- Для начала. Но мне кажется, что этого мало, наши тягачи уже пора списывать, да и пароход неновый, а нам так нужны средства для транспортировки муки и зерна. Сейчас в Самаре очень крупный хлебный базар… - Федор увлекся. Видя, с каким вниманием слушает его дед, он говорил и говорил.
- А ты понимаешь, какие проценты с нас взыщет банк? - Григорий взирал на Федора с удивлением, он и не заметил, как его сын с возрастом стал похож на Алексея. Та же коренастая фигура, серые глаза, морщинка меж густых бровей, и та же горячность, преданность делу, уверенность в собственной правоте.
- Нам все равно придется брать ссуду. Надо оборудовать пристани. N-ской и той, что в Балаково, мало, есть еще Самара, Саратов, Симбирск. И лавки надо открывать вне N-ска и губернии. Я подсчитал, что те, которые мы имеем сейчас, приносят три тысячи чистой прибыли, а если…
- Достаточно. - Отец встал, ему было не по себе от того, что подросток вздумал его учить. - Когда ты будешь главой фирмы, делай что хочешь, а пока я распоряжаюсь…
- А ну, сынок, выйди, - скомандовал дед.
Федор постоял немного, переводя взгляд от отца к деду, и заметил, как они непохожи. Высокий, стройный, мягколицый Григорий, в русой бороде которого прятался безвольный рот, был прямой противоположностью Алексея. Дед, даже немощный, производил впечатление сильного, непоколебимого, властного человека. Он никогда не кричал, не бранился, ор и ругань считал признаком слабости и неуверенности, единственное, что он иногда себе позволял, так это повысить голос и шарахнуть кулаком по столу, но даже и без этого старик всегда добивался того, чего хотел. В Григории же была какая-то слабина, и Федор только сейчас ее ощутил.
Он вышел, прикрыл дверь, но не удалился, а встал у замочной скважины и прислушался.
- Даже малец понимает, как надо дела вести. А ты, фитюлька, раньше, вместо того чтобы учиться, все по теантрам кондылял, в нумера заваливался с девками.
- Отец! - возмущенно вскричал Григорий.
- Что «отец»? А то не знаю. У меня сердце обливалось кровью, когда ты, вместо того чтобы опыту набираться, дрых. Вот и проспал урок-то. А теперича покомандовать решил, сынку глотку затыкаешь, хоть малец и дело говорит, поучился бы.
- Зачем ты доверил мне предприятия, если ты считаешь меня фитюлькой?
- А кому еще? Людям, что ль, чужим? Федька-то не скоро еще подрастет. А вот када двадцать один ему стукнет, тада…
- Я не понял… - Голос Григория упал. - Ты завещал все моему сыну?
- Вот именно. И фабрики, и пароходы, и лесные угодья. Все Федор унаследует, када достигнет зрелости.
- А мы, твои дети?
- Вам тоже достанется. Деньжонок вам оставил достаточно, чай, хватит и тебе, и дурню Ивашке, и Ленке. А фабрик вы у меня не получите, а то развеете по ветру все достояние мое. Один Федор надежда моя, дык не доживу, поди, када он на ноги встанет. - Старик прокашлялся, потом грозно продолжил: - И вот что, малец дело сказал. Двух пароходов мало, три покупай, и пристань хоть в Самаре нужна.
- Я же…
- Григорий Лексеич, не перечь Христа ради. Перед сыном можешь корчиться, а передо мной не нать. Вставлять палки в колеса моему делу не позволю, так что подчиняйся, будь добреньким, глядишь, не забуду тебя в завещании, а то смотри, без штанов останешьси.
Федор услышал тяжкий вздох, потом быстрые шаги. Он едва успел спрятаться за занавеской, когда отец вылетел из комнаты. Все стихло. Федя вышел из укрытия и перевел дух.
Значит, все фабрики будут его! И он станет полновластным хозяином трех мельниц. Вот уж развернется, когда время придет. Тут мысль оборвалась. А придет оно, судя по всему, не скоро. Еще семь лет ждать! Это ж целая жизнь. Но Федор отогнал мрачные мысли, главное, не отчаиваться.
Он начнет работать прямо завтра. А учебу бросит, хватит - поучились. И в Балаково поедет по весне сам, как только вода спадет. Больше он бате доверять свое добро не будет. Как-никак, хозяином всего станет он - Федор Егоров.
…Отец старика послушал. К весне фирма «Егоровъ» располагала тремя новыми пароходами. И на одном из них Федор отправился в Балаково, где удивил всех своей прытью и выдержкой. Когда учебный год подошел к концу (отец уговорил сына закончить семестр), парень погрузился в работу с головой.
Его коренастую фигуру видели то на пристани, то в конторе, то в фабричных цехах, серьезное гладкое мальчишечье лицо знали все п-ские купцы, чиновники, банкиры. Завсегдатаи биржи считали своим и долго вспоминали, как он проучил одного ловкого торговца, решившего перебить цены на зерно. В итоге, после того как на каждое его занижение Егоров отвечал еще большим, торговец вышел из соревнования с огромными потерями и больше на бирже не появлялся.
Летом деда, уже совсем дряхлого, перевезли в имение. Там, на лоне природы, старик немного окреп, но совсем ушел в себя. Мысли о деле теперь не одолевали его: видя, как справляется внук, дед приготовился доживать свой век в тишине и покое.
А осенью произошло событие, которого Федор не ожидал. Егоров Григорий Алексеевич объявил сыну, что намерен жениться.
Глава 6
Федор, нахохлившись, сидел на диване в холле и пристально смотрел на дверь. Он знал, что сейчас на пороге их дома появится незнакомая женщина, которую отец намеревался привести сегодня для знакомства.
Федор сделался еще более хмурым. Чего вдруг отцу взбрело в голову жениться? Так им жилось прекрасно без этих баб. Парень злился не потому, что считал поступок отца предательством по отношению к матери, ее-то он совсем забыл; он боялся, причем о страхе этом даже думать не хотелось, что эта женщина окажется такой же властной и злой, какой была Алевтина. Федор женщин опасался потому, что не мог разобраться в причинах их поведения, в их логике, в их слабостях. А как можно сосуществовать с кем-то, кого не понимаешь? Мужчины для него как открытая книга, с ними он знал, как себя вести, на какие кнопки жать, чтобы добиться подчинения. А женщины! Знавал он только двух: мать да бабку, первая умерла, не дав ему ее понять, вторая…
Впрочем, об Алевтине он даже не желал вспоминать.
Входная дверь отворилась. Отец, галантно придержав ее, дал пройти в дом двум женщинам. Одна, постарше, была, скорее всего, невестой, а вторая - ее дочерью. Отцова избранница имела очень привлекательную внешность: черные волнистые волосы, белая кожа с нежным румянцем, голубые глаза; одета женщина была изысканно и очень грациозно двигалась. На младшую Федор сначала не обратил внимания, слишком был занят ее матерью, но когда перевел взгляд… О! Никогда он не встречал столь прелестных девушек. Ей было лет шестнадцать-семнадцать, стройненькая, свежая, с овальным милым личиком, такими же, как у матери, голубыми глазами, но совсем светлыми волосами, серебристыми надломленными бровками и ямочкой на подбородке. Девушка нежно улыбнулась Феде и музыкальным голоском пропела:
- Меня зовут Лизой. А вас как?
- Федор я, - буркнул парень и смутился.
- Ваш папенька рассказывал, что вы уже работаете, а вот скажите…
- Лиззи, не накидывайся на юношу, - улыбнулась ее мать и подошла ближе. - Меня зовут Зинаида Павловна, Федор, мне очень приятно с вами познакомиться.
- Здрасте, - еще больше смутился Федор и замолчал. Если бы эти женщины оказались мегерами, он бы нашел, как себя с ними держать. Но эти дамы излучали такое обаяние и приязнь, что он оторопел.
В тот вечер он едва ли проронил пятнадцать слов. Все больше слушал щебетание Лизы и любовался ее нежным профилем, хрупкими руками и маленькой ножкой в атласной туфельке. Как же она была прекрасна!
…Отец и Зинаида поженились в ноябре, как только выпал первый снег. Сразу после свадьбы, скромной и милой, они отправились в Ялту подышать морским воздухом, Лиза, к великой Фединой грусти, поехала с ними. Сам он остался: кто-то же должен приглядывать за фабриками.
Весь месяц их отсутствия Федор не находил себе места, хотя в другое время только радовался бы тому, что отец не мешается под ногами.
И вот они вернулись. Лиза бросилась обниматься прямо на перроне, Федор смущался и млел. Когда они оказались дома и расселись за столом, отец деловито спросил, как дела на фабриках.
- Нормально. Вот новый рассев заказал у «Хагенмахера», - важно ответил Федор, ему очень хотелось произвести впечатление на Лизу.
- Ну-ну. - Григорий испугался, что сын начнет делиться своими планами и прожектами, а то еще учить его чему-нибудь, с него станется. - А вот Лизонька считает, что ты должен продолжить учебу.
- Да? - Федор растерянно посмотрел на девушку.
- Конечно. Ты же такой умненький-преумненький. Тебе не меньше чем министром стать надобно.
- Министром я не хочу. Я вот мечтаю… - И он осекся, испуганно посмотрел на Лизу.
- Расскажи! - Она распахнула глаза и подалась вперед.
- Я мечтаю построить мельницу. Огромную, такую, какой нет ни у кого. И чтоб у меня целая флотилия была, а по Волге в каждом городе пристани располагались, и чтоб фирма «Егоровъ» на всю Россию гремела.
- Здорово! - выдохнула Лиза.
Зинаида на эту страстную тираду только улыбнулась: она знала мальчишек и их наполеоновские мечты и не придавала им особого значения. А вот Григория она покоробила. Он сам решил сделать так, чтобы их фирма процветала, теперь он постарается для своей жены. Она должна им гордиться.
- А о чем мечтаешь ты? - Тем временем разговор продолжался.
- Я мечтаю встретить прекрасного юношу, влюбиться в него и выйти за него замуж. Вот. - Лиза очаровательно потупилась.
- А не рано? - В Федином сердце вдруг больно закололо.
- Ой, да мне уже шестнадцать. Мне твой папенька обещал, что на нынешнем балу дебютанток я буду присутствовать. А там кавалеров полным-полно.
Федор не мог больше слушать ее щебетание. Он был обижен и зол. Почему?
С той поры спокойствию в их доме пришел конец. Зинаида Павловна решила приукрасить их мрачный особняк, Лиза жаждала устроить бал, отец, ошалевший от счастья, прыгал вокруг них, как несмышленый щенок, ласкался и повизгивал. Григорий был счастлив! Он и не ожидал в сорок лет встретить такую удивительную женщину. Зинаида была вдовой, прожившей без мужа десять лет и сохранившей, несмотря на невзгоды, женственность, наивность юности. И Григ