— Что находится рядом с ним? — спросил Кенджи, искоса следя за ней, чтобы успеть подхватить, если она вдруг споткнется.
— Хранилище для риса и минка для слуг. Обычно к рассвету в них уже никого нет.
— Как далеко до главного дома?
— Несколько минут, — нахмурившись, ответила Наоми.
Когда, миновав несколько извилистых поворотов, они уперлись в еще одну лестницу, Кенджи негромко велел:
— Яшамару, поднимись один.
Наоми проследила за тем, как он бесшумно выбрался на поверхность, и поежилась. Она гнала от себя прочь мрачные мысли, но успокоиться никак не получилось. В конце концов, она привела врагов отца в его поместье. В место, которое когда-то было домом и для нее.
— Ты останешься здесь, — негромко обронил Кенджи, искоса посматривая на взволнованную Наоми. — Так будет безопаснее.
Горькая усмешка коснулась губ Наоми, но она промолчала.
Она уже давно не чувствовала себя в безопасности. Нигде. Даже в поместье Минамото.
Очень давно — сейчас ей казалось, что прошел не один десяток лет — рядом с Такеши ей было спокойно. Но с тех пор утекло много воды.
Задумавшись, она не заметила, как вернулся Яшамару-сан, и очнулась, лишь когда кто-то тронул ее за локоть.
— Наоми, — Кенджи смотрел на нее как никогда серьезно. — Ты должна будешь уйти, если мы встретим сопротивление. Яшамару увезет тебя в поместье, — он поцеловал ее в лоб, и она, ошеломленная, не успела даже возразить: только и услышала, как глухо закрылась за ними потайная дверь.
— Все будет хорошо, госпожа, — уверенно произнес Яшамару-сан, заметив, очевидно ее растерянность.
Наоми механически кивнула ему, но не поверила. Такие обещания ее уже давно не утешали. Она должна будет убить своего отца. Что может быть здесь хорошо?
— Вы видели наверху кого-нибудь из Асакура? — спросила она, чтобы занять себя хоть чем-то.
— Нет, — Яшамару покачал головой. — И никого из Токугава, кто охранял бы поместье.
В его голосе слышался упрек, и Наоми почувствовала необъяснимую вину и стыд за отца.
Кенджи-сама и его воины не возвращались, верно, целую вечность. Наоми напряженно прислушивалась, пытаясь уловить происходящее на поверхности, но слой земли над ними был слишком толст, а старый деревянный люк — слишком плотен, и до них не долетал ни единый звук.
Яшамару искоса поглядывал на нее и хмурился. Он не осмеливался даже думать об этом, но в глубине души осуждал Кенджи-саму и считал, что не следовало сегодня молодой госпоже быть здесь. Убить Такао они смогли бы и без нее: он был клятвопреступником по любым законам, и не было особой нужды в том, чтобы именно дочь отдала приказ.
Наоми резко вскинула голову и напряглась, когда услышала шорох деревянного люка, а Яшамару загородил ее, отодвинув вглубь потайного хода, и на два пальца вытащил из ножен катану.
Она судорожно втянула носом воздух, когда увидела на поверхности знакомое лицо, почти не испытав облегчения. За ними вернулся один из воинов клана, и значит, у Кенджи-самы получилось задуманное. Значит, совсем скоро она встретится со своим отцом.
Мужчины помогли ей подняться, и в первую минуту свет едва не ослепил ее. Она послушно шагала следом за Яшамару-саном, и ноги ее не слушались. Наоми не смотрела по сторонам, сосредоточив свой взгляд на спине идущего перед ней воина, и старалась, очень старалась ни о чем не думать.
Но не думать не получалось.
Ее поразила стоящая вокруг тишина. Оглушительная. Пугающая. Неправильная.
Не слышалось даже щебетания птиц.
Наоми задрожала, когда увидела главный дом поместья. И солдат Минамото, стоявших перед крыльцом.
— Я не могу, — она остановилась, будучи не в силах идти дальше. — Я не могу, Яшамару-сан, — прошептала она с отчаянной мольбой, когда мужчина повернулся к ней.
Едва осознавая, что она делает, Наоми принялась пятиться, смотря по сторонам расширенными от ужаса глазами. Ей хотелось оказаться сейчас в любом месте. Где угодно. Лишь бы подальше отсюда.
— Вы должны, госпожа, — сказал Яшамару, подойдя к ней. — Должны, — повторил он, и его голос не дрогнул.
Он позволил себе великую дерзость — взял несопротивляющуюся, разом обмякшую Наоми за запястье и повел за собой. Она пошла — покорно и слепо.
«Это мой отец. Мой отец», — билась в голове единственная мысль.
У дверей ее ждал Кенджи-сама. Яшамару-сан подвел ее к нему и передал едва ли не с рук на руки. Вдвоем они вошли в дом, прошли по знакомому коридору и оказались в комнате, где обычно принимали гостей. Сейчас же их там встретили воины клана, ее отец, мачеха и сводная сестра.
Наоми пошатнулась от ненависти, которой горели глаза Хеби и Ханами, и с трудом сглотнула.
Она должна это сделать. Должна.
— Признаться, я не удивлена, — выплюнула мачеха, не сумев смолчать. — Ты всегда была мерзавкой.
Наоми же не отводила взгляда от отца. Такао не выглядел человеком, который хотя бы попытался оказать сопротивление. И от этого ей становилось горько вдвойне.
— Здравствуй, отец.
Глава 28. Перемены. Часть I. Такеши.
Такеши открыл глаза, не сразу поняв, что его разбудило. Он отбросил тряпку, которой укрывался, и сел, прислушиваясь. Он уловил шум шагов вдалеке — звук, от которого уже успел отвыкнуть. В последние дни — а может, недели — его навещали нечасто. Обычно кто-то из солдат приносил пару кувшинов воды и черствые лепешки, и после он надолго оставался один.
Впрочем, он не смог бы сказать с уверенностью, сколько дней проходило от одного появления солдата до другого — Такеши давно перестал следить за временем. Давно погрузился в оцепенение: спал дни напролет, неохотно вставал, ел, не чувствуя вкуса. Когда-то давно, будучи еще мальчишкой, он спросил отца, чего тот страшится больше всего на свете. И Кенджи ответил: длительного плена. Такеши — глупый ребенок — тогда удивился. Он думал, что для воина нет ничего хуже бесчестья, а плен можно вытерпеть, ведь его будут поддерживать мысли о мести.
Теперь Такеши понял, что отец был прав. Его убьет не бесчестье или раны, его убьет заточение.
Он сощурился, когда его клетку залил яркий свет факелов, и увидел Нобу Тайра в сопровождении солдат. Исходившая от него ярость была почти осязаемой и заставила Такеши нахмуриться. Он поднялся и встретился взглядом с Тайра. Тот непонятно дернул подбородком и сказал:
— Твой отец и жена совсем не берегут тебя, Такеши.
Минамото промолчал, хотя услышанное пробудило в нем интерес, которого он не испытывал с того момента, как оказался здесь. В последнее посещение Тайра дал ему повод думать, что отец проигрывает. Теперь же…
— Твоя жена казнила Такао Токугава, — Нобу покачал головой. — В день помолвки Нанаши и ее младшей сестры.
Такеши показалось, будто его оглушили. Он меньше всего ожидал услышать то, что услышал, и теперь это не желало укладываться в голове. Как отец, проигрывая — если верить Тайра — смог добраться до Токугава? Как смог привезти туда Наоми? Как смогла Наоми?..
— Им нет дела до того, что ты в плену. Раз они решились на это, — с притворной печалью заключил Нобу.
Такеши, к которому вернулся контроль над своими чувствами, хмыкнул.
— Ты ведь не ожидал, что они сдадутся и будут действовать с оглядкой на меня?
— Было бы славно, — Нобу велел отпереть решетку и вошел внутрь. Он подошел к Такеши почти вплотную и поднес факел к его лицу. — Тебя не узнать.
Минамото с трудом заставил себя не жмуриться, хотя глаза защипало от яркости факела. Слова Тайра вызвали у него еще одну усмешку: он знал, что оброс. Некогда короткие волосы теперь касались плеч, а подбородок покрывала борода, которую он прежде не носил.
— Я думал, как поступить с тобой последние пару дней. Знаешь, в чем главная сложность? Ты по-прежнему слишком ценный пленник, чтобы тебя убивать. Ты — мой запасной план. Что угодно может произойти.
— Запасной план на случай поражения? Я думал, ты выигрываешь, Нобу.
— Не пытайся, Такеши, — Тайра лениво махнул рукой. — Я слишком стар, чтобы повестись на такое.
Он обернулся и кивнул своим воинам, и трое из них направились в сторону Минамото. Тот скользнул по ним напряженным взглядом и шагнул назад, спиной наткнувшись на неровную поверхность стены.
Он был слаб, он был безоружен, и он был один, но и Такеши, и солдаты знали, что он не сдастся, и потому они сразу вытащили из-за поясов гибкие бамбуковые палки. Первые два удара по ребрам болью ослепили Минамото, перебили дыхание, и он рухнул на колени, в беззвучном крике открыл рот, пытаясь глотнуть воздуха.
Три пары рук пригвоздили его к земляному полу. Держали крепко — не пошевелиться, не вырваться.
Такеши смог лишь вскинуть голову, чтобы увидеть, как Нобу Тайра обнажает катану.
— Не все части твоего тела столь же ценны, как ты, — сказал он.
Минамото дернулся, когда солдаты содрали остатки кимоно с его левой руки и прижали ее к земле. Он напрягся всем телом — так, что налились кровью глаза, но не смог сдвинуться ни на сун*.
Такеши взглянул на Нобу из-под упавших на лоб волос. Он видел, как Тайра занес катану, изготавливаясь для удара, как направил лезвие вниз. Он слышал свист воздуха, рассеченного мечом, слышал шелест кимоно Тайра.
Он видел и слышал, но все равно не был готов, когда катана отсекла кисть его левой руки. Такеши взвыл, не в силах сдержаться, и неосознанно дернул руку на себя, но ему не позволили. Солдаты крепко держали его, накладывая тугой жгут на запястье и заливая края раны крепкой настойкой.
Сквозь тупую пелену боли до него откуда-то издалека донесся голос Тайра:
— Может быть, это послужит для твоего отца напоминанием.
У Богов, в которых Такеши никогда не верил, было милосердие и для него. Он почти сразу потерял сознание, провалившись в бездонную пропасть. Он уже не чувствовал, как с него сняли жгут, как наложили на рану мазь, как крепко забинтовали чистыми тряпицами. И хотя в его забытьи почти не было боли, оно не принесло ему облегчения. Такеши остро ощущал нехватку, отсутствие чего-то — в бессознательном состоянии он толком не мог понять, что именно ему не достает, но тупая, ноющая тоска не позволяла ни забыться, ни отвлечься.