– Ага, Нарбус особенно, – саркастично возразила Ольга. – Такая правда о собственном дитя – не дай бог никому.
– Ну, Оля, что вырастил – то и выросло, так мой папа всегда говорил, когда я где-нибудь здорово косячила. Все, готово. – Саша вынула диск из ноутбука и аккуратно вложила в белый конвертик. – Подарочек к празднику. Завтра сама унесу и в кафедральную почту суну.
Ольга с благодарностью посмотрела на приятельницу – все-таки Сашка человек. Не бросила, помощь предлагает. Не такая уж она и змея, как про нее рассказывают в академии, просто требовательная очень, но ведь она не только от других, она и от себя требует тоже. Вон на тумбочке какое-то толстое иностранное издание по анатомии – читает, видимо, на ночь, совершенствуется. Да еще и по-английски, а не в переводе. Так что ничего удивительного, если она пару прогульщиков и лодырей на зачетах и экзаменах срезала – пусть учат как следует. Врач без анатомии – как без рук.
– Не хочешь у меня остаться? – предложила Александра, но Ольга отказалась:
– Нет, спасибо. Поеду домой, там мама… Елку еще не наряжали, то-се…
– Ну, как знаешь.
Шел снег. В этом году зима вообще выдалась снежная и очень тихая, не было обычных для их местности пронизывающих порывов ветра, потому прогулки по вечернему городу были особенно приятны. Огни витрин, ледяные городки, огромные городские елки – все это отвлекало от проблем и не давало впасть в уныние. Ольга шла по направлению к дому и чувствовала какое-то облегчение внутри, как будто тяжелый груз сняли с ее плеч. Возможно, Александра окажется права, и Нарбус устыдится своих обвинений, но Ольга для себя четко решила – на кафедру больше не вернется. Как работать с человеком, который обвинил тебя в самом ужасном – в краже? Как просить его стать научным руководителем, как общаться с ним каждый день? Нет, это не по ней. Остаток года Ольга планировала отдохнуть, помочь маме сделать ремонт, а с осени проситься на кафедру к Александре. Анатомия – наука основополагающая для врача, азы и все такое, а пациентов, которых она так боялась, опять же, нет, так что работать можно и там.
Александра
Ольга ушла, а я, сунув в сумку записанный диск, решила полежать в ванне. У нас была отличная ванна, хоть и не джакузи, – огромная, полукруглая, и в ней всегда хорошо было расслабляться. А уж если добавить в воду розовой морской соли с ароматом цветущей сакуры, то вообще мечта. Совсем недавно я обнаружила в одном из торговых центров небольшой магазинчик, торговавший товарами из Японии: мылом всех модификаций, солями для ванн, кремами, шампунями – словом, всем, что подходило для ежедневного применения. Цены, конечно, были нестандартные, но меня это никогда особенно не останавливало, зато появилась возможность вдыхать при принятии ванны, например, аромат сакуры, а от волос шел запах глициний, который, кстати, очень нравился Акеле.
Я приготовила ванну и долго нежилась в воде, мечтая и даже не отвлекаясь на тягостные мысли. После разговора с мужем настроение и состояние мое слегка улучшились – его близость всегда внушала мне уверенность и спокойствие, уж такое свойство имел Акела, рядом с ним невозможно было нервничать.
Но я все равно не переставала прокручивать в голове разные ситуации. Больше всего меня интересовал этот человек в коричневой дубленке – кто это мог быть? После Галиного рассказа о случае в супермаркете я уже не сомневалась, что это именно он был в нашей квартире, именно он взял меч. Но как мне его вычислить, как?!
Зазвонил телефон, и я, дотянувшись до бортика ванны, глянула на дисплей. К сожалению, это оказался отец, и этот звонок не мог принести ничего приятного, я почувствовала это, что называется, макушкой.
– Да, пап, слушаю.
– Это я тебя слушаю! – стараясь держаться в рамках, проговорил папа. – Ничего сказать не хочешь?
– А что сказать?
– Ну, значит, будем ждать, пока в зале суда встретимся, – закипая, бросил он. – Когда твоего Акелу в наручниках привезут да в клетку усадят – вот тогда и поговорим, да, дочура?
– Папа!
– Да какого, – не выдержал родитель, срываясь все-таки на крик, – какого ты… думаешь о себе?! Моня мне все рассказал, корячится твоему самураю четвертной – к бабке не ходи! Убийство двух и более лиц с особой жестокостью! Ну, и теперь будешь из себя ромашку корчить?!
Тут крыть мне было уже нечем, нужно сдаваться.
– Пап, я не хотела тебя нервировать.
– А сейчас я такой спокойный – как удав! – рявкнул папенька. – Молись, что рядом тебя нет – запорол бы на фиг! Нашла о чем молчать! Мужика упекли, подтягивают за убийство – а она, вишь ли, мои нервы бережет! Заботливая моя!
– Пап, ну, вот как с тобой? – попыталась я примирительно. – Ты даже сейчас орешь, а если бы я сразу сказала?
– А сразу я бы мог какие-то связи пошурудить, ребята бы чего поискали!
– Там нечего искать. Вернее, есть, но сложно. Рискнешь отфильтровать всех городских мужиков в коричневых дубленках?
– Чего? – удивился отец, начав говорить на полтона ниже.
– А вот того. Ключи от квартиры у нашей Гали увел какой-то человек в коричневой дубленке, а потом в квартиру залез и меч уволок, – коротко проинформировала я, и папа присвистнул:
– Дела…
– Вот и дела тебе. Где его искать, такого?
– Задачка… но, в принципе, можно, конечно… – И в голосе отца я не услышала уверенности, да оно и понятно – как найдешь иголку в стоге сена? – Сама что думаешь?
– Кто-то из Сашкиной прошлой жизни, больше ничего в голову не идет.
– Почему так?
– Владеет техникой боя на мечах. Невозможно отрубить голову с одного удара, если не знаешь, как делать это правильно.
– Черт подери твоего паленого, Сашка! – в сердцах бросил папа. – Ведь говорил тебе – куда лезешь, зачем он тебе, в отцы ведь годится, да еще с таким вот приданым!
– Что – назад отмотаешь, изменишь все? – жестко спросила я. – Не пустишь замуж, в дом его не приведешь? Нет? Ну, так и не говори тогда лишнего. Акела – муж мне, и другого я не хочу, все.
Папа промолчал, но в этом молчании я чувствовала неодобрение. Он, хоть и смирился вроде с моим замужеством, в душе все равно протестовал против выбора, сделанного единственной дочерью. Наверное, его можно было понять – Акела был старше на двадцать лет, с изуродованным лицом, без глаза. Мало кто согласился бы видеть в доме такого зятя. Но я-то любила его не за это. С первой минуты появления в нашем доме Акела стал для меня всем, я хотела дышать в унисон с ним, заставлять наши сердца биться в такт, разделять его увлечения и интересы, делать все, чтобы ему было хорошо со мной. А уж как было мне с ним – об этом никто не знал, ведь есть вещи, которые никому не расскажешь, настолько это личное и интимное. И папе этого уж точно знать не нужно.
– Ладно, Сашка, как знаешь. Моня там шурует что-то, мутит, думаю, постарается скостить, но сложно будет – тяжелая статья, – выговорил отец, намолчавшись.
– Папа, я не дам его посадить! Не дам! Костьми лягу, а докажу, что Акела не виноват – потому что он не виноват, запомни это! – с жаром бросилась я на защиту мужа. – Ты ведь не думаешь, что он способен на такое, правда?
– Ну… так-то оно конечно… Акела – человек спокойный и уравновешенный, – проговорил папа после паузы. – И зазря мечом махать-то не станет, все же мастер какой-то или как там это у них зовется… Не верю я в то, что он вдруг с бухты-барахты пошел на улицу бомжей крошить – к чему?
– Во-от! И я говорю… но ты-то понимаешь, что для следователей это не повод и не доказательство.
– Ничего, дочура, прорвемся, – наигранным тоном проговорил отец и спешно попрощался, а я выдохнула с облегчением – гроза миновала, скандала не случилось, можно пока расслабиться. Папа в курсе, можно не изворачиваться и не врать, а это само по себе уже прекрасно.
Когда-то давно.
«Подлость… Господи, да разве это подлость? Ну, нет. Это торжество справедливости. Если бы не я – старый сэнсэй никогда не узнал бы. Вряд ли его любимчик признался бы в этом. Конечно, нет – велико ли геройство уложить пятерых, владея техниками так, как он! А у сэнсэя применение приемов в уличной драке – строгое табу, и теперь никто не поручится за дальнейшее развитие событий».
Белое кимоно и штаны-хакама исчезли в недрах огромной спортивной сумки, туда же отправилось полотенце. Молодой человек мельком глянул на себя в большое зеркало и, закинув сумку на плечо, вразвалочку пошел к выходу из раздевалки. В ушах по-прежнему звучали слова сэнсэя: «Я не думал, что среди моих учеников есть столь недостойные люди. Твоя молодая жизнь началась с подлости. Это опасно – к старости ты можешь совершить нечто еще более недостойное воина и стать настоящим подлецом». Но как, как объяснить этому старому фанатику, что это не его любимчик должен ехать на чемпионат в Японию? Родители согласились оплатить поездку, все уже решено – и тут вдруг сэнсэй заявляет, что представлять клуб будет Сашка Сайгачев. Как теперь объяснить это матери и отцу? Ведь он не хуже Сашки! Может, не лучше – но и не хуже точно! Черт… И тут вдруг так кстати… так кстати подвернулся старый приятель Гвоздырев – молодой, нигде не работающий наглец, учившийся в школе на три года старше. Приятелями они не были, но друг друга знали хорошо. Именно Гвоздырев и помог решить проблему с Сайгачевым – за пять бутылок портвейна «777». Ну, справедливости ради нужно признать, что Сашка до последнего старался избежать прямого контакта, открытой стычки, однако подогретый уже спиртным Гвоздырев со своими подручными все-таки сумел вывести его из себя. Ничем хорошим не закончилось – двое попали в травмпункт с серьезными повреждениями. Разумеется, в милицию никто обращаться не стал – так было уговорено, но пришлось еще тайком стянуть у матери из кошелька двадцатипятирублевую купюру. К счастью, мама не была щепетильна в финансовых вопросах, а потому пропажи не заметила. Зато он теперь имел такой убойный компромат на Сайгачева, что в том, кто же едет в Японию, сомневаться не приходилось.