— Я бы предпочла, чтобы мы решили вопрос мирно. Я хочу, чтобы ты подписал соглашение до нашего переезда, вот и все. Я не понимаю, почему ты делаешь из этого такую проблему. Ты имеешь одинаковое со мной право принимать решения, касающиеся детей. Я считаю, что Элли и Сэмми пойдет во вред, если их будут перевозить из одного дома в другой в течение учебной недели. Я хочу этого избежать, и больше ничего.
Он вдруг заявил, что хочет проводить время с детьми, когда ранее ему до них особо не было дела. Но этого я тогда не сказала. Я была почти уверена, что цель Чарльза — не дети, а побольнее меня ударить.
— Знаешь, как мы решим этот вопрос, Ди? Наверняка не так, как ты ожидала… Я просто не подпишу соглашение, и точка. А еще я не дам грузчикам ни копейки, поняла? Найди каких-нибудь идиотов, которые перевезут твои вещи за спасибо. И в качестве алиментов буду платить тебе десять долларов на ребенка в месяц, — Чарльз испепелял меня взглядом, а кончик его рта слегка подергивался.
— Как тебе не стыдно! — воскликнула я, захлопнула дверь спальни и закрыла ее на ключ. Я скрежетала зубами от злости. Я снова проиграла, а он снова выиграл.
Я стала ломать голову над тем, как мне оплатить переезд. Просить у отца денег я не могла, он и так вложил огромные средства в новый дом, покрыл расходы на ремонт и свой собственный переезд, купил мне микроавтобус и в течение вот уже нескольких месяцев регулярно давал мне деньги на продукты и прочие траты на детей.
Я медленно вдохнула, ощущая, как поднимается грудная клетка. Потом выдохнула и расслабила мышцы тела.
Значит, мы переезжаем через два дня. Я найду 2500 долларов. Я уже многое пережила. Эта сумма казалась сущей ерундой по сравнению с тем, с чем мне пришлось иметь дело раньше.
Я позвонила Пег, и та согласилась одолжить мне деньги. Я не стала говорить папе, что Чарльз отказался оплачивать переезд.
Долг я смогла отдать только через несколько месяцев. Все это время мне по почте периодически приходили чеки без подписи. Это были подарки от друзей. Я не хотела, чтобы мне дарили деньги, но близкие люди помогали мне, чем могли.
Опыт тех недель и месяцев в некотором смысле напомнил мне период лечения от рака. Тогда я полностью потеряла стыд за свое тело и понимала, что совсем перестала испытывать чувство унижения. Я спокойно раздевалась перед всеми теми, перед кем это надо было делать. Тело — это всего лишь оболочка, и я как бы абстрагировалась от него, перестав смущаться. Сейчас случилась новая напасть: у меня не было денег. Мне было необходимо кормить детей, следовательно, я была готова занимать у кого угодно.
Я позвонила своему адвокату и сообщила об условиях, в которые поставил меня Чарльз.
— Закон позволяет ему выплачивать мне 20 долларов в неделю на содержание детей? — спросила я.
— Нет, не позволяет. Это гораздо меньше того, что вы обязаны получить от мужа, учитывая количество детей и ваш доход. Но до судебного решения Чарльз может делать все, что ему заблагорассудится. Вы уже знаете, что ваш супруг хочет снять с себя всю ответственность, но в конце концов ему придется отдать вам деньги.
— Но они нужны мне сейчас. С частной практикой пока ничего не получается. У меня просто нет на нее сил. Как только мы переедем, я начну искать работу.
— Диана, я направлю письмо адвокату Чарльза, но не уверен, что от этого что-либо изменится, потому что ваш муж игнорирует то, что говорит ему адвокат. Я попытаюсь добиться, чтобы слушание по вашему делу назначили побыстрее. Занимайтесь переездом и обживайтесь. Потом попробуйте напроситься погостить к друзьям, которые не так сильно ограничены в денежных средствах. Это поможет вам развеяться и сэкономить на расходах.
Глава 37
Сразу после переезда Чарльз принялся забрасывать меня письмами. Чаще всего они состояли из претензий, обвинений, оскорблений и проклятий. Я никогда не отвечала ему в ответ и сохраняла все сообщения, чтобы при необходимости показать их суду.
Например, вот самое безобидное из них:
«По поводу хлеба… Я не собираюсь говорить тебе, что и как ты должна делать у себя дома, но с горечью констатирую, что не могу заставить Элли и Сэма есть ничего, кроме белого хлеба и бейглов. Я понимаю, что именно такие мучные изделия дети едят, когда находятся у тебя большую часть недели. И потом у меня они просят то же самое, когда мы завтракаем или ужинаем дома или когда я готовлю им школьный ланч. Я надеюсь, что мы сможем скоординировать наши усилия для того, чтобы дети начинали привыкать к хлебу более богатой текстуры с минералами, витаминами и клетчаткой, необходимыми для здоровья…»
А были и более эмоциональные:
«Ди,
Зная, что ты очень скоро получишь от вселенной ответ на мысли обо мне, какими ты себя тешишь и какие насаждаешь в умах окружающих, и понимая ценность отведенного нам на земле времени, я воздерживался от комментариев по вопросам, в которых наши мнения расходятся. Тем не менее, произошло то, о чем я не могу молчать.
Когда я приехал забирать детей, твой отец, не сказав мне ни слова, просто вышел из кухни. Для меня очевидно, что яд твоих мыслей отравил его ум. Я всегда с большой теплотой относился к своему тестю и считаю, что неуважительное отношение, которое он сейчас ко мне проявляет, крайне унизительно и незаслуженно.
Ты никогда не понимала и сейчас не понимаешь, с кем имеешь дело. Уверяю, что тебя ждут великие открытия и уроки, которые тебе преподнесет жизнь. Если ты не хочешь в будущем получать подобные письма, сделай так, чтобы твой отец понял, что мне не нравится, как он обходится со мной, в особенности перед моими собственными детьми. Перестань строить зловредные и опасные иллюзии.
После этого письма я решила поговорить с отцом. Дождавшись, когда дети после ужина убегут гулять, я спросила папу, не хочет ли он немного чая со льдом на веранде.
— Ди, я так рад, что Элли и Сэмми здесь хорошо, — произнес отец, когда мы уселись в плетеные кресла. — В этом районе все общаются. Выходишь на улицу и видишь множество детей. Прекрасное место. Мне кажется, внуки здесь счастливы.
Папа улыбнулся. Его радовало все, что имело отношение к счастью внуков.
— Папа, я тут получила от Чарльза письмо. Моему бывшему супругу не нравится, что ты его игнорируешь, когда он приезжает забирать детей. Он воспринимает это как оскорбление.
— Он воспринимает это как оскорбление? Что за чушь! Пусть привыкает к моему отношению, Чарльз его заслужил. Я уже говорил ему, что думаю по поводу его поведения. Я не собираюсь делать вид, что он чудесный парень. Если чем-то недоволен, может сказать мне сам.
— Я все понимаю, но видишь ли, Чарльз не хочет по-дурацки выглядеть в глазах детей.
— Он не хочет по-дурацки выглядеть в глазах детей?! — папа встал и принялся ходить из стороны в сторону. Его лицо покраснело. Было видно, что отец едва сдерживает гнев. — На протяжении двух прошлых лет дети видели, как их родной папа совершенно неуважительно и с презрением относился к их умирающей матери. С любым незнакомым человеком обходятся лучше, чем он обходился с тобой. И теперь Чарльза волнует, как он выглядит в глазах детей, когда я его игнорирую? Это уже проблемы твоего бывшего мужа. Пошел бы он на три буквы, образно говоря!
Дыхание отца стало учащенным. Я испугалась, как бы с ним не случился сердечный приступ. Никогда не видела, чтобы мой спокойный и уравновешенный папа был в такой ярости.
— Пап, присядь и успокойся. Прости, что я завела этот разговор. Поверь мне, я полностью с тобой согласна. После всего, что ты сделал для меня и детей, я не имею права указывать тебе, как себя вести.
На моих глазах появились слезы.
— Ди, тебе не надо читать его письма, они на тебя плохо влияют. Это настоящий яд.
Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов.
— Я знаю. Я пытаюсь перестать, честное слово. Все будет хорошо, папа.
Мы немного помолчали, чтобы успокоиться, и потом я решила поделиться с отцом своими планами.
— Я решила завтра утром поехать с детьми на пляж. Собираюсь выехать около шести. Хочешь поехать с нами? У океана будет хорошо.
— Нет, спасибо. Послушай, но дорога-то дальняя. Почему бы тебе там не заночевать? — спросил папа.
— Мне не хотелось бы тратить деньги на гостиницу. Мне кажется, что одного дня на побережье детям будет вполне достаточно. Я возьму велосипеды и еду. А за то, чтобы искупаться в океане, денег не берут.
— Я дам тебе сколько надо, чтобы вы могли там заночевать, — сказал отец.
— Не надо. В середине недели дорога будет свободной. Одного дня нам хватит, чтобы развеяться. Искупаемся и вернемся.
И, хотя дети были в восторге от идеи поехать на пляж, следующим утром я с огромным трудом растолкала их. Все необходимое я погрузила в микроавтобус еще вечером, и мы выехали в половине седьмого. Папа дал Сэму и Элли по 50 долларов на экстренные расходы, о чем я узнала уже в дороге.
До того как выехать из дома, я проверила свой почтовый ящик, в котором, как я могла бы и предположить, оказалось очередное письмо от Чарльза. Я не сразу открыла его, не желая, чтобы он испортил мне на целый день настроение, но потом все же не удержалась и прочитала.
«Ди,
Я только что говорил по телефону с Элли, и она сообщила мне, что завтра утром вы собираетесь поехать на пляж. Неужели это лучший способ использования времени и денег? Учитывая финансовые трудности, которые мы переживаем, день на пляже кажется мне необоснованной тратой ресурсов. Хотя, впрочем, ты же никогда об этом и раньше не думала, верно?
Впервые я не стала сохранять письмо и нажала кнопку DELETE, а про себя подумала: «Не твое собачье дело, Чарльз».
До пляжа мы добрались без проблем. Позавтракали на ходу в машине, слушая аудиокниги. Всю дорогу дети планировали, что собираются сделать: прыгать в волны, зайти в магазин