эту его готовность?»
К возвращению Элли, Сэма и Чарльза я сделала всем горячий шоколад. Дети обрадовались и побежали мыть руки, а муж даже не снял обувь.
— Я, пожалуй, проветрюсь. Скоро не жди, буду гулять долго, много о чем надо подумать.
Он ушел, оставив меня в недоумении. Обдумывает ли Чарльз все, что наговорил вчера? Хочет ли принять какое-то важное решение?
Муж вернулся спустя четыре часа, когда на улице начало темнеть и сильно подморозило.
— Какая же холодрыга снаружи, — произнес он, дрожа и подходя ближе к камину. Он снял перчатки и шапку. — Хорошо прошелся. Это именно то, что было нужно моей голове.
Чарльз не смотрел на меня, когда говорил.
— Ты так долго был на холоде, что я начала волноваться.
— Я не замерз. Я просто шел. Я очень тепло оделся. Не могла бы ты сделать мне горячего шоколада, который готовила днем? Я пока переоденусь, — сказал муж и спустился в подвал.
Когда я принесла ему шоколад, Чарльз все еще сидел в той же одежде и быстро строчил что-то в своем дневнике.
— О, большое спасибо. После я лягу спать, что-то вконец умотался. Так что спокойной ночи, Ди.
Я вышла, чувствуя себя идиоткой, в полном недоумении от его действий и слов.
Утром следующего дня он снова пошел гулять, а я спустилась в подвал, чтобы почитать его дневник. Я давно этого не делала, потому что, как мне казалось, уже приняла окончательное решение, но теперь снова была в смятении. И еще я думала, что прошлым вечером муж специально продемонстрировал мне, что пишет в дневник, а в это утро оставил его на видном месте.
Чарльз описал свою встречу с Викторией. Она заехала за ним на машине, так что пешком он успел пройти метров триста, не больше. Какой лжец! А я-то решила, он думает о нас. Как же! О событиях предшествующей ночи я не нашла ни слова.
Муж опять меня обманул. Я вспомнила своего первого психоаналитика, к которому ходила задолго до того, как познакомилась с Чарльзом. Он так говорил по поводу одного действия, которое я неоднократно повторяла: «Ты бьешься головой о стену. Как долго ты собираешься это делать?»
И сейчас я вела себя точно так же, как и тогда.
Я много раз воспроизводила одну и ту же цепочку действий: давала мужу шанс, разочаровывалась и злилась, принимала решение расстаться, замечала его колебания (или воспринимала его слова и поступки как колебание) и снова давала шанс.
Когда через пару часов Чарльз вернулся домой, я спросила в лоб:
— Ты сегодня виделся с Викторией?
Он немного подумал, а потом ответил:
— Да.
— Чарльз, в следующий раз, когда у тебя будет депрессия, будешь плохо себя чувствовать или впадать в панику, как с тобой недавно произошло, то не надо ко мне обращаться. Обращайся к Виктории.
Я говорила ровным и сдержанным тоном, глядя ему прямо в глаза. Я не могла быть уверена, что этой твердости и спокойствия мне хватит в следующий раз. Что толку давать себе обещания каждый раз и нарушать их. Все, что я могу, — защищать свое достоинство здесь и сейчас.
Глава 29
Вот и настал Новый год. Всего восемнадцать месяцев назад мне поставили диагноз, и я начала лечение. Я была по-прежнему жива. Процесс отнял много времени и сил. Выздоровление дало мне цель, направление развития и не оставляло времени на то, чтобы впадать в депрессию. Но, когда курс интенсивной терапии закончился, я снова столкнулась с неприглядной реальностью своего брака.
Последняя операция и резко негативная реакция на нее Чарльза высосали мои силы. У меня было чувство, словно я сдала по всем фронтам. Когда по утрам я открывала глаза, первым, что приходило мне в голову, было: «Я хочу умереть». Следом я будто обращалась к небесам: «Помоги мне, мама». И уже с мыслью «Я нужна детям» вставала с кровати.
У меня не было пациентов и, соответственно, не было дохода. Я ждала, когда Чарльз выдаст мне деньги на продукты и средства гигиены, что он делал не чаще чем два-три раза в месяц. Иногда этих сумм хватало всего на несколько дней, и я была вынуждена «прийти за добавкой» с чеками, подтверждая, на что так быстро ушли деньги.